☆☆☆
Школьная дискотека в честь нового года в самом разгаре, а у Чонина отвратительное настроение. Он сидит в актовом зале школы и смотрит на происходящее вокруг. Яркие гирлянды, развешанные по стенам, переливаются разными цветами, лучи от небольших прожекторов скользят по импровизированному танцполу. Кто-то прыгает под очередной трек, кто-то скромно переминается на месте, высматривая в толпе объект своей симпатии, кто-то сбегает в туалет выпить какой-то магией пронесеный алкоголь. Чонин наблюдает. Треки сменяют один другим, вызывая восторженные вопли веселящейся массы, которые звенят в ушах. Но когда однообразные биты меняются на мелодичные медленные ритмы, становится ещё хуже. Медляки ужасны. Чонин сидит и смотрит, как его друг кружит в обнимку с очередной, с виду не особо трезвой, девочкой с параллели. Пьян ли сам Сынмин, понять сложно, но в этот вечер он определённо вне своего спокойного холодного образа скучной тихони, что зацепилась за парнем. Ян скользит взглядом по остальным парочкам и объясняет свое настроение тем, что трезвый. Неожиданно кто-то подсаживается рядом, явно привлекая внимание касанием к плечу. Одноклассница, густо краснея, зовёт на танец. Чонин выдавливает из себя улыбку и вежливо отказывается, желая поскорее избавится от девушки. К концу танца Чонин ощущает болезненный укол совершенно непонятной злости. Он видит, как девушка, которая танцевала с Сынмином, сокращает дистанцию и пытается поцеловать парня. Ким уворачивается, жестами извиняясь, и отходит. Первый раз за вечер их с Чонином взгляды встречаются. Младший почему-то на мгновение забывает, как дышать. Ещё полчаса проходят в смешанных чувствах. Чонин вообще не понимает, зачем сегодня пришёл на этот вечер, и когда объявляют последний танец, парень хочет ускользнуть раньше. Он с Сынмином как обычно должны идти вместе и чтобы не было толпы, младший хочет взять куртки раньше. Неожиданно его хватают за запястье. — Станцуй со мной? — раздаётся за спиной, и Чонину кажется, что это единственное, что он слышит. Остальные звуки просто исчезают из внешнего мира. — Ты пьян? — переборов наваждение, Чонин решает свести все в шутку. — Я староста, мне нельзя, — Сынмин продолжает цепляться за запястье друга, словно за спасательный круг. — Тогда почему? — Чонин сглатывает, ощущая, как к горлу подступает волнение. — Ты весь вечер сидел, разве это не скучно? Не станцуешь с другом детства? Чонин не знает, зачем пришёл в этот вечер, зачем просидел тут несколько часов, выжигая взглядом дыры в одном конкретном человеке. Чонин не знает, зачем сейчас позволяет этому человеку увести себя за руку к другим танцующим. Парни прижимаются друг к другу плотнее, чем следует и медленно кружатся, преступая с ноги на ногу. — Нас будут дразнить, — Чонин хватается за последний аргумент, когда ладони Сынмина ложатся на талию. — Всем плевать. Покажи мне тут хоть одного трезвого. Даже учителя, — хихикает в ответ старший, обнимая сильнее. Сердце Чонина готово вырваться из груди прямо сейчас и сбежать как можно дальше от всего этого. Чонин сжимает ладони, что лежат на плечах Сынмина, и чуть не застывает посреди танца, когда решается посмотреть в глаза друга. Во взгляде напротив отражаются гирлянды, сияя цветными огоньками. Сынмин так близко. Чонин не выдерживает этого и лишь молча прижимается, роняя лоб на плечо старшему и молится, чтобы тот не заметил, как отчего-то заходится сердце бешеным ритмом. Домой они идут вместе, но почти молчат, изредка обмениваясь короткими фразами про прошедший вечер, плавно обходя стороной произошедшее. У дома Чонина они останавливаются. Непонятное неловкое напряжение ощущается в морозном воздухе. Первым говорит Сынмин. — Я уеду на каникулы с родителями. Уже завтра, — голос звучит неуверенно, будто его обладатель не решается сказать ещё что-то. — Хороших каникул, Мин, — Чонин старается улыбнуться. — А. Ещё... — Сынмин роется в кармане, в поисках чего-то и протягивает руку к Чонину, открывая ладонь, — увидел её и подумал, что тебя напоминает. Чонин приоткрывает рот, не находясь, что сказать, и разглядывает в ладони Сынмина цепочку с подвеской в виде головы лисы. Серебро поблескивает в свете фонаря, и Чонин бережно берет