Музыка. Что это? Отголоски души, мыслей, неумолимо вырывающихся наружу, стараясь озарить сереющие дни сурка. Прохожие бегут по улицам, не замечая луж под ногами, а у каждого второго от ушей к карману свисает тоненький провод или торчат мигающие беспроводные наушники из-под тёмной шапки.
Всего семь нот, подвластные только музыкантам, могут изменить нашу жизнь до неузнаваемости. Музыка мотивирует, музыка проливает полночные слёзы в холодную подушку, музыка даёт импульс, после которого ты не можешь удержать и кончика пальца, даже он наровит стучать в такт по колену.
Ритм любимых песен обитает в сердцах, текст — в миллионах нейронов головного мозга, заставляя появиться новую вспышку воспоминания, упомянув лишь одно слово; фотографии и автографы родных исполнителей красуются на самом видном месте или наоборот спрятаны от чужих глаз в самом потаённом уголке комнаты.
Но где обитает сама музыка?
Стена, исписанная граффити, бликовала от света нескольких ламп, словно под солнцем. Надпись, одна на другой, каждая по-своему выделялась, дополняя полную картину современного искусства или же вандализма. Парочка неоновых красок светилась токсичным отливом объёма английских или русских букв и изображения мужского полового органа по центру. Одна из стоек для гитар ютилась в родной вмятине плинтуса. Музыкальный инструмент смирно дожидался своего хозяина. Яркие алые молнии на чёрном лакированном корпусе добавляли нотки атмосферы безумия. Струны были так натянуты, что казалось возможной мелодия, автором которой станет случайно подувший ветер. Только в этих стенах ветра не бывает. В хаотичном порядке кто-то совсем давно расставил пару стульев, что точно не раз передвинули. По затёртому, в некоторых местах порванному, линолеуму тут и там виднелись чёрные полосы от их ножек, а может и обуви. Были и объёмные линии — провода, протянутые по всему периметру комнаты для подключения нужной аппаратуры. В углу аккуратно валялось несколько папок. Одна из них уже трещала от количества напечатаных нотных станов и текстов песен. По центру комнаты стояла ударная установка, прямо перед ней ни чем не привлекающая внимание стойка с микрофоном. Громоздкие барабаны разного размера с натянутым, в центре потемневшим, пластиком, были собраны в единую картину. Каждая тарелка: райд, крэш и хай-хэт, занимала своё место на отдельной стойке. На бас-бочке лежала начатая бутылка кока-колы, жидкость в которой незаметно переливалась из стороны в сторону, а за всей громадой музыкальных инструментов стояла небольшая табуретка с мягкой седушкой да тканевая сумка валялась рядом. Стена позади ударной установки пестрила разнообразными постерами, а в них терялось не мало фотографий. Лица известных барабанщиков, прославившиеся в мире и своих кругах музыкальные группы. Всеми любимые «Кино», «Король и Шут», «ДДТ», «Егор Летов» и многие-многие другие исполнители, занявшие законные места в сердцах миллионов преданных слушателей. А в самом центре выделялись две яркие девушки с крашеными волосами, под лицами которых виднелась кислотно-розовая надпись — Кис-Кис. — Удивительно, что сегодня опаздывает не Сомусева, — засмеялась девушка с плаката позади, закидывая руки назад, и неощутимо ударилась костяшками о стену. — Праздник какой-то? — Можешь потанцевать на моей могиле, — Сомусева отозвалась недолгим зевком. — По мне, как танком проехало. Где их носит? — Позвонить не думала? — хихикнула барабанщица, игриво касаясь хай-хэта палочкой. Сомусева закатила глаза и распласталась по полу. Её телефон лежал где-то на дне рюкзака, который стоял у самой двери, а до неё было так далеко. На прохладном линолеуме июльская жара переносилась проще, да и слабость с ломотой тела после бессонной ночи притуплялась. Часы, проведённые в свете от экрана телефона, всё-таки решили сказаться. Она посмотрела в сторону барабанщицы, но угол обзора позволял увидеть не девушку, а только плакат над её головой. Сомусева узнала себя во второй даме на постере и невольно улыбнулась. Первая же хмыкнула собственным мыслям и принялась