***
Осень. Время сухих разноцветных листьев, разливных дождей и облачного пасмурного неба. Будь я жив, обязательно бы увернулся в мягкий плед и выпил чего-нибудь тёплого. Мне помнится вкус какао на губах, привкус шоколада на кончике языка и запах осенней свежести. Каждое время года я романтизирую как только могу. Стараюсь найти прекрасное во всём и, кажется, при жизни я увлекался рисованием. Рубашка, что я ношу уже достаточно долгое время, местами запачкана акварельными красками, руки мои в тех же самых пятнах, да и, думается, лицо я наверное тоже испачкал. С высоток я много раз видел эти волшебные обзоры, невероятные… Рассвет. Закат. Звездопад. Грозу. Я встречал день и провожал его. Я наблюдал за звёздами и каждый раз загадывал одно и то же желание. Я видел молнии и делал вид, что мне страшно. Я и по сей день стараюсь казаться самому себе живым, хотя прекрасно понимаю, что, я… не упокоен, и, для чего-то, почему-то, блуждаю между мирами. Только то, что я вижу, отвлекает от плохих мыслей. Я всё ещё чувствую. Это главное. Я всё ещё хочу рисовать и представляю кисточку в своей руке. Похоже на то, что живой я был тем ещё романтиком. В воспоминаниях лишь картина перед моими глазами, где пожилая пара, наплевав на возраст, на общество и на мир в целом, счастливо едут на мопеде. Это был мой рисунок. Я любил рисовать любовь. Ещё несколько похожих картин я способен представить в голове, но, одно, что мне непонятно, это… девочка. Девочка в жёлтой шапочке с бубенчиком на макушке и в джинсовой куртке. Она стоит на льду и смотрит вниз, находясь ко мне спиной, затем она медленно оборачивается и я могу увидеть её красные щёки и наивный детский взгляд, что таился под синим вязаным шарфом. Мне неизвестно, кто она, но, эта малышка часто приходит мне на ум. Я вижу её почти всегда, когда закрываю глаза. Маленький, хрупкий, уязвимый ребёнок. Кто же ты? На этот вопрос я никогда не смогу найти ответ и уже не думаю над этим настолько скрупулезно. Время идёт скоротечно и безвозвратно. Из-за того, что я так рано умер, я понял, что, наверняка, совсем не ценил жизнь. Всё время куда-то торопился, постоянно что-то пытался успеть сделать, крутился как белка в колесе, а о главном даже не думал. Я забывал жить. По меркам человеческой жизни, на сегодняшний день мне должно было стукнуть тридцать, тридцать пять лет. Но, в связи с «непредвиденными обстоятельствами», теперь мне навсегда от двадцати до двадцати пяти. Это грустно? Это чертовски грустно. Должен ли я снова сказать, что привык к этому? — Обещают дожди, всю неделю лить будет! — Да как же это! В какой день урожай собирать? Я сидел на крыше привычного овощного магазинчика, у входа в который двое мужчин вели беседу. Дожди? Здорово. Пускай, не то миссис Джоан снова будет злиться на засуху и на свои иссохшие цветы. В этот раз я не угоню ливень ветром, а оставлю всё как есть. Засмотревшись на автобусную остановку, я приметил знакомую серую куртку и её владельца, который в суматохе выпрыгнул из общественного транспорта и со всей дури рванул в сторону большого обшарпанного здания. Лиам как обычно опаздывает в школу. Наверное опять играл в приставку всю ночь и, конечно же, не сделал домашнюю работу, благодаря чему сегодня заработает очередную двойку. А вон и мистер Беннет вышел на утреннюю пробежку, в той одежде, что предназначена для бодрого спортивного вторника. А завтра он наденет чёрный деловой костюм и пальто, быстро шагая прямиком на работу преподавателя в университет искусств. Добрый семьянин Джет Эртон греет машину и я считаю до трёх, когда по моим подсчётам из дома выбегут его сын и дочь, которых он собирается увезти в гимназию на занятия. Я улыбнулся уголком губ, увидев как двое детей вырвались из дома с весёлыми вскриками и наперегонки бежали к отцу, а у двери стояла мисс Эртон, крича Джету, что она снова забыла положить им ланч и чтобы он подождал ещё чуть-чуть. Билли Бакер, строго следуя расписанию, развозит утреннюю почту, неспешно крутя педалями и одной рукой копаясь в телефоне. Я покачал головой. — Билли! Ты бы за дорогой смотрел, иначе как в прошлый… — не успел я докончить, как лицезрел знакомство лица Бакера с твёрдым столбом уличного фонаря. — раз… — скорчившись тому, как это наверное больно. Почтальон болезненно застонал на всю улицу, неистово матерился и каждое его ругательство я знал и выучил назубок, цитируя любимые бранные слова парнишки. И так начиналось почти каждое утро в юго-западной части Лондона в Твикенхэме. Я, по неизвестной причине, любил это место и большую часть времени проводил именно здесь, запомнив чуть ли не каждого человека, живущего на здешних улицах. Миссис Джоан, Беннет, семья Эртон, Билли, сорванец-школьник Лиам… Они мне стали как родные и я уже не мог сменить обстановку, как делал это раньше. Мне здесь нравилось. Дышать словно было легче. Кислород для призрака? Ирония так и прёт. И всё же. Пускай они меня не видят и никогда в своей жизни не узнают о моём существовании, я считаю их близкими сердцу. Что такое семья — мне не понять, но это не значит, что я не умею дорожить кем-то и любить кого-то. Я думаю об этом искренне, а не потому, что просто боюсь остаться совсем один. Перед тем как стать привидением, я обязательно рекомендую посетить психологические курсы и подготовиться к жёстким ударам в грудь. Они невидимые и физически их невозможно почувствовать. Это идёт изнутри и болит так, словно всю жизнь находилось там. А проще говоря… донельзя больно и обидно, когда тебя никто не видит и не слышит. Не с кем поговорить и не с кем провести время в компании. Я понимаю, что думаю слишком легкомысленно и что давно не живу. С момента моей смерти прошло уже около двух тысяч дней, если не больше. Так много… Я так много времени нахожусь в неопределённости. Чего же ей нужно? Моей беспокойной душе. Что она просит, желает, чего она требует уже какой год подряд? Мне и это неизвестно. Дурные мысли стали моими спутниками, куда бы я не двинулся. Вообще, я должен быть благодарен хотя бы этому. Тому, что я умею выражать эмоции и что до сих пор способен на чувства. Для такого как я, это нереальный феномен. Да и вообще, жаловаться не на что. Во всяком случае, если поблизости не бродит такая же заблудшая душа подобно мне, рядом всегда есть