Аид и Персефона

Аид не мог оторвать взгляда своих черных, глубоко запавших глаз от смертоносных легионов, которые выстроились перед его мрачным дворцом, возведенным из костей и железа. Владыка мертвых был в предвкушении. Ему наконец-то представился шанс взять власть над Грецией в свои руки! Слишком долго он довольствовался Царством мертвых — ему осточертели темные воды Стикса, непроглядные бездны Тартара и неприкаянные тени умерших. А ведь когда-то править этим пропащим местом было для него честью — каким глупцом он тогда был! Подданные, жаждавшие сеять хаос и разрушение, с восторгом встретили его честолюбивые замыслы. Граи, Процея, Харон, Цербер — всем, вплоть до матриархов мелиной и патриархов махов, хотелось возвыситься от презренных чудовищ до хозяев Греции. Воспротивились только судьи загробного мира — Минос, Радамант и Эак, ныне запертые в Башне Суда. Стоило признать — смертные не зря почитают их за образец благочестия и справедливости. В прежние времена Аиду и в голову бы не пришло чем-то их обидеть, но обстоятельства изменились. Владыка мертвых предпочел бы, чтобы судьи остались верны ему, а не своим принципам. К сожалению, они не разделяли его мнения о том, что правосудие может подождать до поры-до времени, пока Аид с супругой не взойдут на Олимп, чтобы установить новый мировой порядок. Порядок, который будет во сто крат лучше бардака, некогда устроенного безответственным Зевсом. Мертвенно-бледное, испещренное морщинами лицо Аида посерело от гнева, а на лоб спали тонкие пряди седых волос. Когда после титаномахии они с братьями поделили между собой Грецию, он и представить не мог, до чего бестолковым окажется Зевс. Этому взбалмошному мерзавцу с его бесчисленными отпрысками всюду строились храмы — при том, что самому Громовержцу всегда было плевать на людские невзгоды! В то же время имя бога, по милости которого существуют посмертие, ад и рай, люди даже не произносили вслух. Это кощунство должно быть наказано! Владыка мертвых все продумал до мелочей, устранил все препятствия, заключил все возможные союзы… Остается лишь одно. Заручиться поддержкой Персефоны. Она, царица Подземного мира, прозванная Дыханием весны, была слишком хороша, чтобы и дальше влачить свое безотрадное существование на пропитанных тленом равнинах Загробья. Прежде Аид не мог ей дать ничего другого — однако теперь вся Греция будет лежать у ног богини. Он и мысли не допускал, что Персефона откажется — в конце концов, она так тосковала по солнцу, чей свет никогда не проникал в Подземный мир! Олимпийцы, опустив руки перед своеволием смертных, ушли — и Деметра вместе с остальными. А значит, в то время как Аид займет трон своего брата, Персефона станет править вместо своей матери — и тогда они обретут могущество, которое и не снилось Титанам! Кто станет отрицать, что для Владыки и Владычицы мертвых все сложилось как нельзя лучше?! Кто посмеет возразить, что Жизнь и Смерть неразлучны?! — Ты превратишь пустоши в плодородные нивы, — тем же вечером шептал Аид супруге, и его хриплый голос дрожал от возбуждения, — наполнишь иссохшие русла весенними ручьями, повсюду разобьешь цветущие сады, вырастишь густые леса и… — И все это для твоего услаждения, — оборвала Персефона, отворачиваясь от мужа. Ее зеленые глаза наполнила печаль. — Урожаем с моих нив и влагой моих ручьев ты накормишь и напоишь своих прихвостней, ароматом моих садов одурманишь расплодившихся чудовищ, а на месте моих лесов возведешь свои храмы, куда сгонишь смертных, обращенных тобой в рабство. — И что с того?! — вспылил Аид, возмущенный ее неблагодарностью. — Будто у Зевса не было прихвостней! Будто он не плодил чудовищ! Будто он не любил раболепия! — Но он ушел, — возразила Персефона. — Потому что понял, что не может требовать поклонения от тех, чьей силе и отваге сам должен поклоняться. — Ты… ты считаешь смертных достойнее богов?! — рявкнул Аид. — Или ты забыла, сколько этой дряни гниет в Тартаре и как мало людей отправляется в Элизиум?! — О чем я не забыла, — гордо вскинув голову, ответила Персефона, — так это о том, что испокон веков преданные тебе Судьи каждому воздавали по заслугам! Одних ждала мучительная кара, других — щедрая награда! Правосудие было непоколебимо. Но то, что ты собираешься сделать теперь, сулит страдания всем — независимо от их проступков и добродетелей! Аида ослепляла ярость, но он был вынужден держать себя в руках. Все-таки он говорил с равной себе богиней. Единственной богиней, которая, покорившись злому року, делила с ним и трон, и ложе. — Я не намерен превращать всю Грецию в Тартар, — сквозь зубы процедил Владыка мертвых. — Нам хватает и одного царства трупов, так что в мои планы не входит истребление людей! Пусть живут, как жили — лишь бы почитали… — Они скорее умрут, чем признают над собой власть спесивого тирана! — воскликнула Персефона, сжимая изящные руки в кулаки. — И ты знаешь это — иначе не стал бы якшаться с нежитью и демонами, которые по твоему приказу отправили на тот свет уже тысячи смертных! — Я избавлюсь от них, как только добьюсь поставленной цели, — отмахнулся Аид. — Уверяю тебя — ни один лич, ни одна эмпуса не попадется тебе на глаза, когда мы укрепим свою власть. — Ты лжешь — лжешь самому себе! — закричала Персефона. — О супруг мой! Что стало с моим супругом?! Богиня спрятала прекрасное лицо в ладонях и горько заплакала, оседая на холодные плиты царских покоев. — Не было никого вернее тебя! — причитала она сквозь слезы. — Не было никого справедливее! Зевс славился своей неутолимой похотью, Посейдон — тяжелым нравом, Арес прожигал дни в бессмысленных сражениях, а Дионис — в бесконечных пиршествах, но ты — ты безропотно исполнял свой долг! Не думая о распутных женщинах, пьянящем вине или победных лаврах! И за это… — Персефона вцепилась в свои черные кудри так, будто хотела вырвать их. Цветы, вплетенные в ее волосы, увяли. — За это я любила тебя! Что с тобой стало?! Ты безумен, безумен! Сердце Владыки мертвых не было склонно к жалости. С тех пор, как ему присудили Подземный мир, чувства Аида сильно притупились. Но плачущая супруга была слишком трогательна, чтобы оставаться равнодушным. — Персефона, — окликнул Аид богиню, стараясь, чтобы его голос звучал мягче. — Я хочу завладеть Грецией не для себя, а для нас. — Он подумал над тем, какие подобрать слова, и продолжил: — Олимп опустел, а для тебя нет роли более подходящей, чем роль верховной богини. Ты будешь согревать мир смертных своей любовью с его неприступных вершин… — Я давно смирилась с той ролью, которую отвел мне ты, когда выкрал меня из родного дома и увез в могильный холод своего царства, — прошептала богиня, опустошенная отчаянием. — И другой роли мне не нужно. Не той ценой, которую ты готов заплатить. Тифон тоже хотел всевластия — и был свергнут. Точно так же безымянный герой свергнет и тебя… — Замолчи! — взревел Аид, взбешенный одним упоминанием о человеке из плоти и крови, победившем Титана. Он навис над женой и с нескрываемой угрозой в голосе произнес: — Предупреждаю тебя в последний раз, Персефона: либо ты со мной, либо против меня! Она подняла на него блестящие от слез глаза и покачала головой: — Я не стану потворствовать твоему тщеславию. Я никогда не приму твою сторону. Я не буду тебе помогать! Богиня поднялась, выпрямилась, оправила на себе белое одеяние и с достоинством ответила: — Либо мы уйдем вслед за нашей семьей, либо я больше не твоя жена! Владыка мертвых изумленно выкатил глаза. Ну это уж слишком! — Что ж… — оскалил он зубы, словно химера, и схватил богиню за нежные плечи. — Я дам тебе время принять правильное решение! Вот увидишь — стоит мне одержать победу над непокорными, как ты присоединишься ко мне! И, не обращая внимания на ее отчаянные крики, он поволок Персефону прочь из дворца.

