***
Ли Сехён — король Вериленда, грозный альфа среднего роста. Среди богачей он самый настоящий благодетель, который прощал им любые шалости и финансово их обеспечивал взамен на их службу, а для мирных бедных граждан королевства — тиран и деспот. С каждым годом в Вериленде налоги растут, а заработной платы всё меньше и меньше, королевские солдаты грабят народ и издеваются над ним, избивают и насилуют. Богачи, да и сам король последние гроши у них забирают, угнетают. Кто выступит против чего-то жестоко наказывают. Для обычного народа нет ни право голоса, ни свободы слова. Люди голодают и страдают, но до них во время правления Ли Сехёна никому нет дела.***
— Ваше Величество, восстание погашено, — сообщил только прибывший офицер королю, сидевшему под навесом на заднем дворе замка и наблюдавшим за тренировками умело орудующего мечом старшего сына, к которому скоро присоединился и младший. — Прекрасно, можешь идти, — сказал Ли Сехён, и дождавшись его ухода, обратился к стоящему рядом генералу Бан Хонги, — Позаботьтесь о том, чтобы народ не смел больше даже думать о восстании, устройте показательные казни оставшихся бунтовщиков через повешение на главной площади. А этому предателю Хан Донхё отрубить голову, семью его тоже убить, чтобы не повадно было больше никому. — Как скажете, Ваше Величество. Но я бы хотел, чтобы семью Вы оставили, у него лишь муж и двое маленьких детишек, пожалейте хотя бы их. — Ты что с ума сошёл! Кого учить собрался, тоже с ними хочешь?! — сердито, резко встав с места и этим обратив внимание всех присутствующих на них, проговорил король. — Что Вы, Ваше Величество, как я смею. Я просто хотел предложить вариант, более подходящий в данном случае. Бунт ведь был устроен из-за Ваших, по мнению народа, тираниям, а такой поступок, как убийство беззащитного омеги и его детей, может привести к новым вспышкам недовольства. Разве Вам оно надо, — вполне спокойно сказал Бан, привыкший за всё время своей службы на вспыльчивый характер Его Высочества. — Да я и новый бунт погашу. Чего мне это стоит? — недоумевает король. — Конечно. Вам это ничего не стоит, но зачем Вам лишний раз мелочиться. А эту семью после казни Хан Донхё, на которую кстати они будут смотреть с первых рядов, и отослать куда-нибудь, хоть в другую страну, — воодушевлённо предложил генерал. — Хорошо, позаботься об этом, — сказал король, обратив должное внимание на тренировки сыновей. — Будет сделано в лучшем виде, — генерал, вежливо поклонившись сначала королю, а потом и принцам, ушёл выполнять указания Его Высочества. — Феликс, ты что делаешь?! Держи меч крепче, он у тебя сейчас упадёт! Сколько раз надо повторять?! — Ли Сехён был крайне недоволен действиями своего сына. — Но, отец, он слишком тяжёлый, я не могу, — стараясь сделать всё по наказу, сказал юный принц. — Ты что слабак какой-то? Ты мой сын, принц как никак. Тем более ты его неправильно вообще держишь, — потом обратившись к их тренеру, добавил, — А ты чего стоишь, глазами хлопаешь? Ты их учить должен, указывать на их ошибки и исправлять их. За что я тебе вообще плачу, бестолочь? — Простите меня, Ваше Величество, я буду стараться не огорчать Вас более, — трусливо поджав хвост и буквально дрожа, произнёс высокий альфа крепкого телосложения. — Ну-ну. А ты, Феликс, старайся лучше, а то совсем ничего не умеешь. Если такое кто-нибудь увидит, весь королевский род опозоришь. Где такое видано, принц, а меч нормально держать не умеет, — продолжил ругать сына, альфа, заставляя этим того чуть было не проронить слезу, хотя плакать им категорически запрещено, как и многое другое, связанное с проявлением эмоций. — Отец, Феликс только недавно начал учиться, его можно понять. Через ещё несколько тренировок он научиться лучше держать меч, — встал на сторону младшего брата наследный принц. — Минхо, ты лучше не встревай. Мне лучше знать. И вообще, как ты ноги переставляешь, следи за стойкой! — Как скажете. Дальше тренировки проходили в основном в тишине, нарушаемый лишь звуками мечей, замечаниями короля и указаниями тренера. Через некоторое время вышел во двор Великий Князь Ли Серим, приглашая свою семью на обед.***
