Хрусталь и сахарная пудра

Когда она проснулась, на часах была половина третьего утра; квартиру заполоняла тишина и темнота, за плотными шторами, муарово-синими, с серебристой бахромой, переливался огнями неспящий город, небоскребы стояли совсем близко, а звезды смотрели холодно и безразлично, и свет их, скупой и бледный, не грел независимо от того, смотришь на них из окон Башни или с крыши многоквартирного дома, однако в небольшой, но уютной квартирке недалеко от центра Нью-Йорка чувствовалось намного свободнее и привольнее, чем в роскошных апартаментах на сотом этаже Банши с хрустальной люстрой, панорамными окнами и кроватью king size. Наверное, потому что здесь не было вездесущих ассистентов и маркетологов, стилистов с их ебанутыми идеями, Эшли не пиздела под ухом, и Мэдди была далеко; в последнее время врозь им было лучше, хотя раньше тяжело было провести день вдали от Стиллвелл, однако с недавних пор Дженни в обществе Мэдлин делалось душно. Так… заебали ее постоянные нравоучения, извечное недовольство, требования, холодная злость, которой Стиллвелл наказывала Хоумлендер за провинности, реальные или выдуманные самой Мэдди. Ей удивительно легко удавалось заставлять Дженни чувствовать себя виноватой, Хоумлендер так старалась, чтобы женщина на нее не злилась, пыталась заслужить ее ласку и любовь, делая даже то, от чего Дженни саму воротило, однако ведь это такие мелочи. Что для нее жизнь какого-то парня из администрации президента, или слишком ушлого журналиста, или пары десятков свидетелей нервного срыва А-Трейна, или девушки, которой домогался Мреющий; главное — чтобы Мэдди была довольна. Когда Стиллвелл была зла и расстроена, Хоумлендер было плохо; чтобы Дженни была счастлива, должна быть счастлива Мэдди. Все просто. Но на деле все оказалось куда проще. Девушка вздохнула и перевернулась на бок, перекинула руку через мужскую мерно вздымающуюся грудь, и придвинулась ближе, устроив голову на плече парня; полежав с секунду, Хоумлендер закинула на него и ногу, вжимаясь животом в бок, уткнулась носом в шею. От его кожи пахло мылом и лосьоном после бритья, сквозь маслянистую и горьковатую резкость розмарина пробивались сладкие мандарин и корица, а жасмин среди этих ароматов звучал весной, начавшейся посреди рождественских каникул. Дженни довольно прикрыла глаза; ей было так удобно и хорошо, что не хотелось, чтобы ночь заканчивалась, но утром, когда Дэй проснется, будут совместный душ, завтрак, который они приготовят вместе, хотя Хоумлендер готовить почти не умела, но с Дэем ей нравилось даже резать лук. Похер, что глаза слезились, а в покрасневшем носе хлюпало, зато потом Дэй помогал Дженни умываться или, еще лучше, забирал у нее нож и готовил дальше сам, пока девушка смотрела на него и ела мороженое. Хоумлендер нравилось на него смотреть, потому что он был красивым, и от осознания, что весь он принадлежал только Дженни, супер была готова взлететь в стратосферу ракетой. Но не сейчас; сейчас Хоумлендер была слишком расслабленной, нежной и томной, чтобы даже просто подняться с постели, поэтому она гладила парня по голой гладкой груди, слушая его дыхание и пульс будто музыку. Дженни купалась в тихом счастье, не желая вспоминать о том, что завтра предстоит возвращаться в Башню, оправдываться перед Мэдди за свое отсутствие, снова участвовать в череде бесконечных съёмок и интервью; Стиллвелл была довольна Хоумлендер, лишь когда супер покорно выполняла все, что она говорила, а Дэй никогда всерьез не злился на Дженни. Дулся, ворчал, хмурился, но не бил словами наотмашь, не ранил безразличием к ее переживаниям и почему-то всегда находил для девушки время. Даже если сам был занят, успевал написать милое сообщение, позвонить, сказать, что все будет хорошо, и Дженни не нужно плакать. Мэдди говорила, что слезы ей не идут, и нужно подобрать сопли, потому что Хоумлендер рыдать не положено. Дэй прижимал Дженни к груди и гладил по волосам, пока девушка сморкалась в салфетку, которую он держал в руках. Под веками повлажнело; супер всхлипнула от жалости к себе, от обиды на Мэдлин, которая обещала позаботиться о Дженни, быть всегда рядом, а сама постоянно находила дела поважнее и поинтереснее. Хоумлендер понимала, что Стиллвелл не сможет посвящать все свое внимание только ей, ведь на Мэдди была ответственность за всю «Vought», но… она ведь обещала! Мэдлин же говорила, что не бросит Дженни, что бы ни случилось, а сама… Девушка украдкой вытерла набежавшие слезы и теснее прижалась к Дэю, который, немного поворочавшись под одеялом, привлек Дженни ближе и опустил ладонь на перекинутую через него ногу, взяв ее под бедро. От прикосновения теплых пальцев Хоумлендер сладко поджала пальцы на ногах, слезы мгновенно высохли, и супер, счастливо улыбаясь, потерлась щекой о плечо Дэя. Он такой… милый, добрый, ласковый… и весь ее. Мэдди в последнее время чаще бывала строгой, то и дело выговаривала Дженни за недостаточно яркое выступление или слабую речь… а за отказ надевать новый костюм с пышной юбкой, такой короткой, что зад был практически наголо, Мэдлин не разговаривала с ней несколько дней. Как будто старая сука сама долбилась в глаза и не видела, насколько это тряпье уродливое. Дженни в нем выглядела не как супергероиня, защитница Америки, а как дешевая порноактриса, но Мэдди настаивала, говорила, что это нужно для повышения рейтингов, и что образу Хоумлендер не хватает сексуальности, однако девушка стояла на своем, и в итоге они со Стиллвелл крупно поссорились. Дженни так устала, что с ее мнением никогда не считались, потому и сорвалась, и суперу было даже немного стыдно, однако на смену горькой, едкой тоске пришла ярость, потому что Стиллвелл конкретно охуела и изрядно так заебала. Вот пусть и идет нахуй, тупая мразь. Что о себе возомнила эта