Куда приводят мечты

      Белые и пушистые, подобные облакам, декабрьские снежинки хлопьями тихо приземлялись на землю. Прямо на глазах снег укутывал всё толстым невесомым покрывалом. Сначала под пушистым одеялом исчезли дорожки. Деревья принаряжались в белоснежные шубы — снег налипал на ветки, делая их толстыми и белыми. От этого деревья становились похожи на людей, поднявших свои руки к небу. На заборе образовались шапки — самые настоящие папахи. Они вырастали с такой быстротой, что некоторые кренились набок, готовые в любой момент упасть под собственной тяжестью.       Птицы вовсе смолкли и исчезли, а снег всё сыпал и сыпал, ведомый чьей-то щедрой рукой. Вот уже и лужи сдались, перестали пробиваться через вату снежного покрывала. Всё стало чистым, свежим, праздничным. Даже воздух изменился под гнётом стихии — появился стойкий запах чистоты. Это Зима говорила напоследок: посмотрите, как хорошо вокруг. Всё укрыто белоснежными одеждами, как чист этот морозный воздух, как прекрасен снегопад в своей тихой грусти.       Снегопад ассоциировался у детей со сказками, с праздниками и весельем. Они дружно вспоминали о госпоже Метелице, которая где-то в небесной вышине выбивала свои волшебные перины. Как только они задирали голову в надежде увидеть её, снег резво сыпал, таял на детских ресницах, и те, начав отряхиваться и отмаргиваться, уже забывали о хозяйке с облака, шли играть дальше, упиваться мгновениями беззаботного детства. Стоит отметить, что выбор был велик: горки, лыжи, коньки, санки, игра в снежки, катание на горках, строительство снежных крепостей и снеговиков.       Повсюду царила атмосфера праздника, люди готовились к его приходу — покупали пышные ели домой, различные фрукты и сладости на стол, и, конечно же, подарки для своих близких и спешно тащили их домой. Что ни говори, а канун Нового года нёсся на всех порах, сыпался снегом за шиворот и дарил теплоту, несмотря на морозы. Все жители города, казалось, прониклись одним и тем же странным чувством, словно вот-вот должно случиться что-то волшебное и радостное. Им всем было радостно на душе. Всем, кроме Анфисы.       Видя, как люди становились весёлыми и радостными в этот день, она закрыла занавески. Анфиса искренне не понимала причину всеобщей радости. Для неё этот праздник не значил ровным счётом ничего. Просто после боя курантов нужно будет поменять календарь, и всё. Единственный плюс, который она видела в этом празднике, — выходные. В этот проклятый день для дураков можно было отдохнуть.       Анфиса предпочитала отдыхать в тишине и одиночестве. Она была интровертом, которому требовался продолжительный отдых от людей, катастрофически необходимым всегда и точно не временно. «Не от мира сего» как персональное клеймо на лбу, оставленное соседями и немногочисленными знакомыми. В основном так за глаза говорили они, когда Анфиса изредка выходила на короткие прогулки или выбиралась в магазин. Только онлайн-покупки делали её счастливой — не нужно никуда идти, а всё самое нужное доставит курьер. Вот только Анфисе было плевать. Она уже давным-давно не обращала внимание на чужое мнение и жила в комфорте, как сама того хотела. Просто однажды разорвала эту порочную связь с миром и была такова. Сейчас, в одиночестве, по крайней мере, никто ей не мешал и не требовал чего-то — этого было вполне достаточно для минимального счастья.       Анфиса не помнила, когда началась ненависть к зимнему снегопаду, к Новому году, и, собственно, к людям. Порой закрадывалась шальная мысль: когда? В какой момент ненависть взяла своё начало? На эти вопросы она не могла получить уверенный ответ. Быть может, это началось в детстве, когда отец и мать, питающие ненависть к собственному же чаду, бросили крошечную Анфису в канун Нового года на улицу в надежде, что девочка найдёт свой приют в другой семье или же просто умрёт от переохлаждения. Быть может, это началось в подростковом возрасте, когда в один из зимних вечеров одноклассницы, ненавидевшие свою несуразную одноклассницу, поджидали Анфису, силой увели в безлюдный переулок, а затем нещадно избили, предварительно раздев. А, быть может, это началось в университете, когда первый парень Анфисы позвал её в мотель, обещая сюрприз, а сам встретил её в нетрезвом состоянии с друзьями, вместе с которыми он издевался над хрупким девичьим телом.       