— Ваше Величество, я слышал с восстанием уже разобрались, и Вы приказали устроить показательные казни, — осторожно начал Серим за столом. — И что ты хочешь этим мне сказать? — Собираетесь ли Вы брать с собой принцев на площадь? Они ведь ещё слишком маленькие для такого зрелища. — Не слишком уж они и малы. Минхо, как мой наследник и старший сын, должен сидеть рядом со мной и смотреть. — Но ему всего лишь восемь. — Я в таком возрасте уже человека убил, маленький он, видите ли. Он наследник, должен привыкать с малых лет спокойно переносить такое. Он пойдёт со мной, на этом наш разговор окончен, — поставил точку Ли Сехён, оставив мужа в своих раздумьях. — Минхо, ты пойдёшь с отцом на площадь? — спросил шестилетний Феликс у брата. Они находятся в саду, гуляя по аллеям, обсаженные цветущими кустарниками. — Да. Придётся пойти. — А тебе не страшно. — Феликс, чего мне бояться то? — недоумевал наследный принц. — Ну там… трупов, крови. Там ведь много кого убьют. Я слышал, как это придворные обсуждали, — ответил младший, смотря на брата вытаращенными испуганные глаза и жестами показывая виселицу и висячих на её верёвке трупов. — Ну ты даёшь, — расхохотался над Феликсом Минхо и, чуть успокоившись, добавил, — Не волнуйся, не боюсь. Конечно боится, как тут не боятся. Но боится он не крови и мертвецов, совсем нет, ему страшно из-за другого. Перед твоими глазами умрут десятки людей из-за своих убеждений о справедливости, надежд на улучшение уровня жизни, стремлений к свободе. А он хоть и принц, да и к тому же наследник, на протяжении всего восстания был на стороне народа, желал им процветания. Но теперь этого процветания им ещё долго ждать. Минхо страшно за людей, которые и так лишены возможности к нормальной и безопасной жизни, а тут некоторые из них лишаться и самой жизни. Но никто об этом страхе знать не должен, бояться и жалеть кого-то им тоже нельзя. Ведь они принцы, как любит говорить их отец, им всё не по чём, они правители всего в Вериленде, вершители судеб, всё здесь должно происходить по их распоряжению, но, конечно же, сам король в свою очередь — их правитель и вершитель их судеб.***
— Папа, а отец где? Его долго нет, куда он делся? — ныл маленький Хёнджин, сидя на коленях своего папы в ожидании своего отца, который не возвращался в их семейное поместье уже неделю по понятным причинам. — Сыночек, послушай твой отец скоро придёт. Он просто опаздывает, его Его Высочество ненадолго задержал на переговоры, не волнуйся. Он придёт, придёт, должен придти, — успокаивал скорее себя, а не ребёнка Хан Бомин, муж Хан Донхё, еле сдерживая нежелательные сейчас, но горькие слёзы, которые всё-таки прокатились горячими струйками по пухлым щёкам омеги. — Папа, к нам солдаты короля пришли! — громко сказал только что пришедший в комнату мальчик, запыхаясь и жадно хватая ртом воздух, видимо бегал. — Хорошо, — Бомин, усадив Хёнджина со своих колен на мягкую поверхность дивана, встал и пошёл к двери, и дойдя до порога, остановился и посмотрел на сыновей, — Вы оставайтесь здесь, не выходите до тех пор, пока я не скажу, что можно. Джисон, ты за старшего, присмотри за Джином. — Ладно, я не подведу, — омега вышел из комнаты, оставив ничего непонимающего Хёнджина и Джисона, внутри которого бушуют эмоции. Ему так и хочется пойти с папой, спасти отца, но не может, нельзя, иначе станет хуже, и эта безысходность съедает его изнутри. Джисон запер за Бомином дверь и сел рядом с братом. Они находятся в тайной комнате их большого имения, местонахождение которой знают только члены семьи графа. Здесь есть самое необходимое для жизни, не выходя из комнаты неделями. Хан Донхё оставил их здесь, напоследок попрощавшись со всеми, ведь знал, что может их уже не увидеть. — Братик, что происходит? Куда ушёл папа? Где отец? Ты ведь всё знаешь, расскажи, — со слезами на глазах засыпал Джисона вопросами Джин, ему хоть и всего лишь пять, но чувствует что-то неладное, уж слишком все в последнее время грустные и опечалившиеся. — Ничего. Всё хорошо, папа сейчас придёт, а отец занят ещё, когда освободиться сразу вернётся. Ясно? — вытирая слёзы младшего брата, сказал Сон и, увидев кивок, хоть и неуверенный, добавил, — Ну всё не плачь, я рядом, всё обойдётся, — уверял он, крепко обняв Хёнджина.***
— Вы нас ведь понимаете? — спросил офицер, пришедший вместе с солдатами в имение графа Хан Донхё. — Д-да, п-понимаю, — чуть заторможено, на грани слышимости и со слезами на щеках, ответил Бомин. Они уже провели беседу, в ходе которого был чётко и ясно изложен приказ Ли Сехёна. Омеге сообщили о том, что его мужа казнят, а сама семья в полном составе должна присутствовать и смотреть. После чего их ссылают в деревню Кираз, находящуюся на границах Вериленда и Дэрия. — Подготовьтесь, сэр, казнь будет завтра, — непринуждённо сообщил офицер, разворачиваясь и собираясь уже уходить. — Что?! — будто очнувшись, резко и громко спросил омега. — Говорю, казнь состоится завтра, — альфа обернулся и посмотрел на Хан Бомина. — Ну как же так? Почему так быстро? — с опущенной головой и иногда мотая ею из стороны в сторону тихо сказал омега, а потом замер, после чего резко поднял голову, смотря в