Hells Bells

Чёрная «Импала» гнала по пустынной дороге со скоростью восемьдесят миль в час. Голые деревья проносились мимо глаз Сэма с такой быстротой, что корявые ветви приобретали ужасающие формы разносортных монстров — ламий, оборотней, вендиго и прочих. Хотел бы Сэм сказать, что это чудовища из его кошмаров, но то, что «нормальным» людям снится и кажется самым страшным ужасом их жизни, для братьев Винчестеров давно стало суровой реальностью. — Дин, помедленней. Голова идет кругом. Однако брат как будто не слышал. Он вперил свой взгляд в пустоту; казалось, он не замечает сам, куда едет, просто давит на газ, лишь бы убежать, убежать подальше и поскорее… Но только от чего? — Дин! Что, уши заложило?! Старший Винчестер, мгновенно очнувшись от своих мрачных мыслей, резко затормозил. Широко раскрыв глаза, он недоуменно глядел на младшего брата. Обернувшись по сторонам и убедившись, что вокруг ничего не происходит, Дин лишь состроил гримасу и возмущенно спросил: — Сэм, ты чего? — Это ты чего! Ты уже не слышишь, когда я с тобой разговариваю, постоянно о чем-то думаешь и не замечаешь ничего. Если тебя что-то грузит, ты можешь мне рассказать, это без вопросов, Дин. Тебе нужна поддержка — я же вижу по твоим растерянным глазам, так почему ты просто не раскроешься мне? — Ну очешуеть, — Дин ударил себя по лбу, — Сэм, ты опять начинаешь? — Я и не закончу, пока ты мне не выложишь всю правду! — закричал младший Винчестер, и шумно выдохнув, добавил: — Брат, я же помочь тебе хочу, пойми ты. Расскажи… Как там было, в аду? Дин смотрел на трещинки старого руля. Он пытался сосчитать их, чтобы думать о чем-то другом, успокоить сознание и не пуститься в разнос: если он устроит истерику, то несдобровать уже никому — ни ему, ни Сэму, ни единой душе вокруг, пусть на дороге и было пусто. Правой рукой мужчина прикоснулся к рулю. Холодный. Только когда он вспоминал, что с ним происходило совсем недавно и чему, казалось, не будет конца, Дин понимал всю прелесть холода. Свежесть прохлады обволакивала кожу, даря необъяснимое наслаждение. Парню хотелось, чтобы это ощущение покрыло все его тело. Нахождение на холоде теперь было для Винчестера как отдых. Резко дёрнувшись, Дин завел автомобиль и грубо бросил брату: - Я не хочу об этом говорить. Сэм закатил глаза и устало вздохнул, про себя подумав: «Как обычно». «Шевроле» тронулась дальше и покатилась в сторону близлежащего отеля. Уже сидя в комнате на кровати, свесив ноги на пол, Дин поддался размышлениям. Где-то совсем близко доносился шум воды — Сэм принимал душ. «Горячая, наверное…», — подумал парень и вздрогнул. Любого другого человека пробрала бы дрожь, если б его окатили ледяной водой, но только не Дина. Думы об адской жаре уже мысленно вызывали на его коже волдыри. Винчестер тряхнул головой и лег на бок. За окном жутко запевал ветер. Вой становился то глуше, то пронзительней, бился в щели, будто пытался забраться внутрь и возмущался от того, что попытки оборачивались неудачей. Эти звуки напоминали охотнику кое-что… «…Спасите!.. Помогите! Вытащите нас отсюда!..» Дин перевернулся и включил радио. Заиграл какой-то до боли знакомый гитарный мотив. I’m a cowboy, On a steel horse I ride, I’m wanted Dead or alive… «Bon Jovi? Ну и ладно, пусть играет. Лишь бы заглушить все эти звуки…» Парень прибавил громкость и попытался расслабиться. Где-то за окном пронесся короткий звонкий гул, как будто удар по медному колоколу. Дин вздрогнул — этот момент вызвал в его памяти одно небольшое событие, произошедшее в его жизни, когда ему было лет пятнадцать… Сэм сидел на скамейке