Сколько нужно сделать шагов, чтобы принять безумие?

      Тсуне нравится комната Рёхея. Сам дом семьи Сасагавы не выделяется на фоне таких же однотипных маленьких домиков Намимори как внешне, так и внутренне, но боксёр явно постарался добавить что-то своё в дизайн. Помещение светлое, вещи не разбросаны и видно, что прибираются тут часто. Иногда неожиданно в соцветие оранжевых тонов вплетается бежевый, позволяя глазам отдохнуть от слишком яркой картинки. На стенах висят изображения боксёров, но Тсуна среди всех людей узнаёт только Майка Тайсона. Выбивается лишь нежно-фиолетовый плакат, на котором мило позируют девушки в розовых платьицах. Тцуна в удивлении приподнимает брови, не ожидая увидеть что-то столь отдалённое от спорта.              — Моей сестрёнке экстремально нравится эта группа! А что нравится моей сестре, то и мне! — Рёхей ударяет себя в грудь в попытке выразить всю силу любви, на его глазах выступают слёзы              — Это здорово.              Тсуна мягко улыбается. Приятно видеть столь трепетные отношения, наполненные пониманием и принятием, хотя и немного неловко от столь бурного проявления. С семьёй Сасагава Тсуне всегда было слишком некомфортно, хоть и по разным причинам.              Когда-то он представлял, что у него есть брат или сестра: жизнь в такие моменты казалась проще. В какой-то мере, конечно, его желание исполнилось, умножив количество людей в его доме раз на десять. Жизнь стала сложнее и опаснее, зато теперь одиночество не было проблемой. Только благословением. Тсуна пытается мысленно охарактеризовать то чувство, что он испытывает по отношению к своей пополнившейся семье, Сасагава же мечется из угла в угол, в тревоге зачёсывая блондинистые волосы назад.              — Я вот чё тебя позвал: совершенно не знаю, что подарить Кёко! – Тсуна на это кивает, зная о приближающемся празднике, но друг даже не смотрит в его сторону. — Мне выбирать подарки сложнее, чем участвовать в соревнованиях. Помоги, а?              Рёхей поворачивается к нему и складывает руки в мольбе. Как будто Тсунаёши мог ему отказать. Будто он вообще умел отказывать. Тем более, это было прекрасной отговоркой, чтобы уйти из дома. Уровень дискомфорта рядом с Реборном приобрёл колоссальные размеры, поэтому теперь он старается разнообразить социальную жизнь любыми способами.              — Конечно, почему бы нет?              Рёхей хватает его в медвежьи объятия, произнося тысячу благодарностей. Тсуна чуть ли не теряет сознание от удушья, но энтузиазм друга заразителен, и он улыбается слишком широко для столь неловкого положения.              — Что ты вообще хотел ей подарить? — спрашивает он, когда его наконец-то отпускают.              — Ну, сначала, что-нить спортивное. Движение – жизнь и всё такое прочее. Но надо-то под её интересы. Она-то дарит мне много нужных приколюх, хочу пасануть в ответ так же, — Сасагава старается говорить спокойно, но под конец его мысли разгоняются, словно они, как и хозяин, не могут выдержать состояние покоя более пяти секунд, — но, бля, мне в голову ничего не приходит. А подружек её спрашивать не хочу, они сразу всё разболтают, и не будет никакого сюрприза.              Тсунаёши задумчиво мычит. Ему давно нравилась Кёко-тян, но он почти ничего не знает о её интересах и вкусах. Краем уха он слышал, что ей нравится оригами, но на полноценный подарок это не смахивало. Он щёлкает языком и оборачивается, рассматривая плакат. Значит придётся действовать тривиально, без особых заморочек. Времени у них не то, чтобы много.              — Ну, мы знаем, что у неё есть любимая группа. Может, билеты на концерт и, не знаю, фигурку, мягкую игрушку от них? — Савада кивает в такт своим словам. — А ещё сложим букет цветов из оригами, твоей сестре должно понравиться. Наверное.              — О-о! — кричит Рёхей, поднимая кулак в возбуждении, что чем-то отдалённо походило на попытку избиения воздуха. — Точняк, братик, это будет супер удар!              Но Сасагава тут же сникает, выглядя слишком расстроено.              — Тока я не знаю, где что купить. Никогда не интересовался откуда и где сестра берёт это всё, — Рёхей обводит руками комнату, пока Тсуна недоуменно его рассматривает. — Всё, что не связано со спортивным снаряжением, выбирает она. Я полностью доверяю её вкусу.              — Ладно, дай мне пару секунд, всё решим, — Тцуна добирается до компьютера, заваленного запылёнными учебниками, открывает браузер и начинает искать. Слева от него маячит друг, нервно перебираясь с ноги на ногу. На поиск уходит минут тридцать, ещё немного времени на выбор билетов («Покупай два, экстремально схожу с ней!»), и около часа они тратят на то, чтобы Рёхей остановился на пару мягких игрушек и одной книги для фанатов, а не скупил весь магазин. После Сасагава сзади снова набрасывается на него с объятиями, когда Тсуна кликает на кнопку «оплатить».              — Ты гениальный пацан!              Тсуна тяжко вздыхает, не представляя, как можно кого-то удивить покупками в Интернете. «Вот Реборн бы…», но он тут же обрывает мысль, не желая вспоминать учителя. Он легонько дёргает парня за рукав толстовки, желая привлечь внимание.              — Нам с тобой ещё цветы складывать. Бумага цветная у вас есть?              Рёхей пару раз активно кивает и начинает рыться в ящиках. С боевым кличем он достаёт коробку размером с прикроватную тумбочку.              — Тут есть всё для творчества. Кёко место в комнате не хватило, и она дала мне его на хранение.              Худо-бедно они справляются с созданием тридцати трёх роз. Не без помощи форумов, где был показан каждый шаг. Пару раз они, правда, путались в какую сторону бумагу складывать, – и нужно ли это было делать вообще – но результат превосходит любые ожидания Тсуны. Он с гордостью рассматривает разноцветный букет, (столько бумаги оранжевого цвета у них не оказалось), представляя уже смущённый вид девушки.              — У меня они какие-то больно неаккуратные и мятые, — раздосадовано замечает Рёхей. Это так контрастирует с тем, как он, высунув язык, увлечённо эти розы создавал.              — В природе ничего идеального нет, — Тцуна дружески сжимает плечо Сасагавы. — Они так выглядят более живыми.              На лице Рёхея снова начинает появляться улыбка. Теперь он с удовольствием прикасается к цветам, стараясь их расположить более презентабельно. Последним штрихом он завязывает атласной лентой бант и громко хлопает в ладоши.              — А теперь пойдём на кухню, я приготовлю нам ужин!              «Как же быстро меняется его настроение», – замечает Савада, но тут же удивлённо моргает.              — Ты готовишь?              — Ага, это во как расслабляет, — Сасагава чуть ли не в лицо тыкает ему большими пальцами. — А ещё это словно тренировка на внимательность, плюс разнообразные утяжелители есть. Здорово, а?              Он толкает его в плечо, отчего Тсуна чуть ли не кубарем спускается с лестницы на первый этаж дома. Он потирает копчик, когда его хватают за шею, и так ведут в сторону кухни.              — Я сейчас разучиваю рецепты Итальянских блюд, раз уж мы там так экстремально потусили!              Савада неловко ведёт плечом, не горя желанием обсуждать поездку и всё связанное с этим. Танцы, эмоции, Реборна. Он словно тогда напился и теперь жалеет обо всём. Только вот ему нельзя свалить всё на алкоголь.              На кухне Рёхей чувствует себя как рыба в воде. Он быстро достаёт нужные предметы и приборы, придирчиво оценивает овощи и мясо, в это время задумчиво напевая мелодию, звучащую на последних Олимпийских играх. Тсуне кажется, что тот даже свою комнату знает хуже.              — Ты как-то не горишь желанием обсуждать случившееся, — между делом замечает парень.              Тсуна хочет недоумённо спросить, что тот имеет в виду, но лишь горько ухмыляется. Что ж, даже от Рёхея ему этого не скрыть. Да и с кем-то нужно было бы это обсудить. Кто-то, кто был менее похож на взрывного Гокудеру, которому он обычно рассказывал всё. Хотя, опять же, назвать Рёхея тихим и спокойным парнем язык не поворачивался.              — Италию можно и забыть, — по крайней мере, так думает Тсуна, и он очень старался в этом преуспеть, — но меня волнует другое. Так скажем, наши взаимоотношения с Реборном.              Хранитель солнца заинтересованно поворачивается к нему, продолжая нарезать курицу. Савада не смотрит ему в глаза, лишь на то, как бликует нож в его руках.              — Как-то он сказал, что я цель, а он стрелок. Но теперь… кажется, всё изменилось, — Тсуна пытается подобрать нужные слова, но те словно разбегаются от него и на выходе получается лишь какая-то обобщённая каша. — Мы теперь близки. Возможно, слишком.              