Общее между этими случаями было то, что каждая история приключалась в канун Нового года — три ситуации, постепенно сломавших в Анфисе то самое желание праздника. Если это волшебство и было, то развеялось на семи ветрах. Всё предвкушение едва ли не центрального праздника года каждый раз рассыпалось осколками стекла, оставляя после себя лишь слёзы досады и втоптанные в снег кружочки разноцветных конфетти. Разве это празднество, когда в душе скреблись кошки? Был бы на месте Анфисы кто-то другой, кто знает, тоже ненавидел бы зиму и её главный праздник?       Анфиса пыталась полюбить Новый год, но каждый раз всё шло не по плану. Изорвать новенькое платье, грустно жевать оливье, залитое слезами, и ненавидеть себя ещё сильнее. Не такая, неправильная, не понимает, наверное, и не поймёт никогда. Одно сплошное разочарование и горечь на сердце.       Оказавшись на улице, Анфиса останавливается и поднимает взор в небо. Кажется, что предновогоднее волшебство всё пытается достучаться до холодного сердца. В какой-то момент она вздрагивает, но тут же прогоняет это ложное счастье. Почувствовав на лице щекочущее и холодное прикосновение снега, Анфиса выпаливает тихое:       — Ненавижу, — и стремится прочь в сторону магазина.       К чему все эти ложные надежды, когда Анфиса не могла ответить этому миру той добротой, что каждый раз стучится к ней в двери? Незачем. Она давно и крепко озлобилась на этот мир, людей и счастье, чтобы вот так просто оставить все свои обиды. Холод пробирал до самых косточек, но вот до заветных дверей магазина осталось всего пара шагов, а там спасительное тепло.       Люди. Такие счастливые, радостные, что становилось тошно. Анфисе хотелось развернуться, убежать обратно в свою уютную квартиру, нежели пытаться вразумить этих глупцов. Что с них взять? В конце концов, так эти люди воспитаны. Не все такие «счастливые», как одна Анфиса — «цветок», но бутоном вовнутрь. И грустно, и горько, вот только слёзы давно высохли, осталась лишь кривая усмешка на губах.       — Ненавижу, — повторяет она, после чего уверенно огибает отдел с новогодней атрибутикой.       В глаза практически сразу бросаются ёлочные игрушки, гирлянды, различные подарочные наборы — всё, что было в духе грядущего праздника. Анфиса порядком подташнивало от отвращения, скрытого за маской равнодушия, и зашагала к разделу, где не было особо людей, а именно в отдел книг. Пожалуй, единственное, что дарило какую никакую радость Анфисе в четырёх уголках — чтение. Это был отличный способ «сбежать» от реальности, спрятаться в мирах, открыв себе новые страны. Только они красили серые, унылые будни за стенами, ограждающими от всего остального мира.       Даже при таком раскладе дел всё одно, Анфиса не могла признать — книги давали ей то, чем она не обладала: ощущение собственной успешности, чувства, которые даёт её дружба, любовь, ощущение наличия у неё какого-то особого характера. Читать то, чего не было в её жизни, даже призрачного намёка, было интересно.       Взгляд сразу же зацепился за книжные новинки. Про любовь парня и девушки, которым предстояло пройти через тернии, чтобы быть вместе, про жертвы во имя любви, и даже про запретную любовь между парнями. Все эти сюжеты связывал единый лейтмотив — любовь.       «Глупость. Глупее лишь те, кому это нравится. Как вообще можно читать такую дичь?» — Анфиса покачала головой, затем сфотографировала полку с книгами и отправила своему приятелю.       Ты только посмотри, какой треш! Твою мать, так это ещё и бестселлеры!       Телефон вернулся в карман, а взгляд неожиданно выхватил пыльный форзац на самой нижней полке. Присев, Анфиса дотронулась до пыльного и невзрачного переплёта. Видимо, никому не было дело до этой книги. Горькая улыбка на миг исказила лицо Анфисы.       — Почему некрасивых не любят? Кто-то должен любить некрасивых, — вспомнила она. — И к чему бы ты вспомнился мне, Иосиф Александрович, — к добру или худу?       «Сказка о ведьме» — гласило название книги с размытым изображением женщины на обложке. Неизведанная сила будто тянула этой к невзрачной книге. Казалось, что в ней было нечто важное. Когда Анфиса хотела вернуть её обратно на то место, где она лежала прежде, руки будто сами крепко сжали форзац. Внутренний голос кричал: не отпускай! Это твоя судьба.       