копаться в тканевой сумке. Зарядка, банковская карточка, наушники, косметичка, начатая фруктовая жвачка, парочка подушечек которой выпала; пачка сигарет с синей кнопкой, презервативы, недоеденный сладкий батончик, ещё одна бутылка газировки, да где же этот телефон? Лежащая на полу прикинула по звукам, чем занимается барабанщица, и снова приняла сидячее положение, подобрав под себя ноги: — Сама судьба отводит, не дозвонишься. Наши гитаристы провалились в бездне вселенной так же, как и твой телефон. — Кто ищет — тот всегда найдёт, — девушка подняла вверх предмет поисков, а после, встав из-за ударной установки, прошла мимо Сомусевой, аккуратно мотнув в её сторону ногой. — Раз тебе лень просто встать, позвоню я. Пройти мимо барабанщицы не удалось. Сомусева ухватилась за ногу девушки, тем самым остановив движение. Та приподняла уголки губ и принялась быстро клацать по телефону, стараясь, как можно скорее, набрать нужный номер. Ненужные в данный момент приложения так и наровили попасть под пальцы, поэтому барабанщица случайно зашла в парочку социальных сетей вместо списка контактов и нахмурила бровки, нервно смахнув открытые вкладки. Сомусева подвинулась ближе и провела ладонью вверх по голой ноге перед собой и, едва коснувшись тёмных потёртых шорт, направила кисть обратно, к колену. Девушка цепляла короткими ноготками нежную светлую кожу барабанщицы, заставляя ту немного отвлечься от телефона. Сомусева знала, что подобное прикосновение точно понравится деловой особе, не любящей опоздания. Она уже давно узнала её розовое каре, которое приходится часто подкрашивать, зато приятно пропускать через все пять пальцев, перебирая каждый спутавшийся волосок. Сомусева обожала утыкаться носом в крашеную макушку и на каждом вдохе наслаждаться запахом кондиционера или очередного шампуня, который был отправлен по бартеру для рекламы. Она уже давно узнала её яркие голубые глаза. Барабанщица распахивала веки каждый раз, когда видела Сомусеву, а она не могла оторвать от неё взгляда. Такая, с виду, холодная голубизна направляла мысли в зимнюю пору рисунков мороза на окнах, но именно она в миг могла растопить сердце девушки, отправляя обеих в далекое путешествие на воображаемый берег океана, где было так же жарко, как и рядом с барабанщицей. Она уже давно узнала её острый подбородок, насчёт которого поклонники их творчества устраивали не один спор под фотографиями барабанщицы в социальных сетях. Сомусева часто улыбалась и прочесывала розовые волосы, пока девушка читала комментарии и ощутимо давила подбородком в живот под головой от злости. «Алина, Алина, — приглушенно шептала она. — У меня не железный торс, а мягкая подушка, остановись». И Алина отбрасывала телефон куда-то подальше. Ложилась на Сомусеву и прислушивалась к тихо звучащей песне, доносящейся из наушников где-то выше, продавливая бока их хозяйки стертыми о барабанные палочки пальцами. Она уже давно узнала её пухлые, всегда украшенные липким блеском губы. Сомусева любила угадывать марку и ароматизатор использованной косметики после каждого поцелуя, который оставался в памяти ещё надолго, а небольшая часть блеска на губах на чуточку поменьше. Она уже давно узнала её веснушки, разбросаные по всему лицу. Алина старалась скрывать их под слоем тонального крема, но даже при таких условиях Сомусева могла найти каждую. Она уже давно узнала её татуировки, которые сейчас выглядывали из-под однотонной футболки. Все руки были усеяны разнообразными рисунками. Логотип их группы, цитаты из песен, дракон, мультяшный паренёк, смахивающий на одного из опаздывающих гитаристов; причудливый заяц с оленьими рогами, две маленькие пальмы и ветка какого-то растения, усеянная нежными листочками — каждый украшал светлую кожу чёрными точными контурами, когда-то сделанными в тату-салоне. Сомусева подняла взгляд на Алину и подозвала пальцем поближе. Та уже разговаривала с гитаристом, громко и часто нецензурно ругаясь, но подвеска с иностранной надписью на худой шее закачалась на серебряной цепочке, и ноги барабанщицы