напротив маленькой церкви и слушал перезвон колоколов. — Они всегда звонят, когда хотят созвать людей на службу, но не все приходят… Дин хмыкнул. — Брат, интересно, а в аду тоже есть свои колокола? — Сэм, ты спятил? Нет никакого ада. Значит, и колоколов там нет. «Как я был тогда уверен в своей правоте. Лучше бы я оказался прав», — охотник яростно скомкал ладонью простынь. Ему хотелось сжаться, собрать всю боль и сконцентрировать ее в одном месте, где-нибудь в горле, чтобы потом выплюнуть одним махом и избавиться навсегда. А еще ничего не помнить. Чтобы эти видения и звуковые галлюцинации исчезли. Дин услышал тяжелые шаги за спиной — Сэм уже вышел из душа и расправлял постель. Мельком глянув на старшего брата, тот молча выключил свет и забрался под одеяло. Радио пришлось выключить. В темноте, когда Сэм уже не видел, Дин обернулся к нему и старался разглядеть мощный силуэт своего родственника. Снова стал слышен крик ветра за окном. Как это все напрягает… «Ты хотел знать, есть ли в аду колокола? Да, они там есть. Огромные, черные, покрытые копотью и грязью. Их не так много, но их никто не чистит: во-первых, незачем, во-вторых, некому. Всем плевать. У всех другая забота — как бы сделать больно ближнему своему… Тяжелые цепи, созданные, видимо, из сверхпрочного металла, которого нет на Земле, окутали мои суставы — по одной на каждой ноге и руке. Все четыре тянулись в разные стороны, разрывая меня на неравные части. На Земле я бы сказал, что это боль адская, но тут были не к месту подобные эпитеты. Все вокруг — Преисподняя. И я в ней. Пытаюсь докричаться до кого-нибудь, но слышу только вопли таких же несчастных, как и я. Жуткие голоса ударяются о рыхлые стены и стремительно спускаются вниз к своим хозяевам, даря очередную порцию агонии, но уже не предсмертной, а вечной. В какой-то день тяга цепей прекратилась. На секунду я почувствовал облегчение, внутри загорелась надежда, что муки все же не бесконечны. Но не зря на вратах ада красовалась надпись: «Оставь надежду сюда входящий». В тот же миг сумасшедший поток пламени откуда-то снизу полоснул по моему телу. Я закричал, но тут же заткнулся, так как в рот проникал удушающий запах моей собственной горелой кожи. Внутри меня проявились позывы извергнуть содержимое, все жутко пульсировало и сжималось, тело выворачивало наизнанку, появилось желание скинуть с себя кожу. — Я помогу тебе, — словно прочитав мои отчаянные мысли, произнес скрипучий, неестественно низкий голос. Глянув над собой, я увидел демона. Не в человеческом обличье, а в своем истинном. Он буквально висел в воздухе и в искривленной обугленной конечности держал серп – яркий, наточенный, насквозь пропахший кровью. Сначала он разодрал мою футболку, а потом запустил инструмент мне в горло. Даже крикнуть не удалось — было нечем. Он провел им от шеи до самого низа моего живота, откинул серп в сторону и начал сдирать кожу. Медленно-медленно, наслаждаясь каждым миллиметром открывавшейся плоти. Я захлебывался в своей крови, пытался выплюнуть ее, но из-за горизонтального положения я делал только хуже. Хотя что еще хуже — неизвестно. Скормив мою кожу псам, демон подозвал напарника. Второй проклятый держал в руке щипцы — чистые, начищенные. Наверняка готовился к этому обряду, предвкушая удовольствие от моих мучений. Он встал у моих ног, неуловимо коснулся пальцев и приблизил орудие пытки. — О, нет, нет, — завизжал я в неописуемом ужасе от того, что он собрался делать, — только не это умоляю! О, Господи!.. Меня заткнули, сунув в рот горящий уголь. — Не смей, — зашипел демон, — не