подарок. В груди разливается теплое чувство, отрываясь жаром на щеках. — Красиво, — едва слышно шепчет Чонин, но это достигает слуха Сынмина, вызывая улыбку на губах старшего. — Ой, погоди я сбегаю за подарком тебе. Он лежит дома. — Забей, — отмахивается Ким, — Приеду, отдашь. Мне домой пора. Увидимся, Чмонь, с наступающим. — Увидимся, — выдыхает Чонин, когда оказывается в крепких объятиях. Младший возвращается домой, погруженный в мысли, отчего пропускает расспросы бабушки мимо ушей. Слух цеплчется лишь за один вопрос: — Чего такой рассеянный? Влюбился что-ли? — Влюбился? — Чонин переспрашивает, словно осознавая смысл слова. Бабушка понимающе посмеивается.☆☆☆
В новогоднюю ночь под бой курантов Чонин пишет на бумажке короткое наивное «взаимной любви», поджигает её и бросает в шампанское. Это его маленькое наивное желание с той ночи, когда слова бабушки подтолкнули его к часам размышлений. Тогда Чонин уснул к рассвету, приняв для себя мысль, что он влюблён в лучшего друга. Дни каникул бегут быстрее, чем школьники на короткой перемене к курилке. Но Чонин даже отчасти рад. Он всегда проводил каникулы с Сынмином, расшибая носы и колени на ближайшем катке или выстраивая снежные форты, после чего шокируя бабушку количеством нанесенного из ботинок снега. Эти каникулы Чонин проводит, разучивая несложные песни на его запылившейся гитаре. Иногда он подолгу рассматривает подарок Сынмина, улыбаясь чувствам, которым теперь точно знает название. В Рождество Чонин остаётся дома один. Бабушка уходит на рождественскую службу в церковь до самого утра. Чонину скучно. Сбитый режим сна никак не вписывается в нормальную колею и всё, что парню остаëтся, это лежать и листать ленту социальной сети. Взгляд цепляется за пост о гаданиях под Рождество. Чонин решает, что раз делать всё равно особо нечего, можно развлечься самым простеньким гаданием из списка. — Как хорошо, что меня никто не видит, — посмеивается себе под нос Чонин, зажигая во мраке комнаты свечку, что нашёл в одном из кухонных шкафчиков. Парень устремляет взгляд на пламя свечи и произносит «суженый-ряженый пройди мимо окна». Огонёк слегка подрагивает от дыхания, почти затухая. Неожиданный удар в окно нарушает тишину. Чонин подпрыгивает от испуга, роняя свечу из рук, та падает на ковёр, потухнув ещё в полёте. Ещё один удар. Чонин юркает за штору, стараясь незаметно разглядеть того, кто «атакует» его окно среди ночи. Сердце пропускает удар, когда Чонин узнает фигуру на улице. — Мин? Что ты тут делаешь? — Ян открывает окно и вопросительно смотрит на неожиданного гостя. — Я приехал. Родители свалили в церковь, а мне скучно, телефон сел, пришлось вот так вот, — Сынмин подкидывает в своей руке комок снега, который видимо хотел запустить в окно. — Почему просто в дверь не позвонил? — Чонин слегка подрагивает, ощущая как холод из открытого окна пробирается по коже. — Так не интересно, ладно, щас поднимусь, — старший выбрасывает снег, отряхивая руки, и заходит в подъезд. Чонин щелкает замком на входной двери и возвращается в комнату, спешно пытаясь прибрать хаос из носков футболок, что все каникулы кочевали с дивана на стул и обратно. Сынмин заходит и смеётся, видя взъерошенного младшего, пихающего груду футболок на полку шкафа. Взгляд старшего падает на свечку, что до сих пор на полу. — Вижу следы спиритических сеансов, — подшучивает Сынмин, наблюдая как Чонин краснеет, отводя взгляд. — Да ладно тебе. Чего нагадал, сотку за экзамены? — Порчу на физичку наводил. — Вряд ли эту жабу что-то возьмёт, — вздыхает Сынмин и замечает гитару возле кровати младшего. — О, ты играл? Покажешь? — Да я так, баловался, это не интересно, — мнется Чонин, чувствуя, как жар подступает к щекам. — Да ладно, Чмонь, давай, сыграй мне, маленький лис, — Сынмин берет инструмент за гриф и протягивает другу. Чонин сомневается ещё несколько мгновений. Играть для Сынмина ощущается как-то интимно после осознания, что друг в его сердце занимает весьма важное место. Младший усаживается на кровать и ставит пальцы на лад, зажимая струны. Музыка льется из-под пальцев, что подрагивают от волнения. В один момент Чонин чувствует, что просто игры ему недостаточно.Первая любовь, снег на проводах.