оказались совсем рядом. Девушка обхватила обеими руками колени барабанщицы и прикрыла глаза, плавно выдохнув. Алина опустила ладонь, погладила по голове Сомусеву, немного растрепав её распущенные волосы. — Будете только часа через два? — в очередной раз воскликнула барабанщица. — Я ваши гитары пополам сломаю, пацаны, если своими булками не зашевелите! И не с первого раза сунула телефон в задний карман. Сомусева оторвала от колена уже нагретую и немного влажную от летней жары щеку и, чмокнув в очередной синяк, полученный в неизвестных обстоятельствах, подняла взгляд выше, уперевшись подбородком в ногу барабанщицы. Та почувствовала перемещения внизу и кивнула головой в сторону девушки, но ответа не последовало. Сомусева знала, что ещё пара секунд, и барабанщица сама расскажет причину опоздания. Нужно было всего лишь смотреть, снова и снова утопая в пучине тёплого океана, который, похоже, собирался устроить шторм. — Не, ну ты представляешь, проспали они, — Алина отошла от девушки и снова уселась за ударную установку, по дороге схватив с пола барабанные палочки. — Дрыхнуть до четырёх часов дня не сможет даже такая соня, как ты. Сомусева откинулась назад, оперевшись на руки, и довольно хмыкнула. Девушка устроила небольшие потягушки и, наконец, поднялась с пола, забыв отряхнуть юбку. Думала, что здесь может быть чисто, хотя обе успели навернуть не один круг по комнате, пока Сомусева всё-таки не улеглась на линолеум, чтобы немного остыть и отдохнуть. Она подошла к ударной установке, размахивая ногами в такт играющей в голове мелодии, и усмехнулась: — Да, Соня я, Соня, — Сомусева незаметно взяла с бас-бочки пластиковую бутылку и немного отпила. — На меня ты так не скалишься. — Ну да, потому что ты всегда опаздываешь, — пожала плечами Алина, а после обратила внимание на руки девушки. — На место поставь, а то и тебе достанется. Соня немного покидала бутылку вверх, чтобы следующее открытие крышки было более весёлым, и вернула уже на половину пустую газировку на бас-бочку. Девушка повернулась спиной к ударной установке, сделав пару ни чем не связанных танцевальных движений. Сзади послышался стук барабанов. Алина ловко провернула палочку через все пальцы и подкинула вверх. Барабанщица уже подставила ладонь, чтобы в который раз поймать её, но физика решила сыграть иначе. Видимо, девушка немного не рассчитала, и барабанная палочка приземлилась на одну из тарелок, а после прокатилась по ударной установке, быстро достигая пола. Алина зло рыкнула и полезла искать непослушный кусок дерева под смех Сомусевой. От греха подальше Соня отпрыгнула вперёд и ухватилась рукой за стойку с микрофоном. Она подняла её, немного помотала от скуки по сторонам и вернула на место. Сзади послышался глухой удар. Кажется, кто-то неудачно приложился головой. Сомусева снова залилась смехом, отклоняясь назад, утянув за собой и стойку, пока барабанщица что-то ворчала себе под нос, потирая затылок найденной палочкой. Стало ужасно тихо. Говорить ни о чём не хотелось. Алина вновь взялась за телефон, только теперь уже целенаправленно зашла в одну из популярных социальных сетей. Барабанщица читала посты, где её отмечали поклонники, оставляя на каждом красное сердце двойным касанием. Соня продолжала качаться из стороны в сторону вместе со стойкой, будто танцевала, пытаясь уловить спокойную мелодию, которая всё ещё играла в голове. Наушников рядом не было. Гитаристов нужно ждать целых два часа, и это только в лучшем случае. Без них заняться было буквально не чем. Сомусева хотела предложить пойти прогуляться и уже повернулась в сторону Алины, но в последний момент одёрнула себя. Если в комнате было, как минимум, достаточно тепло, то на улице парило на все плюс тридцать пять по Цельсию. Возвращаться в сухой и обжигающий воздух не хотелось. Ещё не хватало обгореть и ходить с красным носом на пару со лбом. В какой-то момент Соня подумала о зиме. Мёрзнуть она тоже неособо любила, но сейчас снег казался приятнее агрессивного солнца. Сомусева прикрыла веки и представила улицы