дряхлеющая, сморщенная, злобная стерва?! Без Хоумлендер она была никем, «Vought International» стояла только благодаря Дженни, и если она сказала, что не будет светить пиздой и сиськами, значит нехер лезть и пытаться нацепить на нее какое-то дерьмо! Девушке нравился ее старый костюм; все, пусть все отъебутся. Дженни нахмурилась, надула губы, поглаживая Дэя по груди; лежать с ним было славно, но скучно, и супер начала ворочаться у парня под боком, перебирать ногами, ерзать и вздыхать. Дэй, секунду назад расслабленный и вялый, потянулся всем телом, Хоумлендер своими объятиями ощутила, как напряглись его мышцы, сгоняя сонное оцепенение, однако юноша так и не открыл глаза, только пробормотал что-то сквозь сон и перевернулся на бок, лицом к Дженни, которая радостно прижалась к его груди. Девичьи губы коснулись шеи Дэя, легонько прихватили кожу, узкая ладонь прошлась вдоль крепкого мужского бедра и забралась дальше под складками одеяла, ложась на ягодицу. Парень втянул носом воздух, дрогнув ресницами, сглотнул, дергая кадыком, и охнул, когда Хоумлендер, плутовски хихикнув, пощекотала языком впадинку между его ключицами. Рука Дженни поглаживала зад Дэя, нежно сминая сквозь ткань пижамных штанов, дыхание парня постепенно становилось прерывистым и неровным, кровь, раскалившись, устремилась в низ живота, к крупным узлам кровеносных сосудов, и сердце жарко запульсировало под грудной клеткой. Хоумлендер, забираясь пальцами между ног парня, сползла чуть ниже, целуя уже его грудь. Сердечный ритм Дэя сбился, в следующую секунду ускоряясь, Дженни потерлась губами о мужской сосок, округлый, словно вишневая косточка; Дэй басовито выдохнул. Глаз он так и не открыл, однако его голос, звучащий спросонья глухо и неразборчиво отозвался искрящимся весельем, бьющим в груди Хоумлендер подобно роднику: — Дженни, спи, — потребовал юноша, щекой вжимаясь в подушку; супер прикусила губу изнутри, сдерживая смех, и невесомо поцеловала его в шею. Дэй сурово наморщил лоб; его глаза двигались под сомкнутыми веками, а кровь рокотала, несясь по руслам вен со скоростью дикой горной руки. — Дженни… — начал парень и размеренно выдохнул, раздувая ноздри, когда девушка выгнулась, впаиваясь животом в его живот. — Сладкий, — прошептала Дженни, продолжая тискать зад Дея; его член дернулся, и Хоумлендер повела бедрами, проезжаясь по нему лобком. — Сладкий… принеси попить. — Джен, ты… ты издеваешься? — проворчал Дэй; девушка покачала головой, пряча пакостную улыбку. — Пить хочется, — пожаловалась она, — принесешь мне молока? Только не холодное! И… и добавь немного мяты. И корицы! Ты же знаешь, как мне нравится, правда, сладкий? — Может, попьешь воды, а молоко подождет до утра? — обреченно поинтересовался юноша; Дженни снова затрясла головой и беззаботно рассмеялась, пьянея от счастья, когда Дей неохотно приподнялся на локте. — Чего заливаешься? — хмуро фыркнул он, легко ущипнув Хоумлендер за кончик носа. Зевая и морщась, парень включил ночник; приглушенный, оранжево-золотистый, как отблески костра, свет разогнал ночной мрак, и Дженни сладко потянулась, с обожанием глядя на Дэя с его белой, цвета сливок, кожей, растрепанными светлыми волосами, отпечатком шва от наволочки на щеке и аристократично тонкими пальцами. Дэй жмурился от света, слишком яркого для отвыкших, не до конца проснувшихся глаз, тер лицо ладонью и мелко вздрагивал, когда Хоумлендер нежно проводила ногтями по его плечу. — И чего тебе не спится? — юноша искоса взглянул на Дженни и слабо улыбнулся; глаза у него переливались хрустальной пылью в серебре. Супер пожала плечом, качая ступнями; ногти у нее на ногах мерцали красным и синим с золотистыми звездами. — Не знаю. Просто не спится, — не объяснять же Дэю, что это Мэдлин такая бешеная сука, что Хоумлендер никак не могла успокоиться. Парень был в курсе того, что у президента корпорации и лидера Семерки непростые отношения, однако всех тонкостей не знал, и Дженни не хотелось, чтобы Дэю рассказали о том, насколько они с Мэдди близки. Когда-то Стиллвелл казалась Хоумлендер единственной, кто ее понимал, девушка верила, что важна для Мэдлин не просто как ресурс, медийная личность и супер из многочисленного штата ген-активных людей, а как… как человек. Мэдди сама говорила, что любит Дженни, что делала все только ради нее; Хоумлендер не могла ей отказать, да и поначалу не хотела. А потом, когда со временем пришло понимание того, что это не нормально, что так не поступают любящие друг друга люди, девушка ломала себя, по-прежнему подчиняясь всем распоряжениям Стиллвелл. Иначе она попросту не умела, а Дэй ее научил, показал, как приятно заботиться, как сладко знать, что ты нужна не из-за денег и популярности, а просто так, потому что… Потому что Дэю нравилось с ней разговаривать и угощать пирожными, а так же дарить цветы, передавать кофе через ассистентов и целовать, целовать Дженни так, что она забывала обо всем на свете. В том числе о своем ужасном детстве и о паскудстве Стиллвелл, которая никогда не любила Хоумлендер, но снисходила, позволяя любить себя. Здорово, наверное, держать на поводке опаснейшего супера планеты, а еще лучше — разрешать себе отлизывать, однако никогда не лаская так Дженни взамен. А девушке хотелось сделать приятное Мэдди, она сама едва не скулила от удовольствия, находясь между ног Стиллвелл. Но с этим покончено; Дженни не станет изменять Дэю, пусть у Мэдлин от злости хоть задницу разорвет. Девушка села на постели, придвигаясь ближе к Дэю, который, широко и с удовольствием зевнув, обнял ее за плечи. Хоумлендер пытливо заглянула ему в лицо, силясь разглядеть следы раздражения или недовольства, но юноша был несколько рассеянным, ленивым и разомлевшим, однако никак не злым и сердитым, и супер, засмеявшись от облегчения, оплела руками