упор альфе, напугав этим последнего, — Присутствие детей обязательно? Они ведь маленькие, всё равно теряют отца в таком возрасте, а тут ещё смерть его увидят… — Обязательно, дети должны присутствовать. Пусть видят и знают, как наказывают преступников, осмелившихся на поднятие оружия против короны. Таков приказ короля, исполняйте, иначе пойдёте всей семьёй вслед за графом. Король итак вас пощадил, оставив в живых. Вам всё ясно? — Я-ясно, м-мы придём, — после этих слов омеги офицер вместе с сопровождающими его солдатами спустился по ступенькам крыльца, но вспомнив что-то важное остановился и обернулся. — Ах да, чуть не забыл. Собирайте вещи через три дня Вы с детьми отправляетесь в Кираз, — офицер сел на лошадь и уехал, оставив несчастного омегу в раздумьях у порога.***
Прекрасный, ясный день, всё в городе, как обычно и повседневно. Если бы не одно «но». Несмотря на такую хорошую погоду, люди не могут ей радоваться, а наоборот, этот день многим запомнится, как печальный, скорбный и похоронный. Народ поголовно оделся во всё чёрное, что у них есть, на их лицах видна лишь скорбь и боль, осевшая в глубине души каждого из них, они тяжёлой поступью бродят по улицам столицы, словно ходячие мертвецы. Те, у кого не погибли родные в ту роковую для всех неделю, теперь уж точно кого-то потеряют, и это произойдёт на их глазах, они должны будут наблюдать за каждым последним вздохом и движением «предателей», но в глазах народа доблестных воинов, отдавших свою жизнь за свободу и независимость народа. И вот гробовую тишину на улицах столицы нарушает звук колоколов, оповещающих всех о скорых казнях и приглашающих их смотреть на это зрелище. Ну как приглашающих, у них и выбора-то нет, все должны присутствовать, чтобы запомнили и не смели более повторять. На каждом углу стоит стража, которая временами подгоняет народ к площади. — Люди мои, в сегодняшний прекрасный день мы наконец избавимся от подлых предателей, подговоривших всех вас на бессмысленное восстание, погубившее многих невинных мирных людей и солдат, отдавших жизнь за Вериленд и мир в нашей прекрасной стране. В честь погибших я объявляю минуту молчания, — стоя на возвышенности перед виселицами, объявил Ли Сехён, после чего все молчали, но народ делает это в честь своих воинов и людей, которые сейчас погибнут. — Минута прошла. Начинайте казни. Один за другим начали выводить осуждённых, стойко и мужественно принимая свою учесть, и завязали их горла верёвками. И после одобрения короля люки под ногами приговорённых открылись. Многие не могли спокойно смотреть на несправедливую смерть воинов, тихо с закрытыми глазами проливали слёзы, навеки запоминая своих героев, хоть и не сумевших достичь благородной цели. Вместе с ними слезы пролил и наследный принц, сидевший рядом с улыбкой смотрящего на эту чудовищную картину королём. Но ничего, перейдёт к нему трон и народ перестанет страдать, начнётся мирная, безопасная и спокойная жизнь. Минхо это обещает и сделает, обязательно сделает. — А теперь прошу вас всех лицезреть главного предателя всей страны, того, кто всё это время водил вас за нас, подверг опасности наш народ, подговорил восстать против нашего великого короля. Ведите мерзавца, неблагодарного предателя и обманщика, — в этот момент привели на площадь под возгласы высшей знати и гробовую тишину народа. — Я никого не обманывал, в этой стране всё надо менять, — громко заявил связанный Хан Донхё и, посмотрев в глаза короля продолжил, — всё без исключения менять надо, даже жадного, омерзительного и недостойного короля… — Молчи, сволочь! — его ударили ножнами от меча по ногам, из-за чего он упал на землю. Его голову подставили под острый топор. — Пройдёт время, и восстание повторится, но тогда исход будет другим, на моём месте тогда будешь ты, зовущим себя королём, хотя даже не знающим истинное значение этого слова. Вот увидишь так и будет. Помяни мои слова, не забывай… — Убей его уже! — прокричал Ли, резко вскочив со своего места, после чего его приказ без промедления исполнили. В памяти короля крепко засели эти последние слова бывшего графа. Вдруг он говорит правду. Но в истину этих высказываний он верить отказывался. Ведь будет впредь держать в страхе весь народ, контролировать каждый их шаг. Кто станет после такого провала повторять такое? Только глупый и сумасшедший. А Хан просто хотел навести смуту в народе не более. Так успокоил себя король, испугавший такого будущего. Но Ли Сехён пока не знал, что вместе со своей семьёй смотрящий на это десятилетний Хан Джисон, сын Хан Донхё, выбрал идти по пути своего отца, но довести дело до победного конца, притворить в жизнь последнюю его волю.