Санкт-Петербурга, покрытые белоснежным ковром, который постоянно блистал в свете фонарей поздним вечером. Девушка наощупь нашла микрофон, сняла со стойки и запела: — В городе опять январь, я в плед закуталась, сижу, — Сомусева открыла глаза и немного удивилась громкости голоса в тишине, но продолжила. — И выходить из дома стрёмно, холодно, что просто жуть. Алина активизировалась и отложила телефон в тканевую сумку, стараясь, как можно меньше шуметь. Она не хотела, чтобы Соня переставала петь. Барабанщица медленно и аккуратно уложила руки на один из барабанов перед собой, прямо как на школьную парту, и начала качать головой в такт словам, больно упираясь в кости подбородком. — Мне правда хорошо одной, подруги говорят найти, — Сомусева повернулась на сто восемьдесят и улыбнулась, заметив, что Алина увлечённо смотрит в её сторону. — Кого-нибудь, а я люблю с собой наедине грустить. Алина никогда не спутает ни с чем другим этот взгляд. Пепел в серых глазах её вокалистки загорается и не собирается потухать, вспыхивая едва уловимыми искорками в зрачках, пока они смотрят друг на друга, а Соня поёт. Алина всегда считала её одной из самых красивых девушек. Её огненно-рыжие волосы немного завивались от влаги, но покорно лежали на острых плечах, цепляясь за несколько серебряных цепочек на шее. Соня пробовала разные оттенки красного и рыжего, но остановилась на ярко-пылающем огне. Выделяющиеся в данный момент благодаря макияжу глаза заставляли смотреть в сторону костра увлечения на их радужке всё дольше и дольше. На острых скулах едва различалась парочка прилипших от жары волос, которые вместе с небольшой испариной тянули за собой недавно нанесённый скульптор. Алина считала, что он ей и не нужен, как и вся косметика в целом. Барабанщице и так нравилось нежно проводить стёртыми пальцами по горящим щекам Сомусевой во время поцелуя, слегка царапая огрубевшей кожей на мазолях от барабанных палочек. Да и целовать лицо вокалистки, а в особенности — носик, было куда приятнее, когда на них не наносился слой специфичной на вкус косметики. Нос Сони часто наделялся отдельной порцией внимания и не только от барабанщицы. Когда-то давно девушка проколола одно крыло, но и по сей день носит серёжку. В настоящее время пирсингом удивить сложно, хотя эта изюминка всё равно привлекает немало любопытных взглядов на улице. — Игнорила в сети парней, перечитала гороскоп, — всё ещё пела вокалистка, потому что прошло буквально мгновение. — Там написали, что моя судьба токсичный идиот. Алина усмехнулась, увидев ухмылку напротив. Действительно, судьба, только идиотка, но тоже вполне токсичная. Барабанщица не хотела бы срывать злость на Сомусевой, правда, в который раз отошла от желания в противоположную сторону. Соня и не обижалась, только иногда играла сцену, хотя сейчас даже этим не удостоила девушку. Барабанщица скользнула взглядом по фигуре перед собой и невольно остановилась на бёдрах. Неприлично короткая в понимании некоторых клечатая юбка не скрывала татуировок Сомусевой. Если Алина предпочитала забивать всё-таки руки, то Соня позволяла расписывать мастерам ноги. Было видно горящую в огне матрёшку и начало головы дракона. В этом девушки совпали. От глаз остальных скрывалось ещё несколько татуировок, располагавшихся выше по бедру, но Алина давно запомнила каждый тёмный, слегка отдающий зеленью, изгиб. Не раз барабанщица касалась сказочного оленя губами и самым кончиком языка, пока Соня закапывалась пальцами в её розовые волосы. — Не забиваю голову, сама себе дарю цветы, — Сомусева неожиданно подошла ближе и наклонилась к девушке через ударную установку, игриво помотав головой из стороны в сторону. — Не понимаю, для чего мне повстречался ты? Алина немного испугалась, но виду не подала. Наоборот, ещё шире улыбнулась. Сомусева часто, вот так наклонялась к барабанщице во время концертов, а девушке ничего не оставалось, как играть взглядом с вокалисткой, в лучшем случае — подняться и просто чмокнуть, хотя хотелось намного большего. Концерты, пожалуй, лучшее в карьере любого