его шею. — Так люблю оставаться с тобой на выходных, — призналась она, — не нужно никуда торопиться, тебе не приходится рано вставать, и я могу немного покомандовать тобой среди ночи. — Давай в следующий раз ты провернешь это днем, хорошо? — хмыкнув, Дэй быстро чмокнул Дженни в лоб. — Ночью всем полагается спать. Даже суперам. Даже тем, кто состоит в Семерке. И даже таким красивым, как ты. Дженни покраснела. — Я красивая? — застенчиво пролепетала она, кляня себя за такое глупое жеманство, только девушка ничего не могла с собой поделать. Слова Дэя всегда так влияли на нее, супер сразу же начинала краснеть и заикаться, хотя до него сотни мужчин осыпали Хоумлендер комплиментами. Должно быть, все дело в том, что на тех ебланов ей было похуй, а Дэй был дороже целого мира. Нахера ей вообще этот гребанный город, ебучая «Vought» с ее контрактами и дохера важный треп Стиллвелл, если рядом не будет Дэя? Без него незачем терпеть и совсем не для чего стараться. — Джен, мы же это уже обсуждали… — протянул юноша, давясь очередным зевком, но Хоумлендер принялась его тормошить. — Нет, скажи еще! — девушка щекотала Дэя, щипала его за живот и бока, все норовила ухватить за член, однако блондин успевал перехватить ее шалые руки, лишь сильнее распаляя супера. — Я хочу послушать, какая я замечательная и как тебе нравлюсь! — Тогда кто приготовит тебе молоко, если мы будем тут болтать? — сквозь смех выдавил Дэй, зажимаясь и отодвигаясь от Дженни, ползущей за ним по сбившимся простыням с упорством анаконды, пробиравшейся через трясину. — Ты можешь готовить и говорить. Молоко от этого станет только вкуснее. — Какая ты тщеславная девица… Черт, Джен!.. Прекрати!.. — выпалил Дэй, когда Хоумлендер ловко поймала его член в ладонь, сминая через штаны. Парень дернулся, как от прошившего паутину нервов разряда тока, ринулся в сторону и свалился с края кровати, утягивая за собой на пол и хохочущую Дженни. Девушка упала на него сверху, разжала пальцы, погладив пах Дэя, напряженный от притока крови и возбуждения, после чего совсем свесилась с кровати, оставшись лежать на ней только ногами; грудью, животом, бедрами она льнула к блондину, который сдавленно смеялся, прикрыв глаза. — Джен, ты меня с ума сведешь… — простонал Дэй, гладя супера по голой спине; Хоумлендер предпочитала спать без одежды, хотя и клянчила иногда у юноши в подарок то милые пижамки, то белье, кружевное или вышитое, потому что ей хотелось иметь у себя какие-нибудь красивые вещицы. Носить их было не обязательно; вся их ценность состояла в том, что их купил для Дженни Дэй. — Малыш… — пальцы девушки порхали по его груди, выписывая замысловатые узоры, играли соском, словно бусинкой, от чего блондин хрипло выдыхал сквозь зубы. — А ты меня любишь? Дэй хмыкнул, прикрыв глаза. — Как можно любить женщину, которая мешает мне спать по ночам? — А мне каково встречаться с парнем, которому в тягость налить мне молока?! — мгновенно вскинулась Дженни, но, не сдержавшись, захихикала и принялась шумно зацеловывать шею улыбающегося Дэя; подниматься с пола они оба не торопились. — Но серьезно… Ты же любишь меня, правда, милый? — Люблю, — подтвердил блондин, — иначе бы не стал терпеть в моей постели такое неугомонное создание. — Тогда… — Хоумлендер, смущенно алея щеками, подалась вперед, ткнувшись носом ему в ухо. — Давай поженимся?.. Я хочу, чтобы ты сделал мне предложение! Хочу стать невестой, а потом — твоей женой! — Так молоко было всего лишь предлогом, чтобы вытребовать у меня свадьбу? — возмущённо прорычал Дэй; он сел на полу резко, едва не стряхивая с себя супера, однако Дженни вцепилась в плечи юноши, подтянулась, обхватывая ногами его за пояс, и своенравно надула губы, давая понять, что не отпустит и вообще никуда Дэй от нее не денется. — Как хорошо, что я узнал о твоем коварстве до того, как мы поженились! — А что такого? — Хоумлендер капризно тряхнула волосами. — Я хочу замуж за любимого мужчину. Разве это плохо? Или… Девушка прерывисто вздохнула, подавив всхлип; она и не думала плакать, но ведь если Дэй не разделял планов Дженни и не хотел жениться, то это значило, что… Мэдди была права?.. Горло перехватило спазмом подступивших рыданий, супер натужно сглотнула и отвернулась, пряча лицо за спутанными волосами. Молоко ей было больше не нужно, ей вообще стало ничего не нужно и все безразлично, потому что без Дэя вся жизнь теряла смысл, и дело было даже не в Стиллвелл, а в том, что Дженни была недостаточно хороша, чтобы ее любили. Хоумлендер хотела свой дом, семью, хотела ребенка от Дэя, которого бы она сама укладывала спать, которому бы пела колыбельные и читала сказки, делала все то, чего сама была лишена. О биологической матери Дженни не знала ничего, как и об отце, у доктора Фоггельбаума была собственная дочь, которой он покупал мороженое и учил ездить на велосипеде, поэтому за внимание со стороны Мэдлин девушка продала свою душу и сердце, а Дэй… Дженни прикусила губу, борясь с рвущим грудь плачем. Она сидела на коленях парня, замерзшая из-за безрадостных, горьких мыслей, и как только Хоумлендер ощутила руки блондина, обнявшие ее за плечи, она глухо икнула и тихо, беспомощно захныкала. — Милая, ты чего? Родная, хорошая моя, ну, перестань, — попросил Дэй; от его ласкового голоса Дженни совсем расстроилась: уронив голову на плечо парня, она принялась обильно орошать его слезами, пока растерявшийся, удивленный и растроганный Дэй баюкал и согревал девушку в своих объятиях. — Ну, вот… Чуть что — сразу плакать. — Хочу и плачу, — прогнусавила супер; в носу у нее хлюпало, веки отяжелели и ныли, ресницы набрякли от слез. — Вообще… из-за тебя! Ты меня не любишь. Не любишь и не хочешь на мне жениться. Потому что когда люди друг друга любят, они женятся! — Это обязательное условие для любви или без