Тсунаёши морщится от своих же слов. Суть передана верно, но привкус от произнесённого всё равно ощущается странно. Рёхей внимательно слушает, стараясь уловить суть переживаний друга. Он слегка хмурит брови, явно пытаясь собрать паззл в своей голове.              — А проблема-то в чём? — уточняет хранитель Солнца, старательно промывая овощи.              — Это ненормально? — неуверенно объясняет Тцуна. Он сам не понимает, что чувствует, но что-то во всём происходящем было тревожащим, раздражающим ту малую часть, которая требовала обыкновенной жизни.              Рёхей недоумённо трёт бровь, продолжая смотреть на Тсуну осоловело.              — Не, я не понимаю.              Тсунаёши в нервной привычке щёлкает указательным пальцем, (единственный, который может издавать такой звук), соображая, как же можно передать суть переживаний. Тяжело объяснить эмоции, ощущения от общения с учителем. Они словно играют с ним в игру, но Савада не понимает правил. Если таковые вообще имеются.              — Допустим, мы с ним… — Тсуна перебирает все их тренировки, но вряд ли это кого-нибудь из окружения может удивить, — мы с ним принимали вместе ванную. Как бы… Ну…              Тсуна не может продолжить. Ничего дельного в голову так и не лезло. «Так неправильно» – единственное, что можно было сказать, поэтому Тсуна лишь пожимает плечами.              У Сасагавы дёргается нос. Забавно, так он походит на недовольного кролика. Он отворачивается, панируя птицу, и сразу же засовывая её в духовку. Тсуна ощущает неловкость, почёсывая шею. Он уже хочет отшутиться, когда Рёхей задумчиво произносит:              — Никогда бы не подумал, что Реборн хочет с тобой дружить.              Тсуна застывает с поднятой в воздух рукой. Реборн и дружба? Эти два слова, конечно, могли существовать рядом, но Савада был бы третьим лишним в этой связке. И всё равно тон Рёхея заставляет моргать чаще, у него словно сводит в желудке. Действительно, куда он…              — Э-э-э, — Сасагава мычит, начиная размахивать руками, — ты не подумай, ты экстремально крутой! Экстремально интересный и добрый. Просто твой репетитор не похож на человека, который вот такой дружелюбный, понимаешь?              Тсуна кивает в согласии. На самом деле, он ни черта не понимает, но одобрение для его друга, видимо, много значит.              — В общем, брат, ты не парься! Думаю, он так налаживает с тобой контакт. Вот если бы Кёко была бы парнем, я бы тоже с ней мылся. И экономия воды, и поболтать можно.              Тсунаёши начинает грызть ноготь, обдумывая ситуацию. Вряд ли, конечно, Реборн думает об какой-либо экономии, – ему это несвойственно – но то, что учитель так хочет показать благосклонность… Ну, почему бы нет? И всё же возможность, что в отношениях любого рода киллер мог быть дисфункциональным, казалась слегка нереальной. Но, в попытке самоуспокоения, Тсуна уточняет:              — Думаешь?              Рёхей соединяет поднятые вверх ладони, словно оказываясь на пьедестале, и активно ими трясёт.              — Да сто проц! Реборн – странный тип, у которого и забота будет такая же. Но он старается, это самое важное.              — Мне это всё… — Тсуна вздыхает, пытаясь разобраться, нужно ему такое общение или нет, — слишком непривычно.              В итоге Савада лишь пожимает плечами, решая не закапываться в рассуждениях. Хочет он, не хочет, но Реборн всегда будет шептать ему с левого плеча. И, если честно, он уже привык, что куда бы он ни повернул, куда бы ни решил пойти, его тень обязательно соединится с тенью в шляпе.              — Да понятно все, — Сасагава махает рукой в его сторону и снова поворачивается к духовке, собираясь доставать противень. — У меня от него мурашки иногда выскакивают. Но он может быть нормальным чуваком, так-то. Вон, побил этих дебилов на крыше. Ух, если бы я там был!              Рёхей злобно ставит противень на стол. Тсуна даже бы не подумал, что такое действие может выражать столько эмоций.              — Но откуда ты… — удивляется Тсуна. Он об этом никому не рассказывал, Мочида бы тоже вряд ли кому-нибудь в этом признался. Всё-таки избиение младенцем никому не добавляет рейтинга.              — Да вся школа об этом шушакалась в своё время, — Сасагава ставит перед ним сначала тарелку с макаронами, а потом щипцами кладёт в неё курицу и вываливает обжаренные овощи, — то ли кто-то что-то видел, то ли рассказали – не разбирался я. Но твой учитель поступил как настоящий старший брат. Мы потом с пацанами этих хлюпиков ещё позадирали, чтоб не расслаблялись. Так что, у тебя два старших брата, и это как минимум.              Тсунаёши лишь хлопает глазами. Он не заметил, как Рёхей успел всё приготовить, не увидел то, как в школе Сасагава устранял его проблемы. От этого у него даже слезятся глаза, но он их сдерживает, ярко улыбаясь названному старшему брату. Он знает, что его хранители будут его семьёй, он даже стал их так называть, но именно в этот момент он словно окончательно это принимает. Поэтому теперь Тсуна старается посмотреть на их взаимоотношения с Реборном с другой стороны, даже в другой парадигме. Без злости на испорченную судьбу и без подозрений.              — Ну да, он, если честно, многому меня учит, помогает, как умеет. Наверное, ты прав. Я просто слишком паранойю.              — Вот-вот, а ломать кости – это весело, когда заслужено, — уверенно кивает парень своим словам, разъединяя палочки. — А теперь можно насыщать организм энергией!              Тсуна не то, чтобы согласен с первым доводом, но спокойно принимает логику друга. Видимо, Реборн действительно хороший репетитор, раз Савада становится всё более толерантным к насилию. Рёхей же почти набрасывается на свою тарелку, когда неожиданно застывает с едой у рта.              — Но, если что, — говорит он тихо, серьёзнее, чем когда-либо слышал Тсунаёши, — ты скажешь, если он перейдёт какие-нибудь границы. Мы сообразим, как противостоять ему.              Тсуна ощущает себя в таких ситуациях болванчиком, когда так умилительно улыбается, словно слыша первый лепет ребёнка.              «Как же ты ошибаешься», – замечает про себя Тсуна. – «Он вам всем не по зубам. Мне бы пришлось разбираться с ним тет-а-тет. Никаких других вариантов нет, если я хочу, чтобы вы остались живы».              Кажется, он всё искреннее никому не говорит о своих мыслях. Тсуна благодарит Рёхея за его старания, и, склонив голову, аккуратно начинает есть.              И всё же, позже, Савада со спокойной душой бежит домой. Возможно, он впервые неправильно распознал сигналы интуиции, и проблема кроется в чём-то другом. С учителем у них всё в порядке. А значит можно жить по-старому. В конце концов, кому как не одному солнцу понимать другое.              Разве что ему просто нужно записаться в парочку спортивных клубов, чтобы не расстраиваться из-за глупых размышлений?              ...              Три дня Тсунаёши проводит так, словно ничего в мире не существует, кроме занятий спортом. После он называет это время «Диким угаром», стараясь не вспоминать никаких подробностей. Он бегает по улицам города каждые два часа, отжимается не меньше ста раз, выбирает еду богатую белком и, в целом, настроение у него приподнято-сумасшедшее. Дни казались ярче, иногда у него глаза были на мокром месте от сияющего мира. Особо радовались перемене поведения дети, он изматывал их играми, да так, что они сразу засыпали вечером, не надоедая истериками окружающих.              Этим же утром, утащив у детей скакалку, Тсуна сделал кардио-зарядку, принял контрастный душ и уже хотел начать готовить завтрак, когда в его голову влетела мысль, которая изменила весь его план на день. Ему срочно нужно было пойти в торговый центр, чтобы купить парочку спортивных костюмов. Да и боксёрской груши в его комнате не хватало просто катастрофически.              До магазина он добирается в три раза дольше, чем обычно. Сначала он находит турникет и занимается на нём, потом решает попетлять по малознакомым улицам и даже решает познакомиться с парой девчонок, чтобы пригласить их в клуб Сасагавы.              Когда Савада всё же добирается до цели, он теряется в толпе. Людей много, они разговаривают слишком громко, и двигаются хаотично, отчего Тсуне становится не по себе. Почему-то кажется, что помещение слишком маленькое, а воздух спёртый. Белые стеклянные стены и такого же цвета керамический пол кричат Тсуне о хрупкости и ненормальности происходящего. Если он пойдёт дальше – что-нибудь случится. Очень плохое. Он умрёт. Его задавят. Нужно вернуться на улицу. Чёткость зрения резко падает, ему становится страшно. Парень делает неловкий шаг назад, но тут волна только что вошедших покупателей подхватывает его одеревеневшее тело и несёт в неизвестном направлении. Он не может сопротивляться, дышать становится всё тяжелее и, кажется, что ещё чуть-чуть и он потеряет сознание, но тут его плечо сжимают со всей силы, и тащат куда-то в противоположную сторону. Убивают. Он, правда, пытается закричать, даже что-то получается отдалённо напоминающее писк, но его резко обрывает знакомый голос.              — Заткнись, и держи меня за руку.              И он хватается за Реборна, словно утопающий. Его учитель – спасательный круг в море незнакомых людей. Он не знает долго ли они идут, да и куда, но ощущение горячей ладони для его сознания словно Полярная звезда для моряка. Поэтому, когда она пропадает, Тсуна начинает снова паниковать, но руки Реборна идеально ложатся на его лицо. Он обхватывает ими голову Савады, аккуратно лаская пальцами щёки. Это идеально. Он тянется к Реборну, он хочет стать с ним одним целым. Его энергия жжётся, кусается, но сам он словно бриз, приятный и такой незаменимый.              — Дыши вместе со мной, — мягко приказывает его чарующий голос, и Тсунаёши подчиняется. Он делает быстрый вдох, затем медленный выдох, и на пару секунд перестаёт дышать вовсе, а потом снова следует быстрый вдох. И так этот цикл повторяется много раз, пока его действительно не отпускает. Его тело становится ватным, он бы упал, если бы его крепко не схватили за талию. Тсуна ощущает парфюм киллера, и нет запаха лучше, чем этот. Кажется, кофе и ваниль. Он опирается лбом о грудь Реборна, желая просто заснуть прямо сейчас. Савада слышит тихий вздох, и он чувствует, как его голову начинают нежно массировать.              — Вот почему ты меня совершенно не слушаешь?              Тсунаёши лишь мычит, не зная, что на это ответить. Да и сил на это пока не было.              — Чем таким вы с Рёхеем занимались, что тебя аж на три дня в адекватном состоянии было не застать? — почти шипит Реборн, но Савада лишь пожимает плечами, сам не уверенный, что же его так всполошило. — В любом случае, пока с ним вы не встречаетесь. Даже в школе.              — Но мы с Рёхеем занимаемся сегодня в парке.              — Мы с тобой, — акцентирует Реборн, — сегодня проводим день вместе. Так что никакого Рёхея, пока ты не сможешь отделять его от себя. В любом случае, что ты собирался здесь делать?              Мужчина с пренебрежением говорит «здесь». Торговый центр явно не дотягивает до стандартов учителя, показывая всем видом, что лучше бы Тсуне зайти сюда просто по случайности. Но не каждому дано ездить в Италию для шоппинга на личном самолёте. Деньгами Савада теперь пожизненно обеспечен, но совесть не допускала и мысли, чтобы тратить их на такую ерунду.              — Одежду купить, — Тсуна благоразумно решает не рассказывать более подробно. — Мне уже моя становится мала. Это если не брать в расчёт всю порванную одежду.              Реборн лишь приподнимает бровь на невысказанную претензию, и толкает его к выходу. Только тогда Савада понимает, что всё это время они находились в туалете. В удивительно пустом туалете в час пик. Но он не успевает ничего спросить у репетитора, тот открывает дверь и пузырь спокойствия лопается. Снова шум, надоедающая с первых нот музыка, которая словно играет с каждого угла. Тсуна пару раз моргает, и бежит к Реборну, который за это время сумел отойти от него на приличное расстояние. Чёртовы длинные ноги киллера. Он хватает его за руку, не желая снова очутиться посреди хаотично движущейся толпы. Учитель слегка замедляет шаг от неожиданности, но потом аккуратно сжимает ладонь в ответ. В молчании они поднимаются на третий этаж, где расположилось большинство бутиков с одеждой. Тсуна ощущает прилив сил, который он вроде как успел потерять. Реборн тащит его в сторону премиум сегмента, и он даже не противится этому. Он уже видит то, что ему хочется купить. Яркое. Спортивное. Отлипает Тсунаёши от всего этого великолепия лишь с тычка в рёбра.              — Это не мой стиль, —Тцуна хмурит брови, совершенно не впечатлённый одеждой, которую Реборн скинул в его руки.              — От спорта ты тоже далёк, но ничего, у тебя уже три костюма выбрано, — раздражённо замечает учитель, ведя его к примерочной. На его лице застыла маска полного недовольства. Видимо, здешний премиум для него не более чем одежда для нищих.              — Мне просто надоело бегать голым, я же не извращенец какой-нибудь, — бормочет Тсуна, заинтересовавшись по пути полкой с кроссовками. Он собрался подойти поближе, чтобы подобрать амортизированную обувь, но Реборн хватает его за плечо, сдерживая порыв.              — Так не бегай. Перчатки-то у тебя есть.              Тсуна пару раз моргает, в его голове совершенно нет мыслей. Лишь огромная волна раздражения, которую сразу же было и не сформулировать.              — Круто, очень круто, — злобно бормочет Савада, слишком резко дёргая штору примерочной. — Ты тогда в меня не стреляй, ага. Нет, серьёзно, это же уже не имеет никакого смысла.              — Не сомневайся в моих методах. — смеясь, говорит Реборн и закрывает штору с другой стороны.              Тсуна возмущён. Да как! Он… Ну вот как! Но в итоге лишь горестно вздыхает, натягивая вещи, которые были подобраны ему учителем. Ничего спортивного в его руках почему-то так и не оказалось.              Савада скептически осматривает в зеркале. Ну вот и куда он пойдёт в таком костюме? В обычно жизни такое не носят, для везитов в Италию слишком не притязательно. Он обращается к отражению зеркалу, тыча в него указательным пальцем:              — Ты выйдешь и скажешь, что нам такое не нужно. Карманные деньги можно потратить на что-то более полезное, чем это вот всё. Да и денег таких у нас нет.              Он выходит из примерочный довольный придуманным аргументом, но Реборн, просканировав его быстрым взглядом, безапелляционным тоном говорит: «Берём», и толчком отправляет его снова переодеваться. Тсуна лишь бьётся головой о зеркало. Как можно спорить с человеком, который не даёт и слова сказать?              На выходе его ждёт учитель уже с чёрным крафтовым пакетом. Он небрежно отдаёт его Тсунаёши, и выходит за рамки металлоискателя.              — Что, тебе и пакет их не нравится? — спрашивает Тсуна, пытаясь сдержать широкую улыбку.              — Одно слово – безвкусие.              Тсуна всё же улыбается и даже хихикает себя в ладонь. Иногда Реборн походил на сына какой-нибудь богатой шишки, который приехал Японию и оказался шокированным тем, что не во всех её городах продаются любимые бренды.              — Я, кстати, проголодался, — невинно произносит Савада.              Киллер бормочет проклятья и поворачивает к корту, где продавалась пища быстрого приготовления. Приятно было раздражать Реборна, ещё приятнее, что тот за это ничего не делал. Тсуна – реалист, знает, что это ему аукнется, но сейчас он хочет оторваться по полной.              — Здесь я есть ничего не буду.              — Ничего, я поем за двоих, — отвечает Савада, доставая деньги и обращаясь к девушке за кассой. — Мне вот те онигири и донбури с курицей, пожалуйста.              Он уже тянет руку, чтобы отдать деньги, но учитель машет девушке картой, показывая кто тут за всё платит. Тсуна на это лишь наклоняет голову, пытаясь понять причины такой щедрости. Реборн, словно уловив мысленный вопрос, пожимает плечами и говорит:              — Положишь свою мелочь обратно в копилку.              Тсунаёши закатывает глаза. На эту мелочь он собирался покупать одежду и спортивное снаряжение, так-то. Поэтому требует сверху всего заказанного ещё и мороженого, просто чтобы увидеть, как киллер снова достаёт спрятанную в портмоне карточку.              Тсунаёши доволен, счастлив и безмятежен. Он в восторге от кулинарных способностей мамы, но вот такие вылазки в ТЦ он тоже очень ценил. Вкусно, быстро и недорого. А сегодня и вообще бесплатно. Он уже переел, но фруктовый лёд сам себя не съест. Причём есть нужно было быстро, так как он уже начинал таять.              — Ты, блядь, серьёзно, — спрашивает Реборн почти задыхаясь. Хотя, конечно, ему катастрофически не хватало вопросительной интонации: звучало это как утверждение. Очень возмущённое утверждение.              — А, — Тсуна пытается что-то сказать, но тут же давится стекающим соком, — я не понимаю.              «Лишь бы не про уроки этикета, только не про них», — судорожно думает Савада.              Но Реборн ничего не говорит, лишь сжимает пальцы на переносице. Кажется, Тсунаёши впервые видит, чтобы кто-то использовал дыхательную гимнастику, которую всем рекламировал Шамал. Учитывая, что советовал это медик людям с ножевыми, пулевыми и прочими ранениями, Тсуна изначально воспринимал это вежливым способом послать нахуй незваных гостей. Видимо, это было не совсем так, и толк от этого есть.              — Не удивлён, — всё же глухо замечает Реборн, — но это клише. Это ты понимаешь? Ужасающее клише, которое даже на экране уже всем осточертело. В жизни такого не происходит.              Мужчина вглядывается в него почти безумным взглядом, и Тсунаёши так и застывает с высунутым языком. Савада чувствует нарастающее смущение. Ну, и не только его, но об этом думать слишком неловко. Он не знает, что делать, поэтому на автомате вновь ведёт языком по фруктовому льду. Реборн походит на рыбу, которую выкинуло на сушу. Где-то в глубине Тсуна чувствует несправедливость: даже так учитель выглядит привлекательно. И в этот момент, когда он любуется осоловевшим мужчиной до него доходит.              «Кто-нибудь уже умирал от смущения? Потому что именно так я собираюсь уйти их жизни», — спокойно замечает Тсуна, чувствуя, как нагреваются его щёки на начинают потеть руки.              Ему очень хочется телепортироваться отсюда, желательно сразу на луну, но Тсунаёши лишь очередной раз давится льдом.              И все же. И все же.              Реборн считает, что то, что он делал, было сексуальным? Видимо, сегодня у него будут щёки не красными, а бордовыми.              …              Тцуна валяется на кровати, когда ему звонит незнакомый номер. Он сбрасывает. По этому телефону звонили только из Италии, и все нужные контакты уже заботливо были вбиты Реборном. Тому, так кстати, в ночи позвонили и он исчез. Тцуна качает ногой, думая, что ему делать. Телефон звонит во второй раз, но Тцуна стоически не берёт трубку. Теоретически, звонить мог бы Реборн, чтобы сообщить ему что-то важное. Например, что есть кто-то другой на титул босса Вонголы, и теперь мафию он не интересует. Телефон звонит в третий раз. «Ну нет», — заключает Савада, крутя локон в руках, – «такое может быть только в сказках». И всё же, тревога начинает душить Тцуну даже несмотря на молчащую интуицию. На четвёртый раз он берёт трубку.              — Это Савада Тсунаёши? — спрашивает звонкий женский голос.              Тсунаёши настороженно угукает. Возможно, не стоило вводить свои данные на тот иностранный сайт, чтобы поучаствовать в розыгрыше двухспальной кровати.              — Это психотерапевт Реборна.              — Сочувствую? — недоумённо отвечает Савада. Видимо, день сегодня будет странным даже без прямого участия репетитора.              — Меня зовут Виола, мы виделись в Вами в Италии, на собрании Вонголы, — представляется женщина.              Тцуна приподнимается с кровати, заинтригованный новыми данными. Та блондинка, оказывается, вовсе не подружка Реборна. А он уже надумал…              — Мне нужно с Вами поговорить.              — Хорошо, давайте поговорим.              — Реборн зациклен. Это опасно, в первую очередь, для Вас, но так же и для вашего окружения. Он не здоров.              Тцуна с интересом вслушивается в шум на фоне. Кажется, он слышит быстрый цокот каблуков, шумит ветер и чей-то непонятный голос в далеке выкрикивает команды.              — Разве среди мафиозных семей есть здоровые люди? — Тцуна вспоминает уроки Реборна, и перед глазами проносятся лица многочисленных семей. — Хотя бы один? Мне для дела, чтобы хоть в ком-то быть уверенным. А может, наоборот, взять на карандаш. Я пока не определился, если честно.              Виола ему не отвечает, лишь тяжело дышит в трубку. «Куда же Вы бежите?», — так и хочется спросить Тсуну, но он молчит. По-настоящему бы узнать: «какой смысл бежать от неизбежного», хотя, опять же, спрашивать это не человеку, который так старательно пытается увильнуть от судьбы. Но ещё один давно волнующий вопрос у Савады всё же был.              — Вот как Вы думаете: есть ли разница между серийным убийцей и киллером?              — Вы совсем не понимаете серьёзности всей ситуации… — срывающимся голосом шепчет женщина. Ей, кажется, невдомёк почему они это обсуждают.              — И, — перебивает Тсуна, — можно ли назвать его серийным киллером? Есть ли такой термин? Могу я его запатентовать?              — Пожалуйста, услышьте меня, — женщина умоляет его, и он почти видит её широко распахнутые глаза, на которых уже выступают слёзы. — Бегите. Как можно дальше. Используйте любые возможности. Потребуйте с семьи защиты, у правительства. Что угодно! Такой человек, как Реборн, Вас больше не отпустит. Живым уж точно. Он одержим.              