животные, с кем можно позабавиться. Зачастую, они боятся, но как по мне их реакция на потустороннюю активность куда страшнее. Сначала агрессируют, затем привыкают и ты для них уже такой же человек, что и их хозяин. А что насчёт таких же потеряшек как я… Нас много, на самом деле. Но, не все мы хорошие. Есть и плохие привидения, которые даже выглядят иначе. Короче, уроды, одним словом. Я зову их морнами и стараюсь обходить стороной, так глупо и удачно пропуская мимо мысли о том, что в любой момент могу стать таким же, как они. Морны — духи, которым уже ничего не поможет. В своё время они не сделали вовремя выбор и не нашли то, что беспокоило их душу и что держало её посреди моста между мирами жизни и смерти. Они провалили свою миссию здесь и, как всем известно, у всего есть срок годности. Их поглотила тьма и мрак. Стрёмно, правда? Ещё более ужаснее себя чувствовать заставлял тот факт, что, если вдруг один из них тебя коснётся, считай, что твоей призрачной тени никогда и не было. Ты исчезнешь. Однажды я стал свидетелем данного процесса и, скажу, что зрелище это не из приятных. Но и к этому я привык. И даже смирился. Если уготовано стать таким же уродом, то… что поделать? Я им стану. Но, бороться, пытаться, искать, не находить себе места и чувствовать тревогу внутри — я больше не хочу, я сыт этим по горло. Можно мне просто спокойно провести время наподобие человеческого, прежде чем я навсегда позабуду, каково это? Без суматохи, без напряжения, без страха. И когда я успел стать таким депрессивным? Непорядок. Надо срочно что-то предпринимать, а иначе привидение рискует заплакать. Прыгнув на сырой асфальт, я резво увернулся от мимо прохожего, только бы тот не прошёл через меня и ловко лавировал через дорогу на лысый газон. И чем же себя занять на этот раз? Несмотря на будний день, на улице проводило время много людей. Пары с колясками, бабушки и дедушки, школьники, шумной толпой направляющиеся куда глаза глядят, как это обычно бывает после утомительных уроков. Вот я вижу маленького коричневого пёсика, чей верный взгляд направлен на меня. Я присаживаюсь на одно колено и зову чужого питомца к себе, не сдержав внутри желание погладить доброе создание. По ходу дела, это ещё щенок. Как я это распознал? Он слепо и наивно доверяет незнакомцу. Я не могу почувствовать на ладони его гладкую шерсть, но имею представление насколько она приятная прикосновению. — Тоби! — малыша зовёт его хозяйка и он, бросив в меня прощальный взгляд, виляя хвостом возвращается к своему человеку. — Что ты там такое учуял? — Наверное, там зарыта кость. Любопытно слушать догадки людей, почему их домашнее животное ведёт себя подозрительно странно. Например, версию про кость я слышу в девятый раз. Глубоко вдохнув, я выпрямляю плечи и прячу руки в карманы. Неподалёку вижу художницу — она аккуратно и сосредоточенно мажет кистью по бумаге и периодически глядит вдаль. Со своего места я могу распознать, что она только-только начала свою работу, изобразив на холсте скошенную траву. Я не вижу эмоций на её лице, но уверен в том, что она чему-то недовольна, ибо её напряжённые плечи внезапно разочарованно опускаются, а рука замирает в воздухе, не двигаясь. Может быть, капнула жирным пятном на белое место? Так и есть. Причина, по которой я всё ещё смотрел на неё заключается в том, что мне тоже нравится рисование и было бы интересно видеть ход её труда и, возможно, стать свидетелем будущего искусства? Вторая причина моего странного поведения основывалась на том, что видел я её в этих местах впервые. Моя память может похвастаться удивительным качеством — я с лёгкостью запоминаю лица людей и смогу определить, кого видел за всё время своего существования, а кого нет. Сейчас чувство такое, словно, где-то я её уже видел, но в тот же момент понимал, что смотрю на неё в первый раз. От полыхающих смешанных чувств внутри, я не сразу услышал свист шин по асфальту и грохот, доносящиеся с главной дороги позади меня. Повернувшись на звук, что разрушил здешнюю спокойную идиллию, я в мгновение ока распахнул глаза. Прямо сейчас в сторону одинокой художницы на огромной скорости надвигалась сбитая с пути фура. Девушка не двигалась, продолжая беспечно водить концом кисти по плотной бумаге, словно не слыша происходящее совсем рядом. Я впервые в этом теле ощутил замешательство. Впервые почувствовал страх и среагировал на что-то настолько быстро, хотя прекрасно знал, что ничем не смогу помочь девушке. В считанную секунду я оказался рядом и всё, что я успел бы сделать, имея возможность касаться людей — это оттолкнуть её в сторону. Так я и поступил. Но. Но вместо уже привычного мне ощущения холода на коже, при малейшем физическом взаимодействии с человеком… я почувствовал тепло. И будто завороженный смотрел на то, как незнакомая юница из-за моего толчка падает на землю. Я всё ещё не могу отвести от неё ошарашенный взгляд, ровно настолько же, насколько не могу прекратить ощущать тепло и прикосновение на внутренней стороне своих ладоней. Большая машина проносится сквозь меня и она это видит. Напуганные глаза художницы глядят на меня с ужасом, а сама она словно утеряла возможность двигаться. В её глазах я вижу страх, а ещё я вижу, что она смотрит на меня. На меня. Она видит как моё тело, подобно туману, растворяется и вновь приходит в норму, и так по очерёдности пока фура не проехала меня окончательно. На долю секунды мне показалось, что я выдумал это в голове от состояния шока, но, даже когда транспорт прокатился до огромного дуба и с крупным рокотом врезался кабиной в его широкий столб, она не прекращала глядеть на меня. Также как и я не мог прекратить. Она действительно меня видит? Это возможно? Я не знал, что делать и просто подошёл ближе, с трепетом убеждаясь в том, что она отчётливо следит за моим передвижением, а это говорит о том, что эта девушка по-настоящему на меня смотрит. Отчего-то, я улыбнулся и присел рядом с ней на корточки, также как и она, целиком и полностью игнорируя фоновой шум. Вблизи я рассмотрел её лучше. Волосы оттенка тёплого горького шоколада, густыми локонами ниспадают на плечи, янтарные глаза смотрят широко и безжалостно крушат мою жалкую душонку в пух и прах. Бледная кожа, чуть розовая, прямой аккуратный нос и в страхе сжатые губы. На