В небе одинокая звезда.
— Ты стал петь намного лучше. Чонин краснеет, прячась за гитарой, и старается восстановить дыхание. Петь песню о любви перед своим возлюбленным — волнительно. — Ну песню ты конечно откапал. В воздухе аж пылью с нафталином запахло, — хихикает Сынмин, поднимая, наконец, с пола свечку. — Зато красивая, — показательно дует губы Чонин, скрывая за ужимками свое бешеное волнение. — А пойдём посмотрим звезды? Небо сегодня чистое, — неожиданно выдает Сынмин, и младший готов поклясться, что видит смущение в его взгляде. — Одевайся теплее, только. Жопу отморозишь. — Сговорился с бабушкой? Эти штаны меня убивают, — хнычет Чонин, но впихивает ноги в свой балониевый кошмар. — Никто не увидит тебя, — смеётся Сынмин, натягивая шапку на уши. Ночь морозная. Парни медленно шагают по улицам, снег скрипит под ними, а мороз начинает пощипывать открытые участки кожи. Сынмин рассказывает про поездку, а Чонин смеётся, исподтишка любуясь профилем друга. Спустя полчаса они выбираются за черту города. Тёплая одежда защищает от мороза, но красные щеки и носы словно готовы отвалиться от каждого дуновения ветерка. Парни выходят в заснеженное поле. Бесконечный белый простор и покой. Яркая луна голубым сиянием озаряет всё, отражаясь от снега, который завораживающе искрится, словно россыпь мелких блёсток. Чонин любуется, глядя на переливы лунного света, скользящего по нетронутым сугробам и пропускает нападение. Сынмин обхватвает его руками, стараясь повалить в сугроб. После небольшой потасовки, счастливо смеясь, Чонин победно восседает на Сынмине, что бултыхается в снегу как неуклюжий щеночек. — Смотри, Чмонь, тут так много звёзд, — улыбается Сынмин, поднимая палец к небу. Младший сползает с него и плюхается в соседний сугроб. — Да, теперь я понимаю, зачем мы так долго тащились. Без светового загрязнения от города звезды видно как на ладони. Уютная безмятежность окутывает парней, и они молча, рассматривая светящиеся небесные тела за многие световые года от них. — Чмонь, — нарушает тишину Сынмин. Его голос будто бы подрагивает, но виной всему может быть холод. — А? — Чонин рассматривает звёздное небо, не в силах смотреть в сторону Сынмина. Чувства, что он обдумывал и переживал на каникулах, вблизи их объекта бушуют, грозясь вырваться наружу. Чонин этого допустить не может, сохранить дружбу важнее. — Так на что ты гадал сегодня? Чонин удивлён, почему эта тема так засела в голове старшего. Ян поворачивает голову и встречает взгляд, в котором словно сошлись все звëзды с неба. — Да, пустяки, это же смешно, — хмыкает Чонин, игнорируя бешеный стук сердца. — Ты прав, — тишина, повисает в воздухе чувством недосказанности. Сынмин слегка дрожащим голосом запевает строчки, что пел Чонин раннее. — Ты же говорил, что эта песня для стариков. — Тогда тебе надо встать со снега. Старческий геморрой отморозишь, это же ты мне песню показал, — Сынмин смеётся, за что получает пинок по ноге, насколько Чонин дотянулся. Снова повисает тишина, давящая на грудь странным предвкушением. — Мин. Тебя что-то волнует? Ты подозрительно тихий. Сынмин не может отрицать. Они слишком давно дружат, слишком хорошо друг друга знают, но и слов пока не находит. — Бабушка расказывала, что если ночью на рождество загадать желание, оно сбудется, — Чонин не отрывая взгляда от звёздного неба находит руку Сынмина, он чувствует необходимость в этом действии. В детстве они часто держались за руку в момент переживаний. — Попробуй загадай, вдруг это исполнится. — Даже если это касается другого человека? Не слишком эгоистично? Чонин безмолвно открывает рот, пытаясь найти слова. Клуб пара вырывается, растворяясь в воздухе. Сердце неприятно колет. Чувства, которые он взрастил в себе скапливаются у горла