него можно как-нибудь обойтись? — мрачно пошутил Дэй, и Дженни, разъяренно взвизгнув, принялась вырываться из кольца его рук, таких родных и уютных, но от злости и обиды ей хотелось придушить белобрысого засранца. Как Хоумлендер могла влюбиться в такого?! Такого… заботливого, доброго, нежного… они с Дженни были идеальной парой. Им суждено быть вместе. — Джен… Дженни, милая, хватит, — Дэя не пугали алые всполохи лазера в зрачках супера, он осторожно удерживал девушку, исступленно мечущуюся у него на коленях. — Будешь так себя вести — накажу. — Не посмеешь! — прошипела Хоумлендер, в приливе негодования приподнимаясь в воздух, и Дэй обхватил ее за талию, притягивая к себе. Дженни выгнулась, полыхая ослепительно-красным в глубине взгляда, взлетела выше, утягивая парня выше, к потолку. Блондин чертыхнулся, беспокойно перебирая ногами, однако супера не отпустил. — Джен, тебе нужно успокоиться, — произнес юноша и склонил голову, прижавшись щекой к ее груди. В этом жесте не было ничего развязного и похотливого, серые глаза смотрели тепло и ласково, и буря в сердце Хоумлендер начала утихать. У Дэя всегда получалось приручить ярость Дженни, с ним все проблемы и неурядицы начинали казаться такими мелкими и глупыми, не заслуживающими внимания, и Хоумлендер стало стыдно за свой срыв. Хлюпающе шмыгнув носом, она опустила ресницы и обмякла в руках Дея, опускаясь обратно на ковер с густым и курчавым серо-голубым ворсом, мягким, словно шерсть ягнёнка. — Вот стоило ли этого того?.. Сама себя расстроила, сама же и обиделась, — Дэй погладил девушку по волосам. — Разве так можно?.. — Можно. Мне все можно, — буркнула Дженни, обхватывая парня всеми конечностями, — а теперь неси меня на кухню и готовь для меня молоко. — Я лучше отнесу тебя в душ и суну под холодную воду, чтобы ты точно пришла в себя. — Только попробуй. — Возьму и попробую, — выдал блондин, однако не сдвинулся с места, продолжал сидеть на полу, и его ладони ласкающе скользили по подрагивающим плечам и спине супера. — Ты меня не любишь, — с надрывом уже в который раз повторила Дженни и повысила голос, когда Дей издал протяжный, страдальческий стон. — Не любишь и хочешь расстаться, но так как сам ты не можешь меня бросить, потому что я тебе задницу поджарю, и специально ведешь себя так, чтобы я сама тебя бросила! А я не хочу!.. — Дженни, чтоб тебя!.. — рявкнул юноша, и Хоумлендер боязливо втянула голову, как будто Дэй мог ее ударить или оттолкнуть. — Давай будем выяснять отношения днем, а не посреди ночи! Можно мне высыпаться хоть иногда? И ладно бы, что-то серьезное случилось, так ведь сама себя до слез доводишь! Тебе со мной плохо? — Хорошо, — проныла супер, вытирая мокрые щеки о ключицы блондина. — Ты не хочешь быть со мной? — Хочу… — Тебя во мне что-то не устраивает? — Устраивает… — Тогда какого же черта, Джен?! — прорычал сквозь зубы Дэй, пока девушка дрожала у него на коленях, пытаясь сдержать нервный смех; звонкий смешок сорвался с губ, после чего Дженни обвилась руками вокруг шеи парня. — Ты… такой милый, когда сердишься, — Хоумлендер слабо улыбнулась, стараясь не смотреть на себя в зеркало, чтобы не видеть покрасневших глаз, всклокоченных волос и распухшего носа; слезы ее не украшали, Мэдди говорила, что становится уродливой, когда начинает кукситься и плаксиво кривиться, а Дэй обнимал девушку все так же крепко и жарко, не выказывая ни малейшего признака отвращения или брезгливости. А Мэдди всегда говорила, что на нее смотреть противно; и доктор Фоггельбаум гадливо отворачивался, уходил всякий раз, когда маленькая Дженни начинала плакать. Рокочущий смех перекатывался в груди Дэя, как свинцовый шарик по гравию. — Родная, ты еще ни разу не видела меня по-настоящему сердитым, — взяв Хоумлендер под ягодицы, юноша ловко поднялся, держа ее на весу; Дженни задорно взвизгнула и скрестила ноги у него на пояснице. — Если я разозлюсь, тебе это не понравится. — Тогда не злись, — логично предложила девушка. — А ты не реви по поводу и без. — Не указывай мне, — ощетинилась Хоумлендер, однако в следующее мгновение замурлыкала, игриво прикусив мочку Дэя, — если мы поженимся… Когда мы поженимся, я совсем не буду плакать. Честное слово. Разве что от счастья и очень редко. — От счастья можно и почаще, — хохотнул юноша, пронося супера мимо темной гостиной по широкому коридору с перламутрово-зелеными вставками на стенных панелях, загадочно мерцавших в свете тускло горящих светильников, прямоугольных, из глянцево-серого стекла; металлическая рамка, сделанная в виде причудливо переплетающихся гибких веточек с жемчужно-белыми лилиями, держала цветной снимок: счастливо сияющая глазами Дженни обнимала широко улыбающегося, взъерошенного Дея. Оба щурились на солнце, морщились, позируя на фоне лазурного неба и трепещущих на ветру воздушных змеев, и Хоумлендер, взглянув на фото, как наяву ощутила запах яблок в карамели, поп-корна и сахарной ваты — в тот день она выступала на открытии большой ярмарки, и Дэй приехал из другого штата, чтобы увидеться с Дженни. Это нельзя было назвать свиданием, потому что Хоумлендер была очень занята, вынужденно общалась с поклонниками, раздавала автографы и умилялась чужим детям вместо того, чтобы есть мороженое с Дэем или прокатиться с ним по «Тоннелю любви», однако парень ждал ее до самого закрытия. Дженни в тот день хотелось тысячу раз сорваться, послать все нахер, высказать Мэдди, как она заебала, но хватало одного смс-сообщения от Дэя, чтобы Хоумлендер, защитница Земли, стражница справедливости Америки, сладко и медленно таяла, как карамель, забытая на полуденном солнце. Дженни уже тогда была влюблена, хотя они с Дэем ни разу не поцеловались: парень не хотел спешить, уговаривал узнать друг друга получше. Это было очень трогательно; как только у него получалось