ней длинное пальто, под цвет её волос и глаз, на голове темно-синий берет, а её шёю согревает мягкий шарф. Меня словно кольнуло, когда девушка в ужасе отползла на метр назад. Она оглянулась по сторонам; у той фуры скопился народ и кто-то уже оказывал пострадавшему водителю медицинскую помощь. Он в порядке и придёт в себя. Я это знаю. Миловидная художница внезапно прислонила правую ладонь к уху и, с ещё более взволнованным взглядом принялась что-то искать на земле. Я первый заметил белый предмет. Она искала свой слуховой аппарат. Проблемы со слухом, поэтому девушка не услышала приближающуюся опасность. Я кивнул ей на её вещь, ибо сам не способен взять его в руки. И всё никак не переставал мягко улыбаться. — Ты правда меня видишь? — я так сильно был рад, что не заметил, как тесно к ней придвинулся. Так сильно был рад, что не замечал того факта, что она абсолютно растеряна, напугана и удивлена сейчас, ведь перед ней сидит говорящий призрак, который пытается построить с ней диалог. Девушка мотает головой и хватает в руки свой аппарат. Она поднимается на ноги и не взглянув больше на меня, в быстром темпе семенит в неизвестное направление. Горящими глазами смотрю ей вслед и ветром меня само по себе сдувает к ней и вот, я снова загораживаю ей путь. — Ты забыла холст… Эй, ты ведь действительно меня видишь и слышишь! Более того, я даже смог до неё дотронуться. Я… в реальности оттолкнул её от верной гибели. Я смог. Моя рука не прошла сквозь, не почувствовала холодное дуновение, она по-настоящему физически прикоснулась к живому человеку. — Не вижу, — тихий писк, настолько тихий, что даже мне — привидению, пришлось пригнуться, ибо я её просто не слышал. — Я не вижу вас. Уходите. Замечаю, что говорит она не чётко, но, всё же, это очень даже неплохо для слабослышащего человека. — Но, как же? Ты ведь разговариваешь со мной! — я опять её догоняю и чуть ли не врезаюсь в спину, когда она резко останавливается. — А если разговариваешь, значит, видишь. Юная художница оборачивается. На её лице читается беспокойство, но я всё же облегчённо выдохнул, почувствовав, что страх внутри неё отступил. Она понимает, что, сдав мне свою способность видеть иное, она подписала себя на согласие принять в скромную компанию одну болтливую неупокоенную душу. Не знаю, как я выгляжу сейчас перед ней, но мне хотелось бы думать, что я красив. Внешне мы ничем не отличаемся. Я такой же человек, как и она. Такой же, но только не живой и не для всеобщего обозрения. — Не разговаривайте со мной. Хотя бы здесь. Тут много людей. — Ты не поранилась? — я вижу, как скорая забирает водителя большой машины. — Может тебе тоже стоит в больницу? Девушка ничего не отвечает. Она выбирает следовать своим желаниям, а на моё доброе любопытство машет рукой. Художница спешит перейти дорогу пока горит зелёный, а я не отстаю. — Это невероятно! Я правда оттолкнул тебя от столкновения, я действительно прикоснулся к тебе… — меня и моё возбуждение сейчас можно было понять. Всё-таки я около пяти лет находился в одиночестве. — Ты, плюс ко всему, видишь меня! Я… боже, я так рад… Я… Постой же! Девушка снова резко поворачивается, и я вновь встречаю её раздражённый взор на себе, но с улыбкой до ушей. — Я начну вас игнорировать, если вы какое-то время просто не помолчите. Я заткнулся. А ведь люди и правда смотрели на неё как на сумасшедшую. Но это не настолько сильно задело меня, нежели её слова. — Всё, замолкаю, только не игнорируй, ладно? — когда она хочет продолжить идти вперёд, я набираюсь смелости и задаю свой последний вопрос: — Хотя бы имя скажи. Художница молчит. Так угрюмо и совершенно недружелюбно. Но я всё равно был счастлив и мою радость никто не смог бы испортить сейчас. — Софи, — через плечо тихо бросает она. Я удовлетворительно киваю и следующие минуты просто молча иду за ней, не сводя с хрупких плеч довольного взгляда. Софи живёт в малюсенькой двушке, в пару километров от центральной улицы. Уютная, светлая, комфорт — одним словом. Она меня не приглашала, но я и не спрашивал разрешения. Не будь у меня способности проходить сквозь стены, я бы никогда не попал в её милое обитель, но, к моему же счастью и к её несчастью, я сейчас стоял в прихожей её места жительства и словно новый жилец, осматривался по сторонам. Много разных побрякушек и непонятных для меня картин, которых, возможно, Софи нарисовала сама. Умей я чувствовать запахи, учуял бы аромат цветов и освежителя воздуха, что периодично автоматически распылял в воздух жидкость в ванной. По полу туда-сюда носиться пухлый котейка, виляя своим тёмно-серым хвостом и всякий раз с опаской на меня оборачиваясь, предупреждающе мяукая хозяйке вслед. Это заставило меня расплыться в улыбке. Снова. Девушка выходит из ванной комнаты и ожидаемо подпрыгивает от неожиданности, когда снова видит меня в пару метрах. Она думала, что отвязалась от ненужного новоиспеченного собеседника, но не тут-то было. Я встречал людей, которые имели способность видеть потусторонее, но, так явно, чётко и ощутимо физически — в первый раз. — Софи, — вырывается из меня и я неловко топчусь. — Давай поговорим? — она бледнеет, кажется, осознаёт происходящее и ей дурно, но я всё же на свой страх и риск ступаю вперёд, останавливаясь тогда, когда женская рука вздымается в воздух. — Говорите оттуда. Ладно. Я должен быть рад тому, что она не закатила истерику и не потребовала уйти, поэтому такой расклад меня более чем устраивал. Не долго думая, я сажусь на пол в позе лотоса и гляжу на неё виновато снизу вверх. Сейчас Софи казалась для меня ангелом, сошедшим с небес. Я чувствовал внутри неимоверную тягу к ней и готов был сделать, что угодно для неё. Почему-то… чувство такое, словно я её уже встречал. — Я считаю, это вредит мне, но, — как только она начинает говорить, я напрягаюсь, боясь понять что-то не так, или упустить важный момент. — Но я действительно могу видеть то, что не видят другие, поэтому не удивляйтесь, что смогли заговорить со мной. Я видел и понимал — она не гордится этой способностью, но и поделать ничего не может. Мне стало её жаль. Даже больше, чем себя. Каково это — жить одновременно в двух мирах? Мы с ней похожи? Мне бы хотелось так думать. Неожиданно даже для себя я улыбаюсь, заметив, что девушка приуныла. Хлопаю