музыкального исполнителя. Больше не найдётся места такого же, как ночной клуб, где можно было почувствовать хотя бы похожую энергетику. Свет лазеров хаотично мечется по залу, дым-машина в нужный момент начинает работать, погружая сцену и первые ряды в специфически пахнущий туман; алкоголь в крови делает своё дело и пускает тело в отрыв, сотни неравнодушных к музыке скачут под ритм очередной песни в унисон. Девушкам удалось побывать практически в каждом более-менее крупном городе не только России, но и части СНГ. Оставить в гримёрке фирменную наклейку вместе с пустыми бутылками из-под спиртного и выйти на сцену под громкий шум фанатов минимум на два часа. Соня кричит название города и начинает хаотично скакать среди раскиданных проводов по полу, иногда всё же спотыкаясь, Алина усаживается за ударную установку, ловко прокручивает барабанную палочку через пальцы и, настроив аппаратуру в ушах, принимается отстукивать первый ритм. И пусть под конец от напряжения начнут отниматься руки и ноги, а горло сохнуть и немного похрипывать — никто не жалеет, что вышел на сцену. Во время концерта девушки часто обращаются друг другу. Соня переодически поворачивается на ударную установку и игриво крутит бёдрами, Алина улыбается, подкидывает одну из палок и только в эти моменты ловит. В перерывах между песнями девушки постоянно острят вперемешку с разного рода комплиментами, заставляя толпу кричать. На паре лирических песен барабанщице удаётся встать с законного места и походить по сцене. Иногда Алина берёт телефоны случайных фанатов, часто садится на колонки или сцену совсем рядом с толпой и хватается за протянутые руки, но не это трогает сердца, не только это. Барабанщица тянется к Сомусевой, пока та продолжает петь. Уже надолго берет её за руку, сплетая их пальцы в замок, или садится рядом и так же, как Соня недавно, обнимает её ноги или позволяет себе самое сладкое — обнимает вокалистку и начинает медленно покачиваться, чувствуя, как Сомусева прижимает её ещё ближе свободной рукой, кладёт голову на плечо, а текст песни всё также льётся из колонок, но голос исполняющей незаметно подрагивает. — Вспоминаешь последний концерт? — улыбнулась Соня, уже поставив микрофон на место. Барабанщица кивнула головой и встала, немного оттолкнувшись от барабанов руками. На коже остались следы, которые тут же начало приятно пощипывать. Алина потёрла ладонями локти и ухмыльнулась: — Ты ни разу тогда не подошла ко мне. Вот так, как сейчас. — Боялась, что не удержусь от поцелуя в прямом эфире, — Сомусева приподняла уголок губ и подалась ближе к барабанщице. — Я бы тоже не удержалась, — натянуто вздохнула Алина и отвела взгляд выше. — Поцеловать. И взять прямо на сцене. Серые глаза снова загорелись, а сердце явно забилось чаще. Кажется, Соня даже представила подобную картинку, и она точно ей понравилась. Барабанщица наклонила голову в бок, ожидая ответа: долгие паузы, когда она ждёт ответа, заставляли чувствовать себя не в своей тарелке, а сейчас и сгорать изнутри от заведённой темы. — Ну так возьми, — Соня подняла лишь один уголок губ, но этого было достаточно. Они слишком хорошо друг друга знали. Толчок из глубины бёдер дал неплохой импульс, и Алина притянула девушку к себе. Губы соприкоснулись: Сомусева вновь обожглась об очередной блеск барабанщицы. Кажется, малиновый. Колени обеих зажали ударную установку с двух сторон. Кожу неприятно зажгло, но это ощущение терялось в ещё только загорающемся пламени женских тел. Барабанщица скользнула языком внутрь и обожглась ещё сильнее. Более нежные руки вокалистки ощутимо легли на затылок, притягивая ближе. Хотелось прижать к себе полностью, почувствовать, как ударяется о рёбра сердце, а его ритм точно пробьётся через слой лёгкой летней футболки. Ладонь Алины легла на руку перед собой и потянула локоть по кругу. Казалось, что несильно, но Сомусева качнулась и быстро обошла ударную установку, стараясь не отрываться от обжигающих губ и вкуса малины. Нет, скорее смородины. Девушки ударились зубами, но не придали этому