быть таким милым? Даже странно, что на момент их встречи Дэй был одинок; впрочем, это и не имело особого значения — будь у блондина подружка, жена или невеста, Хоумлендер бы от нее избавилась. Никто не встанет между ней и ее любимым. Юноша зашел на кухню, щелкнул выключателем, удерживая девушку на руках; пока он обходил овальный обеденный стол со стеклянной столешницей, дверца холодильника самопроизвольно приоткрылась, и пакет молока медленно поплыл по воздуху. Баночки с мятой и лавандой спорхнули с полки вместе с пакетиками корицы, бадьяна и гвоздики, ручка на плите повернулась, включая нагрев до максимума, а кастрюля, блестя полированными боками, спорхнула прямо на конфорку. Дженни устроила голову на плече парня, прижимаясь щекой, ее длинные волосы, завиваясь крупными волнами, стекали ему на спину. — Люблю, когда ты так делаешь, — призналась Хоумлендер, — это… красиво. — Жаль, мама тебя не слышит, — Дэй внезапно разжал руки, и супер завизжала, в кураже болтая ногами: блондин держал ее в воздухе силой мысли, и девушка перекувыркнулась через голову, коснулась кончиками пальцев пола. Дженни казалась себе парящей в невесомости, не ощущала веса собственного тела, но чувствовала прикосновения Дэя, который ни за что не уронит ее, не обидит и не бросит. Парень с улыбкой наблюдал за играми Хоумлендер, пока посуда свободно перемещалась по комнате; пахло мятой и корицей, чуть слабее — лавандой и специями; Дженни, оттолкнувшись от воздуха, устремилась к Дэю, тут же протянувшему к ней руки. — Мама все говорила, что у нее родился маленький монстр. — Ты не монстр, ты — чудо, — заверила блондина девушка и, потешно сморщившись, потерлась кончиком носа об его нос, — мое и только мое чудо. Дэй солнечно рассмеялся, совсем сминая глухо охнувшую Дженни в объятиях; деревянная ложка с изогнутой резной ручкой мерно постукивала по стенкам кастрюли, размешивая молоко, воздух пах сладковато и пряно, и Хоумлендер успела расслабиться, позабыть о Мэдди, о Семерке и «Vought», как ощутила кожей вибрацию своего смартфона, позабытого в прихожей. Звук на телефоне она выключила, как только переступила порог квартиры Дэя, чтобы им не мешали со всякой поеботой, однако против воли напряглась, ежась от забравшегося под кожу озноба. На смену ленивой томности пришло окоченение и свербящее в груди нехорошее предчувствие, ведь только один человек мог свободно звонить Дженни, да еще и посреди ночи. Хоумлендер отстранилась от парня; Дэй, только что тянувшийся ее поцеловать, замер и нахмурился. — Джен?.. — Извини, я… я сейчас, — произнесла супер онемевшими губами и неохотно поплелась в холл; смартфон продолжал требовательно гудеть, девушка чувствовала недовольство и тихую злость звонившего, и, несмотря на собственную ярость, так не хотела отвечать на звонок. Ей надоело ругаться и выяснять отношения, а Мэдлин никак не могла успокоиться; почему, что бы Дженни ни делала, как бы она себя не вела, Стиллвелл все равно сердилась? Что Хоумлендер нужно сделать, чтобы Мэдди, наконец, была счастлива? Дернувшись в последний раз, смартфон замер, мигнул экраном, но уже через секунду входящий вызов повторился. С широкого сенсорного экрана улыбалась Мэдди, однако взгляд женщины оставался колючим, оценивающим и холодным, несмотря на улыбку, и Дженни сглотнула вязкую слюну. Можно было отключить телефон и вернуться к Дэю, забыть о Стиллвелл до утра, только ведь это бесполезно: им все равно придётся поговорить, так к чему оттягивать неизбежное? Коротко и резко выдохнув, Дженни прикрыла глаза и взяла в ладонь вибрирующий смартфон. Едва она приняла вызов, как из динамика выстрелило голосом Мэдлин, веющим арктическим морозом: — Где ты, дорогая? Почему ты не в Башне? — Я… у меня дела, — выдавила девушка, облизывая пересохшие губы; она метнула взгляд через плечо в сторону кухни, боясь, что Дэй может что-то услышать, но парень беззаботно гремел посудой, что-то напевая себе под нос, и супер заговорила, зло, быстро, с лихорадочным придыханием: — Я сейчас не могу говорить. Давай потом все обсудим?.. — Вот как?.. — усмешка зазвенела в голосе Мэдлин металлом. — А я думала, что мы сегодня увидимся. Побудем немного вместе, только вдвоем. Или моя девочка по мне не скучала? — Было некогда, — бросила Дженни и ехидно добавила, — знаешь же, какое у меня плотное расписание — ты лично им занимаешься. — Не преувеличивай, дорогая. Я немного изменила твой график, только и всего. Неужели ты из-за этого злишься? Милая моя, это не серьезно. Ты же Хоумлендер. Крайне неразумно распыляться на подобные мелочи. — Ага, — пробормотала супер, постукивая пяткой по полу; Мэдди всегда обесценивала ее слова. Неважно, как Дженни себя чувствовала и что думала, нужно улыбаться на камеру, даже если из груди рвалась истерика. Сука бессердечная; нихуя она не беспокоилась за девушку, просто Стиллвелл не понравилось, что ее влияние на Хоумлендер стало ослабевать. Дженни не позволит Мэдлин запудрить себе мозги, ею больше никто не будет управлять, поэтому, чаще задышав, супер прошла в гостиную, не зажигая свет. Едва ли Дэй мог ее услышать, однако Дженни все равно говорила шепотом, сжимая в пальцах смартфон: — Чего тебе надо? Это не может подождать до утра? — Ты не хочешь встретиться? — театрально изумилась Стиллвелл. — Нам так долго не удавалось побыть наедине. Я думала, ты обрадуешься. — Я вне себя от счастья, — огрызнулась Хоумлендер; корпус мобильного едва не трещал в ее руке, — звучит очень мило, но я не могу все бросить и прийти потому, что у тебя появилось настроение. — Почему не можешь? — промурлыкала Мэдлин. — Моя девочка не хочет, чтобы мамочка ее приласкала? Ты вела себя хорошо и заслужила поощрение. — Спасибо, обойдусь, — отрезала Дженни, не веря в то, что совсем недавно она бы немедленно бросилась к Мэдди, дурея