себя по коленям и с помощью воздуха поднимаюсь на ноги, упирая руки в бока. — Меня зовут Сэм. Сэмюэль Хван, возможно? И хватит мне выкать. Мы с тобой ровесники, — я подмигнул, волнуясь о том, что мог бы звучать грубо. — Софи Лоренс. — Одна живёшь, Софи? — Со старшим братом. В этом момент отлегло, честное слово. Я переживал о том, что такая хрупкая девушка одинока и у неё нет родных, но, как же хорошо, что в её жизни есть опора в виде родного по крови человека. Переживал и в тот же момент безумно жалел. Жалел, что не смогу остаться с ней надолго. Я перевёл на неё добрый взгляд, но Софи глядела куда-то поверх меня и грустно хлопала ресницами, явно что-то видя. Усомнившись, я обернулся назад, проверяя, не стоит ли кто позади меня, но там никого не было. Моя новая знакомая все никак не отрывала взгляд от моей макушки и даже мне, привидению, стало не по себе от её напуганных глаз. — Софи? Что… такое? Она в момент отвернулась, больше не сверля глазами что-то неизвестное над моей головой. — Ничего, — коротко бросила Лоренс и двинулась в коридор, направляясь на кухню. Я, безусловно, отправился за ней, один раз оглянувшись назад. — А как скоро брат вернётся? — Через два дня. Он уехал по работе. — Не боится оставлять младшую сестрёнку совсем одну? — Выбора нет. — Важный человек? — Да. — Ты немногословна, — с обидой выдаю я. — Ну, да ладно. Ты мне и такой нравишься очень, — и снова на мне дурацкая улыбка. В ответ Софи мычит, неторопливо крутясь по кухне, по всей видимости, готовя для себя обед, в то время как я осел на сидение за столом и подперев щеку рукой, наблюдал за девушкой. — А что насчёт меня? Я тебе нравлюсь? — ответа не последовало, что, на самом деле меня жутко смутило. — Я наверное уродлив, да? Своего лица мне никогда не увидеть, поэтому прости, если я выгляжу плохо. Мне жаль. Кот рядом пялит на меня с выпученными глазами и, кажется, пытается разобраться, что со мной не так. Он не орёт как резанный и не пытается встать на дыбки. Просто смотрит и офигевает. Его шерстяная мордочка заставляет меня улыбнуться. Милый. Такой же милый, как и его хозяйка. — Нет, — я вопросительно смотрю на Софи, но она стоит ко мне спиной. — Ты совсем не уродлив. — Правда? А… можешь ли ты описать моё лицо? Девушка оборачивается, глядя на меня. Моё тело словно пробрало током в этот момент. Она смотрела внимательно, словно запоминала каждый сантиметр. — Совсем не уродлив. У тебя милая родинка под глазом. Клянусь, если бы умел краснеть, я бы лопнул от смущения и переизбытка адреналина в крови. Она сказала немного, но это дало мне понять, что я ей не противен и вовсе не пугаю. — Как зовут кота? — Том. Серое мягкое создание сначала повернулось на хозяйку, затем снова на меня, когда уже я повторил вслух его имя. — Странно. — Что? — Обычно он недоволен, когда видит что-то необъяснимое человеку. А ты ему нравишься. — Пожалуй, это взаимно. Когда Софи улыбнулась, я думал, что провалюсь сквозь пол прямиком в ад. Я почувствовал одновременно боль и радость, ведь понимал своё необратимое положение. В этот момент я готов был отдать всё, чтобы видеть её улыбку каждый божий день. Я… снова жалел. — Сэм, — тихо позвала она. Её глаза говорили о тоске и боли. И я в очередной раз невольно сжался всем телом. — То, что я вижу тебя… это ещё не всё, — я не понимал, что она хочет сказать, но мне неожиданно стало так тревожно. — Я могу распознать, сколько ты находишься и сколько ещё будешь находиться в нашем мире. Время. Я нахмурился, но не перебивал. — Сэм, твоё время подходит к концу.***
Я совру, если скажу, что не думал об этом. Я знал и, неосознанно, ожидал того момента, когда уже никогда не смогу увидеть свет солнца, серую полную луну и звёзды на небе. Я просто бежал от реальности и делал вид, словно у меня всё прекрасно. Что меня ничего не волнует и я, в принципе, ничем не отличаюсь от тех людей, к которым уже привык. Я привык и к Софи. Понимал, что, потом, обязательно пожалею об этом, но не мог заставить себя уйти, наблюдая за её сном ночью. Я прицепился к ней, как чёртов банный лист. Это плохо. Но, она — единственное, что приносило мне счастье. Я хотел запомнить эти минуты на века. Заслужил ли я счастье? Не знаю. Но я готов отдать последние минуты своей «жизни», чтобы обеспечить его Софи. Она не была против, а я был рад. Мы разговаривали о многом. Мне было интересно узнать о ней больше и я с упоением слушал её мягкий голос, историю её жизни и каждое слово я впитывал в себя как губка, запоминал и повторял про себя, боясь, что когда-то смогу забыть о её рассказах. Не хочу. Я отказываюсь забывать о Софи Лоренс. О девушке, убившей во мне печаль и тоску. Её старшего брата зовут Йен. Он родился на десять лет раньше и на данный момент она под его присмотром. Их родной дом и родители в Австралии. У них хорошие семейные отношения, но Йен был вынужден переехать в связи с учебным процессом в университете, после, найдя тут и работу, а Софи увязалась за ним и до сих пор находится под «опекой» старшего брата. Так как у девушки проблемы со слухом, она решила, что для неё будет лучше обучаться удалённо. Она редко выходит на улицу и, тот день, когда её чуть было не сбила фура, был единственным за последнее время, когда она куда-то выбиралась в одиночку. Говорит, что если бы не я, то её, возможно, уже не было в живых. Мне хотелось быть рядом с ней всегда, и не важно, в каком конкретно мире. Я просто желал быть вместе. Но, такой расклад событий меня не устраивал. Да, мне очень нравится Софи, но… смерти, я бы предпочёл ей жизнь. Меня это не пугает, больше, удивляет. Я ведь знал Софи раньше. Я был с ней знаком, но я не в силах вспомнить те моменты. Моменты, когда мы оба были живы. Соглашусь, эта девушка меня очаровала. Я забыл о Лиаме, которого каждый день провожал в школу, забыл о миссис Джоан и о её цветах, о семье Беннета и о привычном для меня переулке. Всё внезапно ушло на второй план и я чувствовал себя волшебно. Софи заставляла меня думать, словно я существую, но, одновременно с этим, постепенно я становился реалистом. Причина, по которой мне было больно осознавать всю ситуацию в целом, заключалась в том, что наша история подошла к концу, даже не начавшись. Я не знаю, как ко мне относится Софи, но уж точно уверен в своих тёплых чувствах