Анфиса послушалась и по пути решила заскочить и в продуктовый отдел и закупиться нужными ингредиентами, раз уж ей всё-таки пришлось выбраться из своего убежища. По пути домой в мыслях то и дело прокатывалась эта странная мысль. Пожалуй, нечто такое Анфиса не испытывала раньше. Книга всё также лежала в пакете с покупками. Внезапно Анфиса остановилась, взяла в руки новенький смартфон.       Стою в пробке, задержусь. Прости!       Анфиса уже забыла, что Михаил обещался отметить этот недопраздник вместе с ней. Ей было так смешно наблюдать за этими тщетными попытками Михаила хоть как-то расшевелить свою подругу. Пожалуй, он был единственным, с кем Анфиса всё ещё поддерживала некое неловкое подобие дружеского общения. Просто однажды два странных человека столкнулись не в то время не в том месте. Михаил внимательно изучал книжные полки, пока Анфиса хотела разразиться бранью на нерасторопного парнишку. Не получилось, зато завязалось странное общение в соцсети. Именно он вытаскивал её из серых будней на простые прогулки в парке. Даже если они молчали и просто пили кофе, Анфиса чувствовала что-то сродни спокойствию.       Может быть, именно в этом случае говорят, что подобное притягивает подобное? Впрочем, она не любила зиму, в то время как Михаил всё пытался хоть как-то разжечь если не любовь, так хотя бы подобие нейтрального отношения к празднику. Например, на первое января в прошлом году Михаил кое-как вызвонил Анфису на прогулку. Вот только вместо привычно спокойного друга посреди пустого парка стояла самая настоящая новогодняя ёлка, опутанная в гирлянду. Единственное, что узнавалось в Михаиле — стаканчик кофе из любимой кофейни. Пока Анфиса шла по парку, то и дело закатывая глаза от стыда, её друг дурным голосом напевал всякие новогодние песенки. Это теперь ей было немного смешно, но тогда…       — И что с тобой делать? — выдохнула Анфиса. Пальцы принялись набирать ответ.       Ничего особенно не пропустишь. Я пока что в магазине. Если что, ключ лежит под ковриком.       Кажется, именно таких отношений и хотела Анфиса — тонкая грань между личной свободой и небольшими вылазками в люди. Михаил, кажется, был этакой декорацией и нечаянным слушателем, нежели другом или, упаси Бог, любовным интересом. Просто с ним было интересно, не больше того. Михаил умел не только поддержать Анфису, но и поддерживал интересные разговоры. Интересно, когда он сможет приехать?       И вот спустя время, когда Анфиса уже вернулась домой, где царил уют, тишина и спокойствие — всё, как она любит. Михаил по-видимому ещё был где-то в пути. Анфиса помнила, что он жил где-то на окраине, да и ситуация на дорогах была явно против всяких спешек. Короткий взгляд на карты принёс неудивительный диагноз — город попросту встал в одну большую пробку. Анфиса лишь раздражённо выдохнула. Вот же люди! И не сидится им и не лежится. Ничего не поделаешь, придётся подождать, но прежде всего нужно переодеться и разобрать свои покупки. Вдруг послышался неясный шум. Когда Анфиса повернулась на звук, книга упала на пол. По всей видимости вывалилась из пакета. Что ж, бывает. Анфиса подошла ближе и взяла книгу в руки.       — Сказочка для мелких, значит, — хмыкнула она, стерев остатки пыли с поверхности книги. — И это моя судьба?       Анфиса рассмеялась то ли от своей наивности, то ли от случившейся оказии. Что такого могло произойти? Кажется, Анфиса точно была не в себе, когда покупала эту дурацкую книгу. Смех захлёстывал всё сильнее.       — Будь это моя так называемая судьба<i>, место ей в аду! — выкрикнула она, кинула книгу на пол и начала топтать ногами.       К собственному изумлению, книга как назло не потеряла свой достаточно опрятный внешний вид. Подняв её с пола, Анфиса принялась со злостью вырывать листы. Не жаль ни потраченных денег, ни содержимого. Она лишь глумилась над своей наивностью, продолжала смеяться. Страница за страницей вырывались со смехом, пока палец не пронзило острой болью. В порыве эмоции Анфиса далеко не сразу поняла, что порезалась об острый бумажный край, но не преминула разразиться бранью. По-хорошему нужно было остановить кровь и обработать порез, однако ладонь, обагрённая кровью, завораживала. С горящим интересом взглядом Анфиса наблюдала, как неспешно вытекала кровь из раны, как капли окрашивали испорченную книгу багрянцем.       — Как эстетично… — прошептала она.       