от счастья, ведь о ней вспомнили, ее позвали, значит, скучали и хотели видеть. Стало мерзко, словно она вывалялась в грязи, вместо былого щенячьего восторга слова женщины вызывали головокружение и тошноту. Какой глупой, должно быть, Мэдлин ее считала; в самом деле, смешно, просто пиздец, как весело, когда сама Хоумлендер, первая среди супергероев Земли, едва не на коленях вымаливала ласку и внимание. — Дженни, не стоит меня огорчать, — напомнила Стиллвелл; девушка втянула носом воздух, но промолчала, хотя в висках тонко стучало от вскипающей ярости. — Я и так жертвую своими планами ради тебя. — Ну, охуеть, какая трагедия! — не сдержалась Хоумлендер. — Может, тебе тогда пойти нахуй вместе со своими планами и оставить уже меня в покое?! Я тебе не пизда по вызову, чтобы лететь по первому же, блять, звонку! — Это еще что за разговоры?! — взвилась в свою очередь Мэдлин; каждое слово она гневно чеканила, швыряя их в Дженни подобно пушечным ядрам; Стиллвелл умела быть безжалостной, и супер, несмотря на присутствие Дэя в комнате через стену, на всю свою любовь к нему и уверенность в чувствах блондина, вдруг съежилась, сжалась перед злостью Мэдди, находящейся сейчас на другом конце города. Их слишком многое связывало, чтобы власть Мэдлин над Хоумлендер совсем ослабла. Чувство вины сидело в груди ядовитой занозой, память услужливо подсказывала, как много Мэдди сделала для Дженни, что без нее не было бы и Хоумлендер, и девушка сгинула бы в лаборатории, бесполезная, жалкая неудачница, не заслуживающая любви. А как иначе? У Дженни даже не было семьи; наверное, родителям она была не нужна, никто ее не ждал и не хотел, а Мэдди действительно старалась… только ради Дженни ли? — Дорогая, — леденящим кровь тоном заговорила Стиллвелл, — ты, кажется, забыла, с кем говоришь. То, что я зову тебя своей деткой, не значит, что ты можешь демонстрировать мне свой характер. Со мной норов лучше спрятать поглубже и быть примерной малышкой. Поэтому будь добра вернуться в Башню как можно скорее. Я полагаю, нам есть, что обсудить. — Нет, — выдавила девушка, борясь с комом в горле; если Хоумлендер сейчас сдастся, то Мэдди и дальше будет управлять ею и точно найдёт способ разлучить супера с Дэем, а Дженни заслужила свое счастье! Она не хотела всю жизнь быть клоуном в плаще, и раз Дженни с Мэдди не смогла получить ни душевного тепла, ни любви, значит, пошла она нахуй! И все же слезы жгли глаза, руки предательски дрожали; саркастический смешок Стиллвелл прозвучал хлестко, как пощечина. — Ясно. Что же, мне следовало догадаться, что такое рано или поздно может случиться, но я надеялась, что у тебя достаточно ума, чтобы правильно расставить приоритеты. Видимо, я ошиблась. — Мэдди… — Хоумлендер прижала холодную, липкую от пота ладонь к раскаленному лбу; от мигрени ломило в переносице. Жестокие, циничные слова сыпались на девушку каменным дождем, и пусть супер продолжала стоять, однако чувствовала себя так, словно ее препарировали наживую. — Думаешь, я была не в курсе твоей интрижки? — едко продолжала женщина. — Дженни, радость моя, я знаю обо всем, что происходит в Башне. Я знаю, что ты делаешь, знаю, о чем думаешь, потому что я достаточно тебя изучила. Сейчас ты говоришь со мной под влиянием момента и прекрасно понимаешь, что завтра тебе станет ясно, какую чудовищную ошибку ты совершаешь, но может быть слишком поздно. Однако я готова дать тебе шанс все исправить. Ну же, милая… Мэдлин заговорила воркующе, нежно, откровенно заискивая. — Прилетай. Я очень хочу тебя увидеть. Хочу тебя обнять. Очень хочу обнять свою девочку. — А я… — в горле пересохло, каждое слово давалось Дженни с болью; голос Стиллвелл завораживал, туманил сознание, девушке сложно было сосредоточиться, но стоило прислушаться к шуму на кухне, к шагам Дэя, к его дыханию и сердцебиению, как рассудок прояснялся, но лишь для того, чтобы его заполнили алые всполохи злости. — А я хочу, чтобы ты уже отъебалась от меня, старая мразь. — Вот, значит, как, — протянула Мэдлин уже без ласки в голосе, — малышка, ты, кажется, забыла, чему я тебя учила? Супергероям нельзя быть слишком самоуверенным. Что ты возомнила о себе? Думаешь, я позволю тебе так себя вести. Ты — Хоумлендер, так и веди себя соответственно! Иначе вылетишь из Башни. — Ты не можешь… — просипела Дженни, прижав ладонь к горлу; пол под ногами качался, комната кружилась, и супер ощутила тошноту. Если она потеряет место в команде, то что тогда делать? Куда идти? Кому Дженни будет нужна без… без Мэдди? Вдруг и Дэй тогда ее разлюбит? Супер ведь всю жизнь была Хоумлендер, она не знала, как жить по-другому. Мэдлин не могла так с ней поступить! Или могла?.. Раз так, значит, она никогда и не любила Дженни? — Надеюсь, ты не питаешь надежды, будто этому сопляку интересна непосредственно ты? — продолжала насмехаться Мэдди. — Вся твоя ценность заключается не в том, кто ты есть, а кем тебя видят. Вся Америка считает тебя героем, спасением и надеждой человечества, а будет кто-нибудь любить плаксивую, инфантильную девицу? Дженни… мне стыдно за твою наивность. — Прекрати, — прошептала девушка; слезы, злые и едкие, мерзко щекоча, катились по бледным щекам. — Хватит, заткнись, ебаная ты сука… — Отрицание тебе не поможет. Знаю, мужчины могут быть очень убедительными, но тебе в первую очередь нужно думать о себе. Как ты будешь жить без меня, Дженни? Без моих советов, без моей помощи? Ты же совсем не знаешь реального мира. И этого парня ты тоже не знаешь. Сегодня он с тобой, а завтра — уже с другой. — Дэй не такой… — пробормотала Хоумлендер; Мэдлин презрительно усмехнулась. — Все они не такие первое время, а потом… все может измениться, а пути назад не будет. Если вы расстанетесь, что ты будешь делать? «Vought» не станет ждать, пока ты наиграешься в любовь, место