к ней. И это меня словно во второй раз убивало. Влюблённый в человека призрак… Он так жалок и бессилен. — Это невозможно, знаю, — Софи грустно улыбается, перебирая пальцами подол юбки. Я идиот? Идиот. Спросите почему? Потому что задал ей вопрос, ответ на который был очевиден. — Без аппарата я почти ничего не слышу. Он спасает, — ткнув маленьким пальцем по предмету у основания уха, делилась она, а я внимательно её слушал. — Я не думаю об этом. Уже и смирилась с тем, что это не вылечить. Так сложилось, и… это вовсе не страшно. Улыбка озарила её маленькое милое лицо, а внутри меня кольнуло острой иглой. В этот момент я понял, что не уйду из этого мира до тех пор, пока она сама не попросит меня об этом. Я хотел её защищать, быть её ушами и не допустить опасности приблизиться к ней и на метр. — Софи. Ты нравишься мне. Я эгоист? Да, я чёртов единоличник. Ляпнул, даже не подумав о её чувствах, а она… она добрый, нежный цветок, который даже на такое отреагировал спокойно и без резкости. — Давай прогуляемся вечером? — девушка смотрела на меня своими невозможно красивыми глазами и редко моргала. Я на какое-то время забываю, что она — человек. Не такая бездушная тень, как я, а живая, с бьющимся сердцем и тёплой кожей. Я забываюсь. Так сильно, что теряю рассудок и сам не замечаю того, как упёрто и безрассудно растягиваю те моменты, которых никогда не должно существовать. Ближе к вечеру мы покинули их с братом дом и медленно плелись вдоль улицы, болтая о разных мелочах жизни. Мне нечего было рассказывать, но я внимательно и огромным интересом слушал её. Софи больше не волновали окружающие люди и она не переживала о том, что её могут посчитать сумасшедшей. Она — моя героиня. Моё спасение, мой источник счастья и мой маленький живой мир, в который я готов окунуться без раздумий. — Тебя это не пугает? — М? Ты о чём? Я подбирал слова с осторожностью. — Ну… то, что ты видишь нас. — Нет, — смело качнула головой она. — Мне это не страшно. В детстве меня это безумно пугало, но сейчас я отношусь к этому спокойнее. Я понимающе промычал, засунув руки в карманы. Софи не прекращала меня удивлять и я словно чувствовал себя лучше рядом с ней. С каждой минутой пройденной в близости, я действительно всё больше и больше казался себе живым. Даже ощущать стал больше и отчётливее физически. Я, к своему огромному ужасу, постепенно осознавал, что… питаюсь ею. Я забирал её энергию и находился в этом мире за чужой счёт. Ко мне до последнего не доходила та мысль, что я давно уже должен был исчезнуть, а Софи, она, позволяла мне невольно вытягивать из неё жизненную энергию. Понял я это только сейчас. Когда, при свете фонаря, увидел тёмно-синие круги под моими любимыми глазами, больную бледность её кожи и вялый, будто иссохший вид. И несмотря на всё, эта девушка оставалась бесконечно и крепко любима мной. Неожиданно Лоренс остановилась и выжидающе на меня посмотрела. А я смутился и если бы имел свойство краснеть, то давно бы покрылся пунцовым цветом, ибо её пристальный взгляд заставлял моё давно умершее сердце трепещать. Девушка протянула мне миниатюрную руку и кивнула на неё. — Не хочешь взять? Я огляделся по сторонам, дабы скрыть подобие улыбки и неосознанно ляпнул: — Здесь же люди. — И что? — Софи пожала плечами и зевнула, словно, от усталости. — Если не хочешь, тогда, ладно… Я спохватился. Уловил её ладонь на весу и, мягко, но так крепко сжал, ощущая под кожей тепло. В этот момент я хотел плакать. Долго, беспрерывно, сильно. Я рыл ей глубокую яму и вводил в заблуждение. Нет. Так не должно быть. Её место здесь. И нужен ей тот, кто сможет подарить ей счастье и настоящую любовь. Кто будет способен прикоснуться к ней, кто скажет ей много хороших слов и сделает для неё невозможное. Тот, с кем она обязательно сотворит семью и будет счастлива по-человечески. А я… я точно не тот. Когда Софи утомилась после долгой ходьбы, я предложил ей присесть на лавку. Она не признавалась мне в слабости — я сам это чувствовал. Купив мороженое, мы сели на сырую после дождя поверхность деревянного сидения и следили за дорогой, наблюдая, как сотни машин проносятся одна за другой. Девушка купила сладость и мне, оставив голубую упаковку по мою сторону. Ей было абсолютно неважно, что это бессмысленно, ведь я всё равно не смогу попробовать на вкус её угощение. Она лишь в очередной раз давала мне шанс хоть на минуту представить, что я такой же как она. — Знаешь, Сэм, — облизывая сливочную замороженную смесь в стаканчике, позвала Софи. — мне жаль, — я смотрел на её глаза, в которых отражались огни ночного города. Девушка опускает голову и её плечи дрожат. Она плакала, прикрыв глаза рукавом. К Софи пришло осознание всего происходящего. Она наконец понимала, что мне не место рядом с ней. Я не смогу предложить ей стать парой, не смогу попросить её руки и встретить вместе старость. Я не нарисую с ней пейзаж и не куплю нам мороженое. Я… никогда не смогу это сделать для нас. Никогда. — Мне жаль, Сэм… — её всхлипы заполнили одинокий парк, её опечаленный вид делал мне больно. — Так жаль… Я двигаюсь ближе и тяну к её хрупким плечам руки. Обнимаю, как в последний раз, утыкаясь носом в её волосы. Шепчу успокаивающие слова и глажу по макушке, чувствуя нарастающую в ней истерику. Я понимаю тебя, Софи. Я люблю тебя. Она долго держала в себе эти эмоции. Долго боролась с собой и не смела плакать, даже, когда уходила в ванную, ведь прекрасно понимала, что я рядом и всё чувствую. Какая же дурочка. Моя маленькая, глупая Софи Лоренс. Мы решили пройтись по тротуару того самого парка. Она показывала мне фотографии своих работ и я находил в каждой картине что-то необычное и прекрасное. Каждый рисунок она описывала и подносила о нём информацию с таким воодушевлением и энергией, а я не отводил от неё глаз ни на милю секунды. — Давай отыщем твою семью? — предлагает девушка и осторожно на меня смотрит. — Я сделаю всё, чтобы найти твоих родных, Сэм. В ответ я смеюсь. — Звучит многообещающе. Она шутливо толкает меня, а я и рад этому. Рад тому, что только она способна до меня дотрагиваться. — Эй, сомневаешься в моих способностях? Это реально, Сэм, найти их, — Лоренс в момент выглядит серьёзной. На самом деле мне всё равно. Я ничего не чувствую, ведь не знаком со своей прежней