Дыхание в трубке частое, загнанное. Виола следует собственному совету, пытаясь скрыться со всех радаров. Тсуна закусывает щёку, раздумывая. Женщина искренне пытается помочь, но он не понимает, зачем. Как-то поздновато.              — Вы правда думаете, что от него можно сбежать? — иронично спрашивает Савада. Он это не специально, но хватит только слухов, чтобы понять, как работает его учитель. А она же не один раз с ним разговаривала.              — Я не теряю надежды. Пытаюсь спастись. И мне очень хочется спасти Вас.              — Не думаете ли Вы, что, в некотором роде, «пытаться» происходит от слова «пытки»? — интересуется парень, одновременно рассматривая домашнее задания на завтра. Ему ещё и вечером идти тренироваться с Гокудерой. Реборна рядом нет, но это не значит, что он не проверит. Есть вероятность, что телепатически. — Разве вы имеете право вот так просто разглашать информацию о клиентах?              — Вы меня словно не слышите… — приглушённо замечает голос.              Тсуна пожимает плечами, прекрасно понимая, что собеседница этого не увидит. Правда, приятно, что кто-то заботится о нём, но слишком не своевременно. Болото засосало его уже по горло, и все эти эмоциональные выкрики не имели никакого смысла. И как-то Виоле было фиолетово долгие месяцы на то, что с Савадой живёт киллер, обучает его, третирует.              — Так чем он одержим? Моей успеваемостью? — Тсуна достаёт огрызок карандаша, валяющийся на полу, решив начать с математики. — Я бы сказал, что это всё же кофе. Это нездорово пить его так много. В конце концов, он так от остановки сердца помрёт. Вот потеха-то будет.              — Да что с Вами такое?! — Виола срывается на крик и Тцуна чуть отстраняет ухо от динамика. — Он Вами одержим. У него уже был ученик, но отношение к нему было совершенно другое. Если за Каваллоне он следил, чтобы понять, как с ним работать, то за Вами – потому что не может не. Реборну жизненно необходимо знать о Вас всё. Он связывает все часть жизни с собой, чтобы Вы никак не смогли разорвать эти нити в будущем. Он уже считает Вас, Тсунаёши, своим. Он никому Вас не отдаст.              Наверное, с ним явно что-то не то, но Тцуна видит некоторые плюсы в этом. Киллер-номер-один на его стороне. Даже не за Вонголу, а именно за него. Вряд ли кто-то захочет тягаться с таким противником.              — Мы и раньше часто обсуждали Вас на сессиях, — продолжает женщина, — но, как только проклятие спало, это стало выходить за любые границы. Он мог часами описывать Вашу внешность, запах, движения. Сколько раз он упоминал как Ваш рот приоткрывается в удивлении, как неловко вы краснеете от смущения. Эта одержимость свела многие наши результаты к нулю. Раньше у него проскакивали мысли о спокойном будущем вне мафии, теперь же теперь есть только Вы. Это ни к чему хорошему не приведёт.              Он слышит звук лопастей вертолёта, который заглушает всё остальное.              — Мне уже пора, — выкрикивает Виола. — Берегите себя.              — Подождите! — Тсуна в панике вскакивает со стула, пытаясь понять кое-что важное, что вертелось у него на языке. — Вы в Вонголе кому-нибудь об этом рассказывали?              — Нет…              — А вне Вонголы обсуждали? — настаивает Тсунаёши. Что-то здесь было не так, и интуиция требовала копать дальше. Не просто так она сорвалась с насиженного места.              На том конце провода молчали, но оно было красочнее любых слов. Виола кому-то проговорилась. Такое не прощают. Тцуна потирает виски, уже на сто процентов зная будущее женщины. Зря она всё это затеяла. Он слышит взрыв, крики и завывания. Виола плачет, прося пощадить её, говоря о детях и престарелых родителях. Тсуна закрывает глаза и старается сдержать ритм дыхания.              — Chi ha la lingua va in Sardegna, — последнее, что различает Савада, прежде чем звонок обрывается. Даже со всеми помехами и шумом, он узнаёт раздражённый голос Реборна.              Он слышит звук выстрела, глядя на выключенный экран телефона. Реборн – опасный клиент, который совершенно не нуждается в книге отзывов и предложений.              — Видимо, мне и дальше придётся разговаривать о проблемах только с психотерапевтом, существующим в моей голове.