***
Солнце ощутимо припекает, нагревая доспехи, но Пэй Мин упрямо тащит их на себе. Он может утратить свое звание генерала, но не свою гордость. В забытом богом краю возле ненавистного ему моря он ощущает себя песчинкой, и для генерала в прошлом подобное ощущение — высшая мера наказания. Едва прибыв, Пэй Мин отказался от сопровождения местных жителей и в мрачных думах отправился на берег сам. Мужчина легко нашел свежепорванные сети, брошенные волной ему под левый сапог. Невольно сделав шаг назад от воды, он поддевает их носком, вертит в руках, внимательно разглядывая. И не сразу замечает, что за ним следят. Кудрявая макушка прячется за крупным камнем, но зоркий глаз бывшего генерала уже обнаружил наблюдателя. Судя по миловидному личику, это девушка. — Тебя послал староста деревни? — ласково зовет незнакомку Пэй Мин. — Не бойся, подойди. Однако та не спешит показаться. Лишь смотрит в ответ, поглядывая сквозь щель меж камнями; Пэй Мину видны мелькающие кудряшки да зелень больших глаз. Он сам делает шаг навстречу, утопая сапогами в песке, но его манит интерес к неразговорчивой девушке. Слабый пол — его сильнейшая слабость. Он хорош в обращении с красавицами и знает это, потому без опаски приближается к камню, не переставая взывать к незнакомке. — Я сейчас взгляну на тебя, ладно? — коснувшись ладонью укрытия, он садится перед ним и выискивает глазами пугливую особу. — Я не обижу, слово генерала... Сильный удар по голове временно выводит генерала из строя. Опрокинувшись на спину, Пэй Мин изумлённо взирает на взметнувшийся стремительный силуэт. Солнце слепит глаза, не позволяя разглядеть ничего, кроме занесенной для второго удара изящной руки с шипастой ракушкой. — Стой! Пэй Мин торопливо вскидывает ладонь, всерьез опасаясь за сохранность своего черепа. — Я же сказал, что не трону тебя, — повторил он уже спокойнее, пытаясь разглядеть чужое лицо. — И дал тебе слово. Незнакомка задумчиво склоняет голову к плечу, а затем кивает, опуская раковину. Пэй Мин выдыхает и осторожно выпрямляется, опираясь спиной на камень. — У тебя тяжёлая рука, — посмеивается бывший генерал, потирая ушибленную голову и украдкой пытаясь рассмотреть черты чужого лица. Яркое солнце, будто решив оказать услугу, скрывается за облаком — и он видит. Нежные черты лица с пухлыми губами, густые ресницы, длинные вьющиеся волосы. Но плоская грудная клетка лишает Пэй Мина и намека на сомнение, а очертания мышц подсказывают, что по-юношески угловатое тело принадлежит вовсе не девушке. Это шокирует едва ли не сильней, чем хвост. Пэй Мин бессмысленно смотрит на пространство ниже пояса, где тонкая талия плавно переходит в неестественные для человека изгибы, покрытые мелкой бирюзовой чешуей, словно гребешки морских волн. — Ты русал, — наконец ошарашенно выдает Пэй Мин. Красивый юноша в ответ щурится насмешливо, дёргая уголком губ. Теперь Пэй Мин видит, что вблизи это лицо, не приукрашенное более сладостными ожиданиями, кажется острее, а на горле виднеется четкий кадык. Уплывать русал явно не торопится. Напротив, откидывается на нагретом солнцем камне и смотрит выжидающе, будто подгоняя озвучить менее очевидные наблюдения. — Ты меня понимаешь? — на всякий случай уточняет Пэй Мин. Русал кивает в ответ, и он вновь опускает глаза на хвост. В голове его что-то щелкает. — Рыбаки говорили, что кто-то рвет сети. Кто-то вроде крупной рыбы, — рассуждает он вслух. — Это ты? Русал приоткрывает рот, но тут же его захлапывает с крайне недовольным видом. Наткнувшись на непонимающий взгляд, он чиркает пальцем себе по горлу и разводит руками. — Не можешь говорить? — догадывается Пэй Мин. — Я могу помочь? Русал удрученно качает головой, но в следующий момент, просияв, ловит своего собеседника за рукав и решительно тянет за собой. — Ну уж нет! — Пэй Мин хмурится, заметив, что его пытаются вести к воде. Он вытягивает рукав из чужих неожиданно сильных пальцев. — Ноги моей не будет больше в море! Русал забавно надувает щеки, словно обиженный ребенок. Бросив на Пэй Мина выразительный взгляд, он отталкивается хвостом от песчаного берега и ныряет в воду. Через некоторое время голова русала вновь появляется над водой. Он настойчиво стучит ладонью по воде, манит за собой. — Прости, приятель, но нет, — Пэй Мин топает сапогом по песку. — Я-то не живу в воде. Судя по выражению лица русала, тот не думает о генерале ничего хорошего. Поджав губы, он взмахивает гривой длинных волос и уходит под воду — Пэй Мин и глазом моргнуть не успевает. Только след от хвоста на песке да злополучная раковина доказывают реальность случившегося. В деревню Пэй Мин возвращается, находясь в крайней задумчивости. Староста