жизнью. Сейчас, она моя семья, и я согласен на всё, что сделает её счастливей. Согласно киваю и Софи радостно подпрыгивает. Я останавливаюсь. Смотрю на её красивую яркую улыбку, запоминаю её смех, её весёлые игривые глаза, её нежный голос… Неожиданно для нас двоих подхожу ближе и беру девушку за руки, вынуждая посмотреть на себя. Софи выглядит растерянно, но не перестаёт улыбаться, а я взбудоражен, словно вот-вот совершу непоправимое. Склоняюсь ниже и касаюсь губами её щеки, почти у глаза. Девушка смущённо хлопает ресницами. Я ввёл её в ступор, но ни о чём не жалею, всё ещё держа мягкие тёплые ладони в своих. Она тянет ко мне руки и обхватывает меня за поясницу, утыкаясь в грудь. — Не оставляй меня, — шепчет, зарываясь носом глубже. — Знаю… будет сложно, но, никогда не покидай меня, Сэм, ладно? Девушка поднимает на меня голову, я прикасаюсь пальцами к её щеке. Мешкаюсь с ответом, ведь не хочу ей врать. Как же больно, Софи. Как же я хочу остаться с тобой навсегда. Я лишь улыбаюсь, но так ничего не говорю. Я мог бы смотреть на неё бесконечно. Но… Движение мрачной тени поодаль заставило меня отвлечься. Я видел как на нас нёсся один из морнов и, одного взгляда в его красные безжалостные глаза, направленные на спину Софи, мгновенно заставили меня очнуться. Едва я успел спрятать за собой Лоренс, заведя девушку за спинку. Она испуганно ахнула, а после я ощутил в ней страх, ведь Софи так же как и я видела чёрное жуткое пятно так близко. Признаться честно, я и сам был напуган, ведь сталкивался нос к носу с морном впервые сейчас. Повезло, что я успел принять удар на себя, а после с ярой злостью откинул порывом ветра тварь за несколько десятков метров. Ужасающее нечто чертыхнулось и кинулось прочь, прорычав что-то зловещее. Я ошарашенно выдохнул и поражаясь самому себе, с полуулыбкой обернулся на Софи. — Жесть! — вырвалось из моих уст, — Видела, как я его? Но Софи смотрела не на меня. Она тревожно глядела на мои ноги, затем медленно подняла полные глаза слёз. Я не понимал, в чём дело. — Софи? — Сэм… — слёзы потекли по её щекам влажными дорожками, а я всё ещё недоумевал, что же могло её так расстроить. Но ко мне всё же пришло осознание. Очередное чёртово осознание, так безжалостно и окончательно разбившее мои мечты в маленькие жалкие крупинки. В ту же секунду я ощутил, что не чувствую под ногами землю. Как бы мне не хотелось смотреть вниз, я всё же опустил голову. Мои ноги исчезали. Продолжало растворяться в воздухе и моё тело. Я глупец, Софи. Я такой дурак. Я дал морну до себя дотронуться. — Сэм, — она подошла ко мне ближе и крепко ухватилась за руку. Она снова плакала. — Сэм, что это? П-почему ты… Я молчал. Во мне остались силы в последний раз ей улыбнуться. — Нет… — Софи качает головой. Она оглядывается по сторонам, хочет позвать на помощь, но одновременно понимает, что в этом нет смысла. От безысходности девушка громко кричит и безутешно машет головой. — Пожалуйста, Сэм, не уходи! Прошу тебя, не оставляй меня! Одинокая слеза катится по моей щеке. Я так рад ей, но в то же время ненавижу причину, заставившую меня наконец чувствовать. Вместо слов я просто притягиваю девушку к себе и глажу по макушке. — Ну вот и всё… — этот день когда-то должен был наступить. Но, ни я, ни она, не ожидали его так скоро. И, знаете, я даже рад, что ухожу так внезапно и скоро. По-другому бы просто не смог. Я спасу её тем, что исчезну навсегда и прекращу отнимать её силы. Это правильно. — Будь счастлива, Софи. Дашь мне обещание? Не вижу, но ощущаю как она один раз кивает, плача в мою рубашку. Я оглядываюсь на породнившийся мне город и прощаюсь с миром. Прощаюсь с ней. — Я люблю тебя, Софи… Я точно не тот самый для тебя, милая, но, я буду рядом всегда. Всегда буду рядом, в каком бы мире ни был. Я стану твоим самым чутким слухом, твоим личным нежным ветром и тёплым дождём. Ищи меня в отражении озера в глухой зарослевой роще, в дождливых лужах посреди дорог улиц Лондона, замечай мой силуэт в проливном осеннем ливне и просто знай, я всегда буду рядом, моя маленькая Софи Лоренс… Стало так тихо. Под руками она больше не чувствовала того самого родного холода, не слышала над ухом сбивчивое дыхание. Она не ощущала его рядом и боялась открыть глаза навстречу пустоте. Девушка обессиленно упала на колени и плакала в ладони, вспоминая касание дрожащих рук к его плечам.***
17 лет назад. Лондон. — Хёнджин! Ты опаздываешь уже на пятнадцать минут! Крик мамы за дверью, а после её зловещий топот, приближающийся к моей комнате, заставили мой сон мгновенно уйти на второй план. Я соскочил как поджаренный и сейчас делал вид, что натягиваю на себя штаны, нелепо спотыкаясь об собственные ноги. Кто просил эту женщину рожать меня таким неповоротливым? Вот уж причина задасться к ней вопросом с утра пораньше. — Хёнджин! — дверь нараспашку и в проёме я вижу свою мамочку, в фартуке и с полотенцем в руках, которым она, конечно же, намеревалась отбить мне задницу. — Доброго утречка, мамуль, — я сонно улыбаюсь и спешу протиснуться мимо неё в коридор, попутно оставляя на щеке поцелуй. — А я уже встал. — Да ладно, — мама закатывает глаза, а я бодро скочу в ванную, удачно миновав опасность остаться с красной задницей. — Ты снова всю ночь рисовал? — она оглядывает мою комнату с покачиванием головы, примечая жуткий творческий беспорядок и отсутствие чистоты и порядка в полной мере. — Твоя работа готова для сдачи? — мама проходит вглубь и смотрит на картину, что я закончил только под утро и чьим результатом был доволен вдоволь. — Да, как думаешь, мистеру Беннету понравится? Мистер Беннет — наш преподаватель по технике изобразительного искусства и, по совместительству, декан моего факультета. Вот-вот нагрянет выставка, где моя работа и работы моих одногруппников будут представлены как самые лучшие и достойные. Я слышал, что на неё съедутся множество знаменитых художников и жутко волнуюсь предстоящей встрече и показу своего искусства. — Думаю, да, ему понравится. Ты молодец. Мама проходит мимо и гладит большим пальцем по моей щеке, пока я яростно начищаю зубы. Выдаю ей недоулыбку и чуть ли не давлюсь зубной пастой, возвращаясь к раковине. Мама звонко смеётся со своего двадцатидвухлетнего сына. Такой взрослый, но ещё совсем ребёнок. — Завтрак