в Семерке недолго будет пустовать. — Семерка — это я! — ощетинилась супер; в незанавешенном окне отразились два алых уголька, вспыхнувших в ее глазах. Стиллвелл скрипуче рассмеялась. — Ты — доверчивый, неопытный и глупый ребёнок, не способный самостоятельно жить. Отношения — это не всегда праздник, это колоссальный труд, а ты не способна даже придерживаться расписания и читать речь по тексту. Поэтому давай не будем ругаться, хорошо? Возвращайся в Башню и докажи, что ты моя хорошая девочка. Тогда я, возможно, разрешу тебе и дальше встречаться с этим юношей. Иногда. Слишком тесно общаться вам все же не стоит — он явно плохо на тебя влияет. Голос Мэдлин Стиллвелл полнился сладкого, тягучего, словно мед, яда. — Неужели мальчишка настолько хорош, что ты готова рискнуть всем ради него? — Он… Я… Мы… — Дженни было сложно говорить; слова Мэдди вскрыли едва зарубцевавшиеся раны, вновь обнажили всю неуверенность Хоумлендер в себе, и девушка судорожно глотала слезы. Наверное… лучше будет вернуться?.. Если супер все объяснит Мэдди, она поймёт, верно?.. Если Дженни не подчинится, то Стиллвелл может испортить карьеру Дэя или в самом деле сместит ее с поста лидера Семерки. Хоумлендер моргнула; зрачки пекло от полыхающего опасно-красным лазером, а горло перехватило от злости. Какого хера Мэдди лезла? С чего она вообще взяла, что может лезть в отношения Дженни и ее парня?! Нет, это на ее место совет директоров мигом найдет новую задницу, а Хоумлендер — только одна, так что этой мрази стоит закрыть ебальник, если она не хочет, чтобы их сегодняшняя встреча была последней. — Я тебя жду, Дженни, — пропела Стиллвел, — я приготовила все, как ты любишь. — Ты!.. Ебаная, старая пизда, я тебе!.. — давясь от ярости, прорычала девушка, колотясь, как в ознобе, но осеклась, умолкла на полуслове, когда на плечи ей опустилось что-то мягкое и теплое. Дэй закутал супера в кремово-бежевую флисовую толстовку, после чего сунул ей в ладонь теплую кружку с молоком. Кружка была ярко-красная, керамическая, глянцево-блестящая, сделанная в виде яблока, но без крышки с зелеными листочками и черенком большая часть сходства стиралась; Дженни испуганно вздохнула, оборачиваясь к парню; он все слышал? Весь поганый треп Мэдди? И что теперь? Дэй решит бросить Хоумлендер? Или подумал, что она готова расстаться из-за пиздежа Стиллвелл? Девушка безотчетно замотала головой; нет, супер не позволит их разлучить, они с Дэем будут вместе и будут счастливы! Дженни бросила на блондина полный отчаяния взгляд, готовая умолять его не уходить, не оставлять ее, как ощутила, что пальцы Дэя осторожно забрали смартфон из ее ладони; тепло улыбнувшись, он подтолкнул девушку к выходу из гостиной. — Посиди пока на кухне, Джен. Там есть печенье. Как раз тебе под молоко. — Дэй, я… — всхлипнула Хоумлендер. Рука у нее тряслась так, что она едва не расплескала все молоко; Дэй, ободряюще улыбнувшись, поцеловал ее в мокрые от слез щеки, после чего коснулся губами припухших девичьих век. — Все хорошо, милая. Иди. Я скоро приду. Дженни несмело шагнула вперед; внутренне она едва не выла от возмущения: какого хуя Дэй вообще вмешался?! Это не его дело! Хоумлендер сама разберется, и они с Мэдди… это касалось только их! Еще неизвестно, что Стиллвелл наговорит парню, чем пригрозит, что расскажет; а если Мэдлин все же убедит его расстаться с Хоумлендер?.. Однако при этом девушке было так приятно заступничество Дэя; ее никто никогда не защищал, Дженни всегда оставалась наедине со своей болью, а Дэй пытался ее защитить; значит, точно любил ее. И Дженни любила; поэтому и сама должна опекать своего парня! Решительно развернувшись, супер направилась было к блондину, но тут же оказалась на пороге комнаты, проскользив по воздуху подобно привидению. — Дай мне пару минут, хорошо? — попросил Дэй, держа телефон возле уха; Мэдди молчала, но Хоумлендер слышала ее частое, напряженное дыхание. Дженни вяло, виновато улыбнулась и двинулась в сторону кухни, залитой теплым золотистым светом, чуть рыжеватым, как отсветы от костра. Вкуса молока она даже не чувствовала, хотя пила жадно, большими глотками; печенье поджидало ее в банке в виде смешного кролика, держащего в лапках гриб, однако девушке было совсем не до сладостей. Вплотную приблизившись к стене, она напрягла глаза, пристально рассматривая фигуру парня сквозь слои обоев, штукатурки, бетона и камня; его сердце билось ровно, блондин мерял шагами гостиную, прижимая телефон к уху, и голос Мэдди, звучащий до отвращения надменно, тянул Дженни в Башню. Чтобы вышвырнуть эту пизду с девяносто девятого этажа. — Вы напрасно вмешались, молодой человек. Это вас совершенно не касается. — Я беспокоюсь за Дженни, — пояснил Дэй, на что Стиллвелл пренебрежительно фыркнула. — Не поверите — я тоже. Поэтому стараюсь не оставлять ее без присмотра. Она вспыльчива, неуравновешенна, склонна к перепадам настроения. Ей нужны дисциплина и контроль, а из-за вас, юноша, все мои труды идут прахом. — Под вашими трудами вы имеете в виду попытки выдрессировать Джен как собаку? — неожиданно жестко произнес Дэй. — Она не животное, чтобы держать ее на привязи. — Она — актив «Vought International», и она будет делать то, что ей скажут, — отчеканила Мэдлин, — и ты — тоже. Не указывай мне, мальчишка. Я могу сегодня же расторгнуть с ней контракт. Сомневаюсь, что Дженни тебя за это поблагодарит. — Ну, что вы, есть много и других вещей, за которые Джен мне благодарна, — в тон женщине отозвался Дэй, пока Хоумлендер в волнении кусала губы. — Мальчик мой, — внезапно замурлыкала Мэдлин, и в позвоночник Дженни будто вбилась ледяная спица, вынуждая ее выпрямиться и в злости расправить плечи, — уж не хочешь ли ты сказать, что она в самом деле тебя привлекает? Вынуждена тебя разочаровать: весь ее образ, ее