Исповедь закатного солнца

      «Привет, племянник. Читая сейчас это письмо ты, скорее всего, проклинаешь меня. И ты имеешь на это право, ведь я бросил тебя в этом неопределённом будущем. Но я не имел иного выхода.       Каждый мне может сказать, и каждый молвит, что я мог поступить иначе. Вот только я уже не смогу услышать... даже сейчас, потому что не понимаю их. Хорошо, я расскажу всё, что есть во мне, и имей ввиду, ты всё равно можешь не понять меня. Я и сам себя не понимаю порой, будто бы есть отдельная личность и есть я. Всё началось с моей маски.       Когда я делал вид, что развит не по годам, шептали обо мне: «Вы знаете, он развит не по годам». Когда я изображал лентяя, шептали: «Вы знаете, он такой лентяй». Когда я притворялся, что не могу написать ни строчки, люди шептали: «Ах, он кончился как писатель». Когда я прикидывался лжецом, шептали: «Он лжец». Когда я напускал на себя равнодушие, шептали: «Ну и чертов же тип». Когда я выдавал себя за богача, люди шептали: «Он богач». Но когда мне было действительно тяжело, и у меня вдруг вырывался невольный стон, шептали: «Строит из себя страдальца». И когда я поднимался с колен, я шептал: «Вот и маска моя, я не забыл её».       Маска слилась с моей кожей, став моей частью, и я стал единым целым с ней. Кто тут кем притворялся? Не знаю. С маской я не был идеален, как того хотел мир, и сам я, настоящий, не тот, кто приходит и встречают радушно. В последнее время я понимаю, что хотел бы быть именно тем идеалом, о котором рассказывала мамочка. Быть похожим на отца. Но когда я пытался быть им, она говорила: «Дорогой, ты не он, прекрати притворяться». В её глазах это звучало как приказ не омрачать образ идеального существа. И я смирился с тем, кем я был. Я много с чем смирился, но...       Жизнь я так и не смог понять. Она всё также далека от меня. И я боюсь понимать больше, чем нужно для моего сердца. Дело не в достоинстве, дело в предназначении, в идеалах. И я не был сосудом для лепки идеала.       Прости, я не могу толком рассказать, ведь... я не хочу, чтобы ты искал причины в своём окружении. Честно. Считай, что в произошедшем виноват только я. И не скорби по мне, вырви меня из своей памяти. Это будет моим последним желанием к тебе.       Удачи тебе, Гилберт».       Письмо полностью промокло от слез племянника, не понимающего этот день, слишком жаркий, и дядю, что сделал это. Не понимал и самого себя, когда смотрел, как дядя летел с крыши, словно птица.