стынет, поторопись. От волнения у меня даже руки трясутся. Я застегиваю на себе рубашку и замечаю, что она слегка запачкана акварельными пятнами, но эта моя счастливая вещь и я ни за что не надену на выставку что-то другое. Оставив всё как есть, аккуратно слаживаю картину в чехол и закидываю на плечо мольберт, двигаясь в сторону кухни. За столом сидит мой младший брат Хёнун и усердно жуёт тосты с вареньем, отвлекаясь на мультики в телевизоре. Мы привыкли с мамой смешивать языки при общении — какие-то предложения говорили на родном корейском, какие-то на английском, но четырёхгодовалый Хёнун на корейском знал только «спасибо» и «здравствуйте». К его же несчастью в будущем. — Доброе утро! — я врываюсь в кухню громко, отчего младший вздрагивает. — Хёнджин, ты проснулся! — Хёнун ждёт дежурного поощрения от меня, в виде «потрепать по головке», и я исполняю его волю. — Готов идти в сад? — Конечно! — Молодца! Я успеваю запихать в рот две печеньки и запить их горячим кофе, что приготовила для меня мама. В очередной раз обжигаю рот, но не обращаю на это внимание и уже на всех парах несусь в прихожую, под недовольный материнский голос: — Ты когда-нибудь начнёшь завтракать по-человечески? — Я позавтракал! — Двумя печеньками и глотком кофе? — она слышит как я бремчу ключами и вот-вот покину дом. — Хван Хёнджин! — Пожелайте мне удачи! Люблю вас! — хватая в руки куртку, а шею небрежно обматывая шарфом, я хлопаю дверью, слыша вдогонку родные голоса. — Удачи, братик! — Ох… Удачи, сынок! У тебя будет лучшая картина! Тёплое прекрасное зимнее утро. Морозная свежесть и солнце, согревающее моё счастливое и радостное лицо. Бегу к выходу за ограду двора, чуть ли не подскальзываюсь, но удерживаю равновесие. Соседский гараж автоматически открывается и через время я вижу нашего соседа Джета. Кажется, я действительно опаздываю, раз уж подоспел к тому моменту, когда Эртон выезжает на работу, хотя я обычно ухожу раньше. — Доброе утро, Сэм! — Доброго, Джет! Обед не забыл взять? — Чёрт! — я смеюсь, когда мужчина разворачивается к двери, намереваясь вернуться в дом за едой, как на крыльце появляется его жена, держа в руке контейнер. Они ждут пополнение в семье и, если я не ошибаюсь, у пары будет двойня. — Привет, Сэм! — миссис Эртон передаёт забывчивому мужу обед и машет мне рукой, держась за округлый большой живот. — Прекрасно выглядите, миссис Эртон! Я любил район, в котором жил. А ещё мне нравилось дарить людям улыбки. Но не почтальону Биллу, который, крутя педали на велосипеде, сейчас чуть ли меня не сбил, снова зависая головой в телефоне. — Эй! — Прости-прости, Сэм! — виновато рулит дальше, крича мне что-то, что заставило моё недовольство испарится мгновенно: — Важный день, друг? Не опозорься, ждём твою картину в телеке всей почтой! Успеваю крикнуть ему «спасибо». Я смеюсь, ведь знаю, что ни за что не оплошаю. Спускаюсь по склону вниз, где тропинка вела прямиком к университету через небольшой лес. Это был самый короткий, выгодный и просто любимый мой путь. Если бы я сел в автобус, то обязательно бы встал в пробку на мосту, а пятнадцати-минутное хождение через чащу леса меня спасало всякий раз. Птицы поют, мокрый снег хрустит под ногами, а приятный лесной воздух попадает в мои лёгкие с моим огромным удовольствием. Мои уши красные, но я не чувствую холода. Лучи солнца пробираются через ветви ели, падая на коричневый могучий дуб и меняя цвет его коры с мокрого чёрного, на тёплый шоколадный. Моё английское имя — Сэм. Сэмюэль Хван. Но для родных я Хёнджин. Мы с мамой перебрались в Лондон, когда Хёнун был ещё младенцем. В Южной Корее наша жизнь сложилась не так, как хотелось бы, поэтому когда маме предложила работу в Англии её хорошо знакомая, мы переехали сюда и не пожалели. Здесь я открыл в себе дар и любовь к рисованию, а мама нашла ту работу, которая приносит ей удовольствие. Я сжал в руке свой бейджик, что оторвался от моего пиджака ещё на прошлой неделе, но так и не нашёл время его пришить, оставляя в кармане. Волновался ли я? Нет. Я был уверен в своём успехе на все сто. Просто меня слегка будоражит предстоящее. И это нормально. Через этот лес когда-то протекала река, но она осушилась пятидесятилетием назад. По воле природы, или же нарочно человеческими руками это произошло — мне неизвестно, но одному я был благодарен точно. Река после себя оставила небольшое озеро. По слухам, оно глубокое и чистое. Насчёт первого не уверен, но то, что оно действительно чистое — оставалось фактом. Летом я люблю сюда приходить и рисовать, чётко видя свое отражение в воде. Это место служило для меня вдохновением и необычайной красотой для столь большого и шумного города. Оно дарило мне тишину и спокойствие, запах зелёных трав и красоту природы. Проходя мимо замёрзшего и покрывшегося льдом озера, я по привычке на него обернулся и в ту же секунду невольно замер. Мне показалось? Я снова пригляделся и ужаснулся. Посреди озера стоял ребёнок, неподвижно. Скинув мольберт и сумку на снег, я поспешно перебрался через холмик и тихо подкрался ко льду, несколько раз зажмурившись, проверяя, не глючит ли меня. Я ведь совсем не спал этой ночью. — Эй! — крикнул я, но малыш на меня не реагировал. — Что ты там делаешь? Сейчас же иди сюда! Мне стало беспокойно. Лёд не настолько плотный, чтобы удержать ребёнка, что уж говорить о взрослом здоровом парне. Я оглянулся по сторонам. Кругом лишь снег и высокие деревья. — Эй! — я крикнул громче, но даже эхо в помощь не заставило малыша обратить на меня внимание. Пугало и то, что он стоял прямо по середине, где находится самая глубина. Что же делать? Бежать за помощью? Звонить в спасательную службу? Но ведь лёд под ним в любой момент может треснуть… Сжав зубы я стянул с себя куртку и шарф, скинув на снег. Снова обернулся по сторонам, в поисках длинной прочной ветки, но так как таковой не оказалось, пришлось ломать с ближайшего дерева. Мои руки покраснели, я чувствовал холод и дрожал. И дрожал я вовсе не от зимнего воздуха. Мне было страшно. Под бешенный стук сердца я шагнул на лёд и сглотнул. Шёл я медленно и осторожно, но с каждым тихим треском под моими ногами, я всё больше и больше хотел развернуться и уйти. Останавливало меня лишь то, что это был ребёнок. Ничего не понимающий малыш. Если он вдруг провалится