***

Персефона в который раз попробовала порвать сковавшие ее золотые цепи. В который раз безуспешно. Супруг обошелся тем, что заточил ее в самой дальней комнате дворца, подальше от себя и своих военачальников. Его покои не отличались роскошью, но эта комната была уставлена очень богато. Будто золото цепей способно утолить жажду свободы… Аид мог бы казнить ее, отдав на растерзание Кроносу, запертому в Тартаре, но не стал. Персефона не знала, почему. Быть может, он все же любил ее? Или просто слишком к ней привык? Или боялся, что ее казнь ослабит его влияние в Царстве мертвых? Вряд ли она когда-нибудь узнает ответы на эти вопросы. Она вспомнила свои первые годы, проведенные в Подземном мире. Тогда ей все казалось сущим адом: вечная мгла, тяжелая тишина, пронизывающая до костей стужа и уродство здешних обитателей. Но больше всего ее пугал собственный муж — седой старик, облаченный в черные траурные одеяния. Безучастный наблюдатель, олицетворявший неминуемую смерть всего живого. Молчаливый, строгий, хмурый… скупой на ласку и не знающий любви. Однако он не был с нею груб и всегда прислушивался к ее просьбам. Сделал полноправной владычицей своего царства, позволил создать Элизиум и относился к ней с таким уважением, которого очень недостает некоторым мужьям… И со временем Персефона стала считать себя куда счастливей Геры. Она перестала бояться мужа — наоборот, каждый день она просыпалась с ощущением, что ей ничего не страшно. Уж он-то позаботится, чтобы все шло своим чередом. Персефона вздохнула. Выходило так, что все эти годы ее безукоризненный супруг ждал подходящего момента, чтобы сбросить с себя опостылевшее ему бремя долга и прибрать к рукам все, чем владели его братья. Богине была противна мысль о том, что Аид может быть столь вероломен… Она может только надеяться на лучшее. Придет безымянный герой, Погибель Титанов. Он спасет ее, победит ее мужа и навеки войдет в историю как Погибель Богов. Воля Аида будет сломлена, его помутившийся рассудок прояснится, и они наконец-то воссоединятся с олимпийцами, навсегда позабыв о смертных. Владыка мертвых уйдет на заслуженный покой, и у него появится достаточно времени, чтобы научиться любить… Да. Так оно и будет. А пока она может только надеяться на лучшее.