беспокоится: присланный из столицы генерал невесел, хотя поутру прибыл в самом бодром расположении духа. Попытки разговорить Пэй Мина не приносят успеха; более того, он отказывается и от вина, и от женщин. Лишь на закате он задает вдруг странный вопрос: — У вас здесь, случайно, не водятся русалки? Староста настороженно относится к этому снисходительному интересу образованного человека к деревенским байкам, однако отвечает живо и услужливо: — Эти истории стары, как само море, господин генерал. Издревле говаривали о красавицах с чарующими голосами... да только неправда все это. — Отчего же неправда? Староста, опешив, не находит ответа, завидев серьезный внимательный взгляд. Ему бы поделиться своими знаниями, да страшно выглядеть темным человеком, тем самым утратив и без того небольшой авторитет. Но шестилетний сын старосты не утруждает себя подобными сложностями выбора. Проходя мимо крыльца и услышав вопрос от важного гостя, мальчишка подбегает с гордым заявлением: — Это неправда, потому что русалки не могут петь на суше! Отец шикает на него, но Пэй Мин отчего-то светлеет лицом, найдя разгадку чему-то своему. — Как это — не могут? Почему? Сообразив, что отвертеться от странной темы не получится, староста поясняет неохотно: — Потому что водою они рождены, вода им голос и даёт. А ведь он — их великое богатство. — Говорят, русалочья песнь может чудеса творить, — опять встревает мальчик. — Потому мы ее и не слышим. — Да и не бывает их, русалок, — нескладно заканчивает староста. К его облегчению, Пэй Мин больше не задает вопросов, а после ужина уходит ночевать на берег — сторожить сети. — Не болтай глупостей больше, — сердито отчитывает староста сына. — Серьезный он человек! — Он же сам спросил про русалок, — резонно замечает ребенок. — Зачем они ему? — Кто знает, — бурчит староста. Он не знает, и оттого ему тревожно на сердце. — Только ясно же, что не русалки нам сети рвут. Мальчик молчит согласно. Он, в отличие от отца, в русалок верит. Но тоже знает, что русалкам сети не нужны. Пэй Мин приходит к тому же выводу. Ночь проходит тихо, наутро сети целы, а вчерашний знакомый сидит на том же камне, будто ждёт его. Пэй Мин поднимается, отряхиваясь от песка, и осторожно подходит ближе. — Сегодня не нападаешь, — дружелюбно замечает он, успешно добравшись до камня и не получив удара ракушкой. Русал беззвучно смеётся; зубы у него обычные, человеческие, как и все его тело выше пояса — разве что кожа светлее, чем у селян и самого Пэй Мина. И выглядит она мягче. Пэй Мин любит красоту. Военный человек ее видит не так много за свою жизнь — обыкновенно яркую и короткую. Пэй Мину повезло, его срок на земле длится чуть более двадцать лет; но в своем сознании ему за тридцать пять, что по его меркам весьма солидно. Женщины любят солидных. Особенно женщины красивые, привыкшие к долгим ухаживаниям и красивым речам. Ши Цинсюань похож на них — так же кокетливо убирает прядь волос за ухо, бросая игривый взгляд из-под ресниц. Он рассыпает перед Пэй Мином множество маленьких цветных раковин, и тот склоняется к ним. Перебирает длинными сильными пальцами, прощупывая шершавые неровности, любуясь оттенками. — Красиво, — говорит он в конце концов. — Спасибо. Русал пытается сказать что-то, но терпит неудачу. Он явно привык много говорить: с энтузиазмом жестикулирует, ярко сверкая глазами. Пэй Мин непонимающе смотрит, едва удерживаясь от смеха, и отдергивает руку, когда русал ловит ее, как и вчера. — Нет, нет. Я знаю теперь, что ты можешь говорить только под водой, но прости, я в нее не полезу. Русал уже не выглядит обиженным, сосредоточенно размышляя. А затем снова ныряет в приливную волну и исчезает из виду. До следующего дня.***
Ши Цинсюань не понимает, отчего тот человек так не любит его море. Он показывал ему лучшие раковины из своей обширные коллекции, приносил яркие морские звёзды и горсти забавных мелких рыбок. Красивейшие водоросли украсили под его чуткой рукой волосы человека — тот смеялся, увидев свое отражение в воде, но снимать не стал, чтобы не обидеть. Человек ласков с ним, и Ши Цинсюань ничего так не жаждет, как рассказать ему о себе. Молчать мучительно. При звуках глубокого мягкого голоса этого мужчины по коже Цинсюаня пробегают мурашки, а сердце сладко замирает. Он хотел бы рассмеяться над чужой шуткой в голос, звонко и чисто, как умеет, а затем пошутить сам. Хотел бы рассказать историю каждого своего подарка. Сестры и братья всегда просят его поделиться своими историями, и тому человеку они тоже наверняка бы понравились. Но тот не желает даже подходить к воде. Ши Цинсюань понимает тем хуже, чем чаще ловит направленный на него чужой взгляд, исполненный тепла. На берегу человек встречает рассветный туман и на нем же провожает закат. Его руки часто замирают на талии Ши Цинсюаня, и хотя под загорелой кожей играют мускулы, касания эти бережны, почти невесомы. Русал ластится к ним, как к теплому течению, позволяя ему нести себя. Человек говорит, что любит его, но эти слова — единственные, что Ши Цинсюань не в силах понять. Отчего он тогда не любит и море, что звучит его утраченным голосом? Отчего он не хочет его услышать?***