значения. Боль притуплялась. Поцелуй пришлось прервать: музыкантки посмотрели друг другу в глаза. Электрический разряд прошёл по всему телу и вернулся к голове приятной волной, которая заставила вздрогнуть. Соня оттолкнула ногой мешающий стул, даже не посмотрев в его сторону, и вновь прильнула к барабанщице. Губы обожгло сильнее, и это нравилось ещё больше. Нет, это не смородина, а. к чёрту! Сомусева шагнула вперёд, хотя, казалось, куда ещё. Ремень Алины упёрся в живот куда сильнее её острого подбородка. Соня ухватилась за талию так крепко, как будто барабанщица хотела убежать. Ткань её футболки мялась под влажными и цепкими пальцами, а девушка давила ладонью на напряженное сухожилие шеи перед собой. Едва заметные вены пульсировали под пальцами. Барабанщица задавала ритм уже рваному поцелую. Одна из них хотела на секунду отстраниться, а вторая, кажется, не могла прожить и мгновения без касания губ другой. Соня надавила вперёд и почувствовала грудью что-то маленькое, но твёрдое. Алина опять надела топ. Кулон Сомусевой встал ребром и уже царапал нежную кожу прямо через одежду. Барабанщица на секунду не удержала равновесие из-за напора второй и упала назад. Алина не додумалась подставить назад и руки. Её ладони крепко держались за шею и затылок перед собой, поэтому Соня сразу же полетела следом. Прямо на ударную установку. Её конструкция казалась достаточно надёжной, но этого не хватило, чтобы выдержать веса двух женских тел. Барабаны и тарелки с грохотом разлетелись по сторонам, а Алина приземлилась на одну из стоек. Сердце на секунду ёкнуло. Музыкальные инструменты могли повредиться. Боль в спине практически не чувствовалась. Барабанщица от страха закрыла глаза, поэтому не сразу подняла веки, но уже пыталась прикинуть по звукам степень устроенного бардака. — Олешева, я так не хотела, — пролепетала Соня, вытаскивая из-под барабанщицы стойку, оперевшись на свободную руку. — Сильно ударилась? Олешева решилась открыть глаза, хотя взволнованый тон вокалистки сулил колоссальное разрушение. Алина улыбнулась испуганной и потрёпанной Сомусевой, которая не могла найти себе места, а после уже осмотрела комнату. Масштабы трагедии были незначительными. Большая часть барабанов остались на своих местах, только упали ближе к двери, видимо, проскользив от натиска по линолеуму. Рядом валялись тарелки со стойками, но на первый взгляд ничего не пострадало. — Сейчас барабаны нам точно не понадобятся, — Олешева махнула рукой. — Потом соберу, продолжаем. Вокалистка сидела рядом, стараясь аккуратно отодвинуть мешающую тарелку, которая от каждого касания начинала звенеть. Боялась что-то всё-таки сломать, зная, как важна ударная установка для Алины, да и для группы в целом. Барабанщица, вновь улыбнувшись, закатила глаза и откинула хай-хэт подальше. Голубые глаза заметили барабанную палочку и вспыхнули. Вторую ещё предстояло найти, но сейчас она и не нужна. Алина посмотрела на Сомусеву, чей рукав упал и оголил плечо, которое так и хотелось поцеловать, и вновь свела взгляд к палочке, оценивая неожиданную идею. — Что случилось? — непонимающе отозвалась Соня, ещё думая, что всё-таки придётся покупать новые составляющие ударной установки. — Ничего, — Олешева задумчиво прикусила нижнюю губу и подошла к двери, быстро загнав щеколду в нужную лунку. — А барабаны всё-таки понадобятся. — Только не говори, что ты насадишь меня на одну из отвалившихся стоек, — простонала Соня, наблюдая за тем, как барабанщица поднималась к месту, где раньше стоял стул, но всё ещё валялась её тканевая сумка. — Я правда не хотела ломать твои барабаны. Олешева, казалось, пропустила сонины мольбы о пощаде мимо ушей, но ухмыльнулась, правда, уже своим мыслям. Барабанщица покопалась в сумке и на этот раз нашла то, что искала намного быстрее телефона. Алина сунула презерватив в задний карман и зашагала обратно: — Ты почти угадала, — Олешева уже сбросила свою футболку. — Поиграю в твоём теле. Сомусева замерла. От одного вида барабанщицы без футболки внутри до боли запекло. Худое подтянутое тело