под воду — спасти я его уже не смогу. Как же дальше с этим жить? Я неторопливо приближался и молил кого только можно, чтобы ребёнок продолжал стоять не двигаясь. Когда до него остались считанные метры и я наконец смог оторвать сосредоточенный взгляд ото льда подо мной, вблизи я увидел человечка в жёлтой шапке с бубенчиком на макушке и в джинсовой куртке. За ним и обнаружил мячик. Скорее всего он побежал вслед за игрушкой и не заметил, в какой момент оказался здесь. — Эй, малыш, — я позвал тише, лишь бы не напугать. Но меня снова проигнорировали и я понял, что что-то тут не так. На свой страх и риск ткнув в его бочок концом спасательной ветки, я наконец обратил на себя его внимание. — Тихо, тихо… Это была девочка. Она вздрогнула и обернулась на меня, хлопая ресницами. Синий вязаный шарф скрывал её лицо, но по глазам я видел, что малышка напугана. — Всё хорошо, я пришёл тебе помочь, — выставив руку вперёд, осторожно подбирал слова я, но неожиданно заткнулся, заметив торчащий из-под её шапки слуховой аппарат. Вот в чём дело… Она не слышит. Это усложняет мне ситуацию. — Эй, дружок, — дружелюбно продолжал я, приветливо улыбаясь. — Как тебя зовут? Девочка какое-то время молчала, затем непонятно пробурчала что-то в шарф, но я сумел разобрать. — Софи. — Софи… А я Хёнджин. Давай сыграем в игру? Детские глаза загорелись. Она кивнула, а я продолжал говорить. — Сейчас я протяну тебе это, и ты должна крепко ухватиться, хорошо? — кивая на ветку в руке. — А как называется игра? — любопытно поинтересовалась Софи. Я понимал, что она не осознаёт всей опасности, но еле держался, чтобы не сойти с ума от тревоги внутри. — Игра, игра… Как же называется игра, чёрт… Спаси друга! Вот название. Сыграем? Девочка заинтересованно кивнула. Я протянул ей предмет в руке. — Сейчас, Софи, ты должна аккуратно ко мне повернуться. Справишься? Осторожно и медленно, как только можешь. Когда ребёнок мне согласно промычал и послушно начал тихо оборачиваться, я чуть было кони не двинул, ведь лёд под ней начал трескаться. — Твою мать… — сердце моё забилось, а сам я чувствовал как внезапно стало тяжело дышать. — Ничего-ничего, Софи, ты молодец! Давай, ещё чуть-чуть. Я дышал через раз, когда слышал хруст под её маленькими ножками. Медленно, я также двигался к ней, лишь бы только она сумела достать до протянутой мною ветки. И вот, когда маленькие пальчики взялись за конец длинного предмета, я смог выдохнуть. Но, ненадолго, ибо следующий треск я услышал уже под своими ногами. Дело дрянь. — Софи, держись как можно крепче, ладно? Возьмись двумя руками и не отпускай. Если отпустишь, то мы с тобой… проиграем. — Поняла, — её улыбка вселяла в меня надежду, но, в то же время мне стало так грустно, ведь у нас был всего один шанс. — Насчёт три… Раз, два, — девочка зажмурилась и я видел, как сильно она ухватилась за деревянную трость — … три! Я потянул Софи на себя со всей силы. Настолько резко, насколько мог. Малышку отбросило ближе к берегу, а я наоборот прокатился по льду до её места. Тяжело дыша, я поднял голову и обнаружил её целой и невредимой. Она улыбалась мне, а я был рад, что смог увести её от опасности. Но, не успел я порадоваться, как лёд под моими ногами в очередной раз треснул. — Софи! Новая игра! Кто быстрее добежит вон до того холма! — указывая пальцем на то место, у которого оставил верхнюю одежду. Девочка понимала, что это уже не весёлые игры. Она покачала головой, не соглашаясь с правилами. Не успеваю крикнуть ей ещё что-то, как спустя три секунды моего обречённого бездействия, я проваливаюсь, уходя с головой под ледяную воду. Единственное и последнее, что я слышу, это высокий детский крик, звавший меня по имени.***
Настоящее время. — Данное произведение славится своим глубоким смыслом, — куратор выставки указывает на последнюю картину. — Оно доносит до нас мысль, что любовь действительно способна длится долго. Как говорится, любовь до гроба и вместе навсегда. Здесь вы можете увидеть пожилую пару, чьи чувства настолько сосредоточены друг на друге, что внешний мир уходит на второй план. Бабушка и дедушка счастливо едут на мопеде. Вот, что было на ней изображено. — А можно спросить, кто автор? Тут не написано, — интересуется ученик, на что куратор по-началу не знает ответ. — Все другие картины подписаны, а эта нет. — К сожалению, я не могу точно ответить на ваш вопрос. Говорят, эту картину написал выпускник университета искусств, но информация недостоверная, поэтому автор работы считается неизвестным. — А почему бы не спросить у того самого выпускника? Я считаю это несправедливым, что его произведение выставляют всем напоказ, без его ведома, — не унимался мальчик, а Софи позади улыбнулась в кулак. Вообще-то, ученик был прав. Куратор даже замешкался. Он неловко прочистил горло и спокойно пояснил: — Дело в том, что, наш предполагаемый автор, — стараясь правильно подбирать слова, — утонул, спасая человека. Он совершил героический поступок и его фото до сих пор висит в университете искусств Лондона, в главном зале. Его имя - Сэмюэль Хван. Ученики средней школы удивлённо и восторженно ахнули. А Софи обняла себя за плечи, почувствовав тепло. — И так, в процессе нашей сегодняшней выставки, мы с вами… Группа, не отстаём друг от друга! Класс ребят дружной кучкой двинулись за куратором, а девушка продолжала стоять, глядя на картину. Она смотрит на неё часто, но каждый раз как в первый. Сейчас Софи тридцать пять лет, а ощущение такое, словно она видела его и разговаривала с ним буквально вчера. Хотя, так оно и есть. Девушка часто видит Хёнджина перед собой. Его красивую улыбку, добрые глаза и мягкий нежный взгляд. Теперь она не чувствует страх в пугающую грозу, отныне и дождь ей кажется прекрасным явлением, а осень, благодаря ему, стала её любимым временем года. — Мама! — она оборачивается на зов и видит своё чадо, затем уже и мужа, вошедшего в помещение вслед за ребёнком. — Я еле поспел за ней… — тяжело дышит мужчина и также зовёт жену: — Софи! Пойдём уже, мы голодные, — он подхватывает малышку на руки, на случай, чтобы та снова от него не сбежала. — О-очень голодные! Девушка смеётся и, взглянув на картину в последний раз, идёт к любимым, разводя руки в стороны и сгребая в объятия дорогую дочь. Спасибо, Сэм. Спасибо тебе за всё…