В одночасье, словно гром среди ясного неба, вспыхнул белый огонёк, затем озарил всю комнату. Без посторонней помощи книга взмыла под самый потолок. Вырванные ранее листы, будто в замедленной съёмке, поднимались обратно к книге, а вспышка стала нестерпимо яркой. Рухнув на пол, Анфиса закрыла глаза, выставила вперёд локоть, скрываясь за ним. В голове был один единственный вопрос: что, чёрт возьми, творится?       — Ты пробудила меня своей кровью. Потому я исполню любое твоё желание, — донёсся голос, который, казалось, шёл от книги.       «Я схожу с ума?!» — вспышка исчезла, осталось только свечение, исходящее от книги.       — Ну же, девочка, скажи, какова твоя самая заветная мечта? Богатство, парень, красота… Проси всё, что хочешь.       — Кажется, я вижу сон или брежу, — Анфиса хотела ущипнуть себя, но подумала: а что, собственно, терять? Хочет услышать моё желание — пусть будет так.       В глазах загорелись недобрые огоньки.       Открыв рот, она уже собралась озвучить свои требования, как внезапно раздался знакомый голос:       — Нет! — обернувшись на звук, Анфиса увидела Михаила, который быстро подошёл к ней, схватив её за плечи. — Ты не можешь загадать такое желание, — «друг» знал, чего больше всего хотелось Анфисе, что не могло её злить. — Пожалуйста, подумай о других людях, — жалобно пробормотал Михаил, опуская взор вниз. Его взгляд пал на руку Анфисы.       При виде засохшей крови он сморщился, словно не она, а он сам чувствовал <i>ту боль от пореза. Михаил хотел взглянуть на рану получше и помочь, но Анфиса оттолкнула его грубым словом:       — Прочь!       Анфиса смотрела на Михаила, пытаясь понять, о чём он думал. При первой же догадке её лицо исказилось от злобы.       — Ты завидуешь мне…       — Что? Нет! — отрицал Михаил, он хотел снова взять за плечи Анфису и объяснить, что к чему, но та выставила вперёд руку.       — Ты завидуешь тому, что мне был предоставлен шанс загадать желание, не так ли?       — Нет, — отрицал он, мотая головой из стороны в сторону, но всё было бесполезно. Анфиса уже не верила его словам. От досады он опустил голову, не зная, как быть.       — Я хочу… — подала она внезапно голос.       Михаил поднял на неё свой взор и, словно понимая, что она произнесёт дальше, еле слышно произнёс губами «не надо». Его слова были услышаны, но что же делать? Анфисе было совершенно плевать.       — Хочу, чтобы исчез проклятый праздник — Новый год. Чтобы от него, как и от радости людей, не осталось и следа!       И мир словно померк, и образовалась тишина, такая мёртвая, что Анфиса не заметила, как затаила дыхание в ожидании.       Анфиса выдохнула. Улыбка коснулась её губ. Неужели она смогла, неужели праздника больше никогда не будет? Судорожно хотелось сделать вдох, но грудь словно сдавило, обожгло изнутри. Картинка вокруг поплыла, смазалась.       — Что? Что?! — хотелось закричать Анфисе, но вместо этого лишь сдавленные хрипы. — Неужели?..       Тело безвольно упало на пол.       — Ты затеяла опасную игру, дитя, — улыбнулась хранительница книги. — И ты за это поплатилась.       Вспышка яркого света осветила кухню ещё раз, затем книга попросту исчезла из комнаты.       — Михаил… — беззвучно пролепетала Анфиса при виде него. Он молча смотрел на неё. В его глазах было разочарование и, как бы не хотелось отрицать… любовь. Та самая, с которой он всегда на неё смотрел.       — Анфиса, — оказавшись рядом, Михаил накрыл лицо подруги руками и начал гладить, — ответь, милая моя, насколько сильно нужно было ненавидеть этот мир, чтобы влюбиться в вечную тишину собственного сознания?       Не дождавшись ответа, Михаил исчез.       Анфису начало колотить с новой силой, она пыталась бороться за свою жизнь, но тщетно. Перед глазами, будто кинолента, летела жизнь. Каждая горесть, каждый канун Нового года. Последним, о ком подумала Анфиса, был Михаил. Ведь как бы она ни противилась, однако не заметила, как влюбилась в своего нечаянного друга… Но только сейчас, наконец, могла понять, что выдумала его.       От первой случайной статьи на просторах Интернета до продолжительных поисков. Первой мыслью Анфисы было недоверие, затем снова поиски. Несколько тематических форумов, несколько историй на разнообразных имиджбордах. Несколько дней мысль завести воображаемого друга — тульпу — не покидала её. Чем больше Анфиса думала об этом, тем сильнее уверялась в том, что ей жизненно необходимо общение, пускай даже это будет иллюзия.       