Пэй Мин тонет. Тонет всякий раз, как ступает в морскую воду. Вкус соли оседает на языке, парализует ужасом. Постыдный секрет генерала, из-за него утратившего свое звание. Нелепая случайность в виде морской волны, хлестнувшей его по ногам во время боя. Прославленный генерал на глазах всего войска оцепенел, не в силах поднять меч. Никто не знал, какая тяжесть сдавила грудь взрослого мужчины, вновь вернув его в детство и не позволяла сделать вдох, как тогда; но неприятель торжествовал. Без четкого командования минута промедления стала решающей. Поражение было сокрушительным, и когда уцелевшие товарищи оттащили генерала в сторону от воды, вернув ему ясность мысли, было уже слишком поздно. Император не гневался — Пэй Мин смирился бы с этим, как и с потерей чести. Но правитель жестоко пошутил над бывшим генералом, отправив его в глухую деревню по смехотворной жалобе на порванные сети. Отправив прямо на морской берег. Пэй Мин не удивился бы, если бы шуткой оказались и сети. За те три дня, что он ночевал на песке, никто не тронул их. Каждое утро рыбаки из деревни горячо благодарят его, забирая богатый улов. Пэй Мин улыбается им с неловкостью человека, осознающего свою бесполезность. Лишь встречи с русалом наполняют его дни смыслом — смыслом, не ведомым больше никому, кроме них двоих. И рыбы, рвавшей сети.***
Рыба объявляется на четвертый день. Пэй Мин как раз направлялся к их обычному месту встречи с русалом, но мелькнувший в воде черный хвост привлек его внимание. Все происходит единовременно: бросок мужчины, взмах мечом и удар острого плавника на мощном чешуйчатом хвосте. Последнее, что видит Пэй Мин после удара об воду — яркая синева неба сквозь зыбкую рябь наверху. Вспышка паники уступает место холодному оцепенению, и тьма постепенно заполоняет его угасающее сознание. А затем он слышит пение. Голос звучит в его голове, проникая сквозь толщу воды, сквозь страх и боль; он пропитывает вибрацией каждую клетку человеческого тела, приливной волной ластится к телу и наполняет лёгкие кислородом. Пэй Мин делает вдох и медленно, будто во сне, поднимает веки. Русал улыбается ему, не прекращая петь. Волосы колыхаются вокруг его лица ореолом, а с губ непрерывно стекает поток живой мелодии, окутывающий человеческое тело подобно бережным объятиям. Пэй Мин не может разобрать слова, но сердце его щемит от чего-то столь прекрасного. Он неуклюже пробует плыть, и его русал плывет рядом, грациозно управляя хвостом. Песнь завершается, но эхо ее отдается в каждом вдохе Пэй Мина. Их руки соприкасаются, сплетая пальцы. А потом он слышит речь. — Меня зовут Ши Цинсюань. Наконец-то я могу это сказать! Смех его звучит именно так, как всегда представлял Пэй Мин, и это обстоятельство кажется очаровательным. Если он умер, это лучшее из возможных посмертий. — Я не смог даже рассмотреть того, кто сбросил меня в воду, — вслух сожалеет Пэй Мин. — Ясное дело! — восклицает Ши Цинсюань. — Ты помешал Хэ-сюну завтракать. — Хэ-сюну?.. — Мой друг, — горячо кивает Цинсюань. — Оказывается, этот хитрец повадился выбираться со дна к вашим сетям, чтобы наесться уже пойманной рыбы вдоволь. Я сам узнал недавно. — Но зачем он тогда их рвет? — Ты видел его ногти? Вдвое длинней моих! — Ши Цинсюань взмахивает пальцами свободной руки. — Конечно, в спешке можно зацепить и порвать что-нибудь, — он вздохнул. — Я попрошу ничего не красть больше. — И он послушает? — недоверчиво хмыкает Пэй Мин, в памяти которого живы кинжалы-плавники. Он не сомневается, что и зубы у Хэ-сюна острые. — Конечно, — убеждённо отрезает Ши Цинсюань. — Я вас познакомлю! А пока просто смотри... И Пэй Мин смотрит. На коралловые рифы и ярких рыб, проплывающих бок о бок с ними безо всякой боязни. На многочисленные водоросли, танцующие в вихрящемся водном потоке. На солнечный свет, играющий на зеркальной поверхности воды далеко вверху. Но слушать ему нравится больше. Он впитывает голос Ши Цинсюаня не только слухом, но и памятью — каждый перелив интонаций, каждый всплеск эмоций. Он унесет с собой на поверхность свою вспыхнувшую любовь к морю в этой музыке, и русалочья песнь всегда будет звучать в нем. Даже на суше.