внешность, даже то, как она улыбается, — все создано мной. Под этой оберткой — ноль, пустота. Что бы ты ни надеялся получить через Дженни, у тебя не выйдет. Потому что у нее ничего нет. — У нее есть она сама. Мне этого достаточно, — блондин пожал плечом и устало потер лицо свободной ладонью, — не нужно меня пугать, мэм, я вас не боюсь. — А стоило бы, — рассмеялась Мэдди, — вот уж я не думала, что ты окажешься таким упертым щенком. Я бы могла похвалить такую целеустремлённость, не будь это так глупо. Тебе, дорогой, стоило бы тратить время на кого-нибудь более значительного. Все эти суперы не более, чем фигляры, актеры и клоуны, их обязанность — развлекать толпу. Настоящая работа идет в офисах «Vought» под моим чутким руководством. — Уверен, вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями, — прохладно ответил Дэй; пульс у него слегка сбился и тут же выровнялся. Мэдлин самодовольно хмыкнула. — Я подняла компанию на новый уровень. И тебе я тоже могла бы… помочь, — голос Стиллвелл зазвучал тише, интимнее, — если мы сможем договориться. Но не по телефону — предпочитаю такие вопросы обсуждать наедине. — Если вы собираетесь говорить со мной не о Дженни, то не вижу смысла в нашей встрече. — Хватит, малыш, ты заигрался в Ромео, — процедила Мэдлин, — я могла бы оказать тебе гораздо большую поддержку, чем Хоумлендер. Тебе нужно будет только быть примерным мальчиком и постараться меня не расстраивать. Тогда от наших отношений мы получим взаимную выгоду. — У нас с вами не может быть абсолютно никаких отношений, мэм, — отчеканил Дэй, — у меня есть мать, и еще одна женщина преклонного возраста, любящая покомандовать, мне не нужна. Дженни охнула, чуть не выронив кружку, Мэдди разъяренно задохнулась и зашипела в динамик: — Мелкий засранец! Я пыталась все решить мирно, но ты, как и эта соплячка, по-хорошему не понимаешь. — Нет, мисс Стиллвелл, — юноша качнул головой, обходя вокруг журнального столика, — я прекрасно понял, что вы желчная сука, думающая только о себе. Вам плевать на Дженни. — Что ты себе позволяешь?! Ты… ты забыл, с кем разговариваешь? — от злости, пронизывающей слова Мэдлин, Хоумлендер содрогнулась. — Я же ее уничтожу! Раздавлю, и мокрого места не оставлю! А ты сам, сам приползешь ко мне и будешь облизывать каблуки моих туфель!.. — Как не гигиенично, — обронил Дэй; Дженни хихикнула, но от следующей фразы женщины стиснула пальцы так, что любимая кружка едва не раскрошилась прямо у нее в руках. — Малыш, не стоит бросать вызов серьёзной, зрелой даме, ведь это бесполезно — сил тягаться со мной все равно не хватит. Поэтому лучше готовь свой язычок, его ждет очень много работы. — Конечно, ведь Дженни собирается посидеть у меня на лице, и пока она не кончит как минимум дважды, я не позволю ей встать, — бесцеремонно выдал Дэй, на мгновение выведя Стиллвелл из равновесия; пока Мэдди пребывала в растерянности, парень оборвал звонок. Утомленно отдуваясь, он упал на диван, на груду подушек в бархатных расшитых наволочках; телефон блондин положил на журнальный столик рядом с посеребренной фигуркой рыси, стоящей на кристалле черного оникса, и сжал ладонями голову, запустив пальцы в волосы. Дженни немедленно направилась к нему; девушку бросило в жар, не только из-за того, что все практически дошло до ее увольнения их «Vought», но и потому что Мэдди, ее Мэдди, первая женщина в ее жизни, несла всякую похабную поеботу перед Дэем! Как она могла?! Блядина старая, мразь, сука, тварь! Это же парень Дженни, ее любимый, будущий муж, а Мэдди… сука. Она в самом деле была уверена, что Дэй согласится? И что Дженни будет все безропотно терпеть?! Супер, гневно раскрасневшаяся, ворвалась в гостиную, придерживая толстовку на груди; юноша сидел в темноте, глядя перед собой. Глаза его сверкнули, когда он повернулся к Хоумлендер. — Ты чего, милая? — слабо улыбнулся Дэй; Дженни, не отвечая, опрометью кинулась к нему, пролив себе на грудь остатки молока с мятой и пряностями. Девушка заскочила на колени блондина, жадно прижалась к нему, пряча лицо на его шее, втянула носом запах его кожи, чутко замерла, зажмурилась и обмякла с горестным всхлипом, когда Дэй привлек ее к своей груди теснее, хотя еще ближе было просто невозможно. — Я отправил тебя на кухню есть печенье, а не подслушивать, — посетовал парень; Дженни шмыгнула носом, досадливо кривясь и морщась, и промолчала, только потерлась лбом о его подбородок; биение сердца Дэя звучало для нее как летний гром, стук теплого дождя по окну и шепот прибоя, звучало любовью к ней. Неважно, что там говорила Мэдди, старуха нихуя не знала и ни черта не понимала. Пусть засунет себе в задницу свой ебучий контракт, Хоумлендер он не нужен. И Стиллвелл ей не нужна. Дженни начнет новую жизнь вместе с Дэем без всего этого лживого дерьма. — Все… нормально? — спросил юноша после того, как поцеловал Хоумлендер в макушку. — Наверное, мне не стоило так говорить со Стиллвелл. У тебя не будет неприятностей из-за меня? — Забудь. Я разберусь, — пообещала супер; Дэй прижался щекой к ее лбу. — Если… — он прерывисто вздохнул, — если все станет совсем плохо, то мы можем уехать. «Vought» не единственная компания в стране, а мои родные будут только рады, если я переберусь к ним поближе. Дед жены моего брата давно предлагал мне поработать на него, а сестры не дадут тебе скучать, так что… если захочешь… — Хочу, — просто ответила Дженни; и это было правдой: она хотела познакомиться с родными Дэя, хотела играть с его племянниками и ходить по магазинам с сёстрами юноши, хотела жить вместе со своим парнем по-настоящему, а не встречаться с ним тайком и урывками, и если для этого нужно избавиться от Мэдди, то… пусть. Глаза Хоумлендер под сомкнутыми веками полыхнули красным. Дэй стоил того, чтобы уничтожить всю «Vought» до основания.