Пересмотреть с десяток подробных гайдов было несложно, гораздо труднее обстояли дела с визуализацией. Анфиса и подумать не могла, что со временем попросту утратила возможность фантазировать. Ещё несколько дней она пыталась собрать хотя бы размытое подобие своего <i>идеала<i>. Сотни разнообразных фотографий — от одного парня были взяты глаза, от другого - причёска. Отдельным и немаловажным пунктиком был характер, но тут всё вышло куда проще, ведь для начала необходима визуализация.       Вот картинка замирает. Анфиса, словно в замедленной съемке, видит себя со стороны. В полумраке комнаты загорается едва заметная искорка синего цвета. Её чуть хрипловатый шепот разрывает воцарившуюся тишину:       — Эй, привет.       С каждым днём Анфиса старалась усиливать эту незримую связь. Борясь с недоверием, она держалась как можно увереннее. Через месяц из тусклой искорки Михаил стал тёмной тенью где-то в углу, ещё через месяц, казалось, осторожно сидел в изножье кровати.       Как ни странно, но характер Михаил обрёл немного своеобразный: интроверт «под прикрытием» общительности, любит книги и праздники, способен мастерски поддерживать беседы, иногда касается прохладными ладонями лица Анфисы. Она всячески прогоняла от себя мысль, что это были её же руки, просто охлаждённые пакетиком со льдом.       Через полгода Михаил наконец обрёл своё лицо. Пускай для начала его черты расплывались, особенно под действием алкоголя, он старался уйти в тень — ведь так действительно проще. Со временем Анфиса смогла обуздать и эту проблему, лишь слегка улыбалась, когда ощущала где-то в районе затылка лёгкие «мурашки» — верный признак того, что сейчас Михаил был где-то рядом.       Что ни говори, а двадцать первый век — век технологий. Создать бота, который отправлял вполне похожие на человеческие сообщения, видеть рядом с собой не человека, а его великолепное подобие. Что ни говори, а тульпа — воплощение человека. Анфиса долго могла убеждать себя в обратном, но теперь никак не могла скрыться от горькой правды, видя свои же робкие касания, казавшиеся прикосновениями Михаила.       Вот она стоит посреди пустой комнаты и глупо улыбается, ведя молчаливый диалог с Михаилом. В глазах горят едва заметные огоньки — кажется, именно в тот момент Анфиса поняла, что влюбилась в воссозданную иллюзию, тогда же от своей любви отреклась.       Вот она улыбается первым успехам созданного бота, что пожелал ей доброго утра, вот только стрелка часов едва перевалила за полночь. Методом проб и ошибок, Анфиса собрала усреднённый лексикон для Михаила, попутно изучала всё новые и новые возможности функционала.       Но последним и самым горьким воспоминанием перед глазами застыл момент, который она не в силах была вспомнить. В тот день Анфиса чувствовала себя неважно, но стоило только оказаться дома, как состояние ухудшилось. Старенький ртутный градусник показал уверенные и одновременно пугающие тридцать девять и шесть. В аптечке нашлись все самые необходимые порошки и лекарства, поэтому Анфисе осталось поудобнее устроиться в своей постели. В ночь температура поднялась ещё выше. Реальность и бред смешались, без ответа остались сообщения бота с заботливым именем Мишка-книжка. Вот иссушенные губы приоткрылись, изогнулись в странноватой полуулыбке-полуусмешке.       — Эй, привет. Ляжешь со мной?       Анфиса не помнила, что происходило той ночью, но теперь видела всё воочию. Вся выверенная уверенность разрушилась, подобно песочному замку под гнётом морских волн. Первое дрожащее «люблю» сказала именно она.       — Ведь если я полюбила тебя, ты ведь не покинешь меня?..       Но ответа не было. Отведённые минутки для воспоминаний растаяли.       «Какая досада… Дедушка дал мне имя со значением «цветущая», надеясь, что я буду цвести в своей жизни, как цветок, а я… Я завяла. Завяла, не успев расцвести, обрести пусть и выдуманную, но всё же любовь», — промелькнули в голове мысли, после чего глаза Анфисы закрылись навеки.       Через пару часов наступит долгожданный Новый год, однако одинокая девушка Анфиса больше никогда не ощутит ни его радостей, ни горестей. А что до книги, то она обязательно обретёт нового хозяина. Может быть, у этого человека будут чистые помыслы, может, не очень, однако то, что произошло однажды, произойдёт и ещё раз.       Вот куда привела несбывшаяся мечта Анфисы — девушки, ненавидевшей Новый год, озлобившиеся на весь мир и затеявшей опасную игру.       Мечта, стоившая её жизни.