блестело лёгким потом, рёбра немного выделялись, натягивая тонкую кожу, практически лишённую жировой прослойки, а нагло торчащие соски через ткань бежевого топа совсем лишали рассудка. В один момент Соня стала готова ко всем идеям, даже если Олешева действительно захотела отыметь ту стойкой от хай-хэта. Вокалистка кивнула головой, сглотнув быстро набирающуюся слюну, и доползла на коленях к Алине. Та было хотела поднять Сомусеву за собой, но Соня потянула барабанщицу за ремень вниз, да с такой силой, что она не устояла на ногах и навалилась на девушку, успевая оттолкнуть мешающий барабан ногой, который всё-таки отвалился от общей конструкции. Прохладные руки вокалистки буквально прилипли к талии над ней, оставляя красноватые отметины. Алина упёрлась коленями в пол и, постаравшись собрать в кулак рыжую копну волос за раз, прильнула к открытой шее. Просто целовать она не могла: девушка, кажется, дышала ещё чаще Сомусевой, цепляя зубами чувствительную кожу, иногда играя с сухожилиями. Соня откинула голову назад, в кровь прикусывая губу. Даже через чёртову футболку, которую Олешева ещё не додумалась снять, вокалистка чувствовала движение розовых волос, что будоражило ещё сильнее. Сомусева не вытерпела: на секунду оттолкнула Алину и откинула футболку, которая приземлилась на оставшееся от ударной установки. Олешева бросила немного пугающий взгляд на вокалистку, уже запуская ловкие пальцы за спину, пока та снова не легла. Но она и не собиралась ложиться, пока лишнее не будет валяться рядом. Лифчик быстро упал под бок Сомусевой. Рука молниеносно отшвырнула его подальше. Тёплые ладони Алины уже лежали на оголённой груди, когда вокалистка начала жадный поцелуй с укуса. Она оттянула нижнюю губу до упора, а пальцы барабанщицы зажали потвердевшие соски. Соня томно промычала в чужой рот, немного отстраняясь. Её руки потянулись за плечи Олешевой, сумбурно пытаясь ухватиться за край топа. Нетерпеливо царапая кожу, Соня стянула лишний элемент одежды, тем самым наклонив барабанщицу ещё ближе к себе. Та тут же сориентировалась и ухватилась одними губами за левый сосок, всё ещё продолжая перетирать пальцами второй. Левая рука Олешевой прошлась по шее вокалистки и легла на рот. Алина чувствовала, как частое дыхание обжигает её кожу, но ей хватало и систематического движения груди навстречу. Разум затуманивался с каждой секундой. Соня провела кончиком языка по пальцам барабанщицы, которые тут же изменили положение, немного отвернув нижнюю губу Сомусевой. Огненные и влажные уста обхватили средний и указательный. Алина привстала: поясница немного затекла. Барабанщица не растерялась и провела мокрыми пальцами по оголённому телу, оставляя бликующий след. Кожа ответила муражками — слюна казалась ужасно холодной. Олешева было хотела вернуться к прежнему положению, как услышала глухой звук. Вокалистка скинула один кед и медленно повела ступней по ноге барабанщицы. Алина, тяжело вздохнув, едва заметно вздрогнула, когда сонино колено упёрлось в её ширинку, а сама Сомусева пристально взглянула прямо в глаза, дразняще улыбнувшись. Клечатая юбка задралась, оголив большую часть скрытых татуировок. Алина, как под гипнозом, провела ладонью по приподнятому бедру, сильнее прижалась к колену, немного подвигав корпусом, и одним рывком задрала юбку куда-то на живот. Клечатая ткань прикрыла грудь вокалистки, но дала доступ к нижнему белью. Олешева схватилась обеими руками за тёмную, приятную наощупь ткань и стянула трусы до колен, оставив конец за Соней. Она же легко и даже, в некотором роде, элегантно скинула их окончательно, раскачав на одной ступне. Сомусева раздвинула ноги пошире и, крепко ухватившись за одно плечо, потянула барабанщицу на себя. Та посмотрела в сторону барабанной палочки, которая покорно продолжала лежать рядом, и опустилась вниз, успев провести кончиком языка по внутренней стороне бедра. Розовые волосы в миг спутались в кулаке вокалистки, когда Алина развела пальцами половые губы и первый раз прикоснулась к клитору. Барабанщица хорошо знала