смей… Физиономия второго мучителя искривилась, и он яростно стал выдирать щипцами мои ногти, один за другим. Воспаленная плоть там, где была содрана кожа, судорожно подрагивала, когда к этой невыносимой боли прибавлялись конвульсии в пальцах. Самое страшное, что от этого не умираешь. Там, на Земле, я бы давно умер от болевого шока и не испытывал бы этих мук. Но здесь суть в том, что ты вечно извиваешься в таких мучениях, каких живым людям не познать вовек. И продолжаешь существовать. Я попытался мыслить немного в другом направлении: я — мертв, значит, муки переживает моя душа, я и есть моя душа. Это значит, что тела у меня нет, нет крови, плоти, кожи, и как следствие — боль наиграна. Я старался убедить себя в этом, таким образом уменьшить адские ощущения, но я забыл, что это не то измерение, где ты можешь сам себе помочь. Здесь все против тебя: твои мысли читаются, желания, загаданные в недобрый час, исполняются, призрачное становится существенным, бестелесная душа — тушей для проведения пыток. Ногти вырастали, мышцы покрывались кожей, но эти два подонка переигрывали все заново. Без конца. Пока не явился Аластар. Огромное чудовище без лика и очерченной формы обсматривало меня со всех сторон. Мне дико хотелось плюнуть ему в рожу, но сил не было. — Бедняга… — с наигранным сожалением произнес он. — Хочешь, помогу избавиться от этого? — Спасибо, один уже помог мне сбросить кожу, больше желаний не загадываю. — О, глупец, — покачал головой Аластар, — я предлагаю тебе встать на их место. Я взглянул на своих палачей. Те дружно захохотали диким, мерзким смехом. Их босс продолжил: — Ты будешь так же, как и они, карать провинившиеся души, возвращая им все то зло, которое они причиняли другим, в стократном размере. Я ужаснулся, только представив, как я, потомственный охотник, защищавший всех этих людей, пусть порой и мерзких, воздаю им кару за непокаяние. — Да иди ты в задницу! — крикнул я, стараясь все-таки задеть слюной его уродливое лицо. — Зря ты это сказал, — рассмеялся демон и, достав откуда-то огромный стальной меч, всунул мне туда, куда я его и послал. Я зажмурил глаза. Уж это ощущение мне точно было в новинку. Аластар и его приспешники захлебывались от смеха, надрывая свое нутро. — Я вернусь, — пообещал проклятый, воткнул меч мне в живот, раскурочивая внутренности, и исчез. Он и правда вернулся на следующий день. И на последующий… Он возвращался каждый день в течение нескольких лет. Я думал, за это время смогу привыкнуть или устать от боли, и просто не буду ее чувствовать. Но она только лишь надоедала, и не становилась легче. Один раз я послал Аластара к черту. Он пришел обратно с вилами, заливаясь хохотом, снял меня с крюков и, насадив на орудие, бросил в котел с кипящим маслом, говоря при этом: «У демонов другие способы пыток, нежели у мифических чертей. Но если ты так хочешь, то я с радостью исполняю твое желание». Чтоб он сдох… Здесь как в суде — любое слово обвиняемого может использоваться против него. Наконец я стал мысленно молить о прощении. Меня не покидала идея попасть в Чистилище, а оттуда – на свободу или в Рай. Если он был… Я никогда не верил в то, что описывала Библия. В отличие от Сэма, который верил всегда. Он молился за меня. Быть может, его молитвы помогут мне потом… Настал день, когда я понял — больше я не вынесу. Соблазн стать карателем вместо караемого был слишком велик. И я сдался. Аластар приблизил свое ухо ко мне, его пасть расплылась в неком подобии улыбки, и он услышал: «Принимай меня в штаб». Меня сняли с крюков, кинули в какую-то яму и дали шиповатую цепь. Я