давящим комом. — Всегда можно рискнуть, — тихо отвечает, неосознанно сильнее сжимая руку. — Хорошо. Тогда. Желаю, — Сынмин делает паузу. Чонин почти не дышит, боясь услышать, как старший загадывает о ком-то. — Желаю, чтобы один дорогой мне человек принял меня и мои чувства. И даже если он не ответит, то хотя бы не разрушил дружбу, без него я не представляю свою жизнь, — голос Сынмина дрожит всё сильнее, — Чмонь, прости. Я больше не могу сдерживать эти чувства. Я люблю тебя. Ты можешь убежать, можешь накричать, можешь даже побить. Только, пожалуйста, не разрушай нашу дружбу, я переживу отказ, но не переживу без тебя. Голос Сынмина срывается, и Чонин почти слышит в нем отчаяние. По щекам младшего текут горячие слезы, но солёные дорожки быстро высыхают на морозе, оставляя чувство стянутости на щеках. Чонина переполняют чувства. Тот, любовь к кому он так долго не мог распознать, любит его уже давно. Чонин старается не выдать своих слез, но предательски громко шмыгает носом. — Эй, ты плачешь? Я настолько тебя расстроил? Прости. Я ужасен, да? — Н-нет. Я... — Чонин пытается найти слова, подходящие под бурю внутри него, но нужные фразы предательски утекают из мыслей, как вода сквозь пальцы. — Ты спрашивал. На что я гадал сегодня, — младший сжимает крепче руку Сынмина. — Я случайно наткнулся на это. Кто первый мимо окна пройдёт, тот и судьба. Чонин замолкает, чувствуя себя глупо. Он действительно всерьёз рассказывает о гадании? — А потом я бросил снежок в окно? — Да, — коротко отвечает Чонин, всё ещё пытаясь осознать признание Сынмина. — Всё равно же это всё выдумки, — хмыкает старший. — Пожалуй. — Ты расстроен? Ну, что это я пришёл, — Сынмин нервозно сжимает пальцы Чонина, словно цепляясь за этот контакт. — На самом деле, — Чонин решает, что скрывать его чувства смысла нет, особенно когда голос Сынмина звучит так отчаянно. — Мне надо сказать ещё кое-что. В тот вечер, когда ты танцевал со мной. Я подумал, что близок к смерти. Моё сердце почти выпрыгнуло из груди. Я все каникулы думал об этом, Мин. Сбоку слышится резкий шорох и через мгновение Чонин видит напротив глаза, которые кажутся красивее, чем самое звёздное небо. —То есть мне тогда не показалось? Ты действительно волновался? Чонин кладет руки в колючих варежках на щеки Сынмина. — Да — То есть ты, — Сынмин не может озвучить то, что слабо поддаётся его осознанию. — Я тоже люблю тебя, Мин, — выдаёт Чонин на одном дыхании и зажмуривается, не в силах вынести этого. Чужие губы прижимаются к его собственным. Это аккуратное, целомудреное касание почти неощутимо из-за замёрзших губ, но сердце заходится в бешеном ритме и кровь шумит в ушах. Сынмин отстраняется. Даже в свете луны видно, как пылают его щеки. — Ты замёрз? Пойдём домой? Не дожидаясь ответа, старший встает и подаёт руку. Чонин хватается за её и не спешит выпускать. Почти всю дорогу молчат, переживая каждый для себя их признание. Тишина больше не кажется неловкой. Дома тихо. Тепло. Парни снимают верхнюю одежду, с которой осыпается снег. Бабушка наверняка будет ворчать, что они тут воды развели, но это проблемы их будущих. Сейчас же приходит осознание, как парни замерзли. Мелкая дрожь пробивает обоих. — Нужно согреться, — Чонин утягивает старшего за руку в комнату, и они падают в кровать, сплетаясь руками и ногами. Чонин утыкается носом в грудь Сынмина, тот перебирает его волосы. — Чмонь. — М? — Чонин почти уснул, размареный усталостью и нежными касаниями. — Ну... ты не хочешь... ну... Встречаться со мной? Чонин хихикает, думая, как же Сынмин очарователен в смущении, но сам ощущает бурю эмоций в груди, от слов старшего. — Хочу. — Вау. Я думал, будет сложнее. — Считай это рождественским чудом, — тихонько хихикает Чонин и тянется за поцелуем.