предпочтения своей девушки, поэтому смогла быстро заставить извиваться тело под собой и услышать приглушенные полустоны. Через некоторое время Алина взяла опору на одну руку, а вторую поднесла ко рту Сомусевой. Соня посмотрела на барабанщицу затуманенным взглядом и наделила пальцы достаточным количеством слюны. Ловкие фаланги Олешевой быстро оказались внутри вокалистки, смешивая две жидкости её организма. Горячо, тесно, влажно. Очень влажно. На мгновение показалось, что слюна была лишней. Толчок, толчок. Пауза. Сомусева смотрит прямо в глаза, одним взглядом просит продолжить и сама насаживается на пальцы вместе с придыханием. Толчок, толчок, толчок. Алина подняла руку, перед этим пару раз согнув суставы, стараясь найти чувствительные точки, и, ни на секунду не задумываясь, облизнула пальцы. Вокалистка рвано выдохнула и сглотнула, хотя видела подобное уже много раз. Соня поднялась на руках и принялась жадно хвататься за губы барабанщицы. Та, не позволяя темпу поцелуя замедлиться, скользнула языком по разгоряченным устам Сомусевой и попыталась вслепую найти барабанную палочку. Рука быстро наткнулась на обработанное дерево. Алина ухватилась по удобнее и провела закругленным наконечником по боку вокалистки. Сомусева, казалось, испугалась, но прервала поцелуй лишь для того, чтобы подтвердить догадку. Алина ухмыльнулась, увидев довольную улыбку, и достала презерватив из заднего кармана. Барабанщица открыла упаковку зубами и, выплюнув оторванный пластик, необычно хриплым голосом сказала: — Почувствуй мой ритм, — Сомусева кивнула, провожая взглядом натягивающийся презерватив на барабанную палочку. — Я помогу тебе. Алина вновь пристроилась между ног вокалистки и покрутила в руках палочку, прикидывая её размеры. Барабанщица выдохнула и медленно вставила в девушку, казалось бы, совершенно посторонний предмет меньше чем на половину. Рука Олешевой ритмично, но медленно задвигалась, контролируя длину проникновения, чтобы не причинить дискомфорта. Соня глубоко вдохнула и прикрыла глаза. Толчок, толчок, толчок… Неожиданно Сомусева почувствовала горячий язык барабанщицы. Алина быстро задвигалась между ног, успевая проминать мягкое бедро свободной рукой. Стон вокалистки в одно мгновение перебил едва уловимый, характерно хлюпающий звук. Олешева улыбнулась верным действиям и поднажала, через некоторое время почувствовав, как ноги затряслись, а Соня постаралась вдохнуть, но вышел лишь рваный звук. Алина совершила ещё парочку фрикций и вынула барабанную палочку, латекс на которой влажно блестел под искусственным светом. Сомусева быстро пришла в себя, уже усевшись и вернув юбку на соответствующее ей место. На животе остался розовый след от резинки, который сразу же начал чесаться. — Ей я играть больше не буду, — Олешева встала и, по пути сняв презерватив, скинула его в мусорное ведро около входной двери. — Дома в рамку поставлю. Соня проводила барабанщицу взглядом и поползла в сторону недавно скинутых трусов. И надо было так разбрасываться вещами, когда знаешь, что потом за ними идти. Или ползти. — Поставишь, поставишь, — прокряхтела вокалистка. — Салфетки подай, в первом кармане. Олешева недолго копаясь в рюкзаке, нашла, что просила Соня, и подала, перед этим игриво ударив барабанной палочкой по, как будто нарочно поставленной заднице, едва прикрытой юбкой. — Истекла ты знатно, Сомусева, — Алина засмеялась и сняла футболку с ударной установки. — Ритм-то поймала? Сейчас эта фраза казалось более смешной, нежели раньше. Олешева на секунду задумалась, как могла сказать подобное и как часто после этого, Соня будет напоминать о пикантном предложении, но именно она отвлекла барабанщицу: — Ничего так, — ухмыльнулась Сомусева и откинула пачку салфеток. — На концерте повторишь? Алина успела собрать оставшуюся одежду и даже одеться, пока думала, что ответить вокалистке. Главное — она была счастлива. И Олешева тоже. Подобного спонтанного секса у них давно не было. Барабанщица прокрутила случившееся в голове и улыбнулась: — Только если мы снова не сломаем барабаны.