оглянулся вокруг себя. Рядом лежала обнаженной совсем молодая женщина, блондинка. Красивая, как моя мама. Я устыдился этого сравнения: «Мама — в Раю, ее красота и душа не могут быть запятнаны, она навсегда останется прекрасной, а это — проклятая грешница!» Я обвил ее тело цепью, стараясь, чтобы шипы впились поглубже в еще не изуродованную кожу, и затянул потуже, а за оставшийся свободным кусок витиеватого металла потянул ее по раскаленным углям, сам ступая по ним босыми ногами. О, как она кричала, как кричала… Я был словно обезумевший: носился из одного конца Преисподней в другой, мне все было мало, казалось, они недостаточно страдают, они недостойны находиться даже здесь, хотя что может быть ужасней этого измерения, где вся боль, страдания, отчаяние собраны в одном месте, где даже демоны задыхались от гари и копоти. Я отрывал им руки и ноги, скармливая псам, насаживал их на крюк, дробил молотком кости, выжигал глаза, задыхаясь от ненависти, когда видел, что раны снова заживают, и продолжал. Меня было не остановить. Аластар был горд. Однажды я попросил у него те самые вилы. Он захохотал, но выдал мне их. Да, я буду мифическим существом, будь они прокляты. Я, если хотите, стану легендой ада. Меня покинули все человеческие чувства — жалость, сострадание, милосердие, любовь. А самое главное — надежда. И она явилась оттуда, откуда мне бы и в голову не пришло. Каменный потолок измерения грешников дрогнул и обсыпался. Из щелей пробивался свет. Не обычный солнечный, а какой-то невероятный. Он сиял не самим светом, а чистотой и благодатью. От него веяло жизнью, мощью и созиданием. Каждый луч переливался сотней оттенков, и в то же время был прозрачен. Его едва ли можно было уловить. Он звал к себе, однако в моей голове прочно засела мысль, что мне несдобровать. Я попятился назад, но свет сам направился в мою сторону. Меня охватила дрожь. Последнее, что я видел, это искореженное лицо Аластара; и тут я понял – сама свобода приближалась ко мне. В то же мгновение меня накрыло теплом. Не жгучим, невыносимым жаром, который я испытывал все эти годы, а именно теплотой. Потом по телу прошлась резкая, острая боль, и я очнулся…» — …ин! Ди-и-ин! Охотник резко вскочил с кровати, но Сэм мгновенно повалил его назад мощными руками. Глаза младшего брата испуганно взирали на старшего. Полудлинные волосы, обрамлявшие лицо, слегка подрагивали, а губы были приоткрыты, будто парень хотел что-то сказать. Но он молчал. Тогда Дин, зажмурившись от солнечного света, бившего в окно, спросил: — Что, уже утро? — Да, и я не мог тебя разбудить. Все в порядке? — Вполне, — произнес старший Винчестер и направился в ванную. — Вруби радио. Дин подошел к умывальнику и посмотрел на свое помятое лицо в зеркале. В комнате из динамика раздались знакомые гитарные рифы. Hells bells, You got me ringing Hells bells, My temperature's high «AC/DC, — подумал Дин и улыбнулся, — это неплохое начало дня». Слушая любимую мелодию, охотник вспомнил тот самый вопрос. Брат, интересно, а в аду тоже есть свои колокола? «Да, есть. Но я не знаю, для чего они». Одевшись, Дин вышел из ванной комнаты. Его взгляд остановился на брате. Сэм сидел на кровати, глядя в окно, но там ничего не было, кроме парковки, на которой стояло два-три автомобиля. Винчестер вздохнул: — Сэм? Тот обернулся и посмотрел брату прямо в глаза. Секундное напряжение. Можно было почувствовать треск воздуха между ними. Взгляд Сэма был умоляющим: «Ну же, Дин, расскажи мне». Старший Винчестер подошел к тумбе, взял сумку и сказал: — Там просто адская жара, Сэмми. Не заморачивайся.