Простые движения

Грегори Эджворт всегда знал, что адвокат это опасная работа. Ещё с толстых книжек из дедушкиной библиотеки и шоу по старому черно-белому телевизору, стоявшему у них в гостиной. В них бравые защитники часто ловили пули, были избиты тяжёлыми кулаками преступников и недоброжелателей, попадали под колеса черных авто. Да и дедушка, когда-то знаменитый поверенный , был живым свидельством того, что жизнь адвоката может закончится очень быстро. То же самое ему говорил отец, с которым они поссорились и помирились только после рождения сына. Грегори не очень прельщал семейный бизнес по производству обуви. Потом был университет, первое дело и смерть Евы. В какой-то степени ему везло. За все годы ему всего лишь пару сломали очки и попытались подстрелить на выходе из здания суда. Всё могло быть намного хуже. Ему везло до этого дня. — Всё просто, Уорти. Я хочу преподать тебе один урок. Удар под дых выбивает из Грегори весь воздух. Он резко сгибается, на несколько секунд переставая дышать. На языке появляется противный металлический привкус. Этого не должно происходить в полицейском департаменте. Как и того, что капитан отдела не должен вести дела с мутными типами, когда-то замешанными во взятках и шантаже. Грегори зрил в корень, иногда даже слишком точно. Ошибся только в том, что пришел сюда, полагая, что может просто взять нужные улики и уйти. Гант бьет его по лицу, сильно и без предупреждения. Очки соскальзывают с переносицы и глухо ударяются об ковер. Мир теряет очертания, Грегори отбрасывает к столу, где ему тут же заламывают руки, прикладывая разбитым носом о холодное дорогое дерево. — Ты уже не такой смелый, правда? Грегори никогда не считал себя слабым человеком. Он следит за своим здоровьем, ходит на пробежку по утрам и пару месяцев назад купил абонемент в ближайшем зале. В молодости подрабатывал грузчиком при магазине тёти и водил байк. Он — боец. И не только за истину и справедливость. Грегори смотрит на дверь, которая каким-то образом оказалась закрытой. Какого?.. — Ох, было глупо с моей стороны посчитать, что ты не прекратишь брыкаться, — Гант лениво уворачивается от его пинка, — Кстати, можешь визжать сколько влезет, тебя все равно никто не услышит. И да, автозамок. Ещё один пустой удар. И ещё. Грегори сжимает зубы, лягаясь туда, где, ему кажется, находятся чужие колени. Он не может позволить себе так просто сдаться. — Отпусти меня, — больше знак неповиновения чем какой-то реальный отпор, как будто его слова сейчас что-то значат. Диафрагма сокращается со жгучей болью, кровь вписывается в важные бумаги. — Знаешь, Уорти, ты мне сразу понравился. Серьёзный, добрый, уверенный, - Гант наклоняется, наваливаясь на него всем весом и обдавая ухо горячим дыханием - Фигуристый. Но вот любишь соваться в чужие дела. Неприятный недостаток. Грегори не успевает обработать эту информацию, как грузная кисть хватает его за пояс, начиная возиться с ремнем. Он холодеет, но снова дергается, резво и отчаянно. Пусть его снова приложат лицом об стол, может, даже сломают ноги или ребра, но никто не смеет прикасаться к нему без разрешения. Внезапно что-то острое и холодное оказывает у его шеи, и Грегори в ужасе замирает. — Ты, наверное, знаешь, что если начать отсюда — лезвие перемещается к чувствительному месту за ухом, — То умрёшь далеко не сразу? Грегори знает. А если ударить чуть ниже, то он даже не сможет закричать. — Хочешь вернуться домой к своему щенку? Так что, лучше не рыпайся, — Гант смеется, неторопливо проводя кончиком рядом с сонной артерией, — Мы только начали. Ремень наконец расстегивается, и Гант, вырвав его из петель, резко замахивается. Грегори понимает это по свисту разрезаемого воздуха. Звук удара о его спину похож на треск рвущийся ткани. Боль прошибает до самого затылка, и Грегори шипит, зажмурив глаза. — Вот что я называю добротная вещь, представляю, что будет если таким ударить по голой спине. Но он нам сейчас не для этого. Пара быстрых движений и его руки туго перетянуты. Затем Грегори хватают за воротник и сажают на колени перед собой, предварительно огрев по правой голени. — Думаю, ты уже понял как мы с тобой сегодня будем развлекаться, Уорти, — Гант улыбается, задирая его голову, — Но так и быть, к первому раунду я тебя немного подготовлю. Все тело пульсирует, Грегори с плохо скрываемым страхом наблюдает как он открывает шкафчик в столе и выуживает оттуда пистолет. — И твоя задача сейчас — быть послушным мальчиком и не портить мне настроение, — Гант понижает голос, приставляя дуло к его виску, – А не то "бах" и твой сынок останется без папочки, а тело я спрятать смогу, не переживай, — он скалится, подергивая бровями, ясно давая понять, что не намерен терпеть лишних телодвижений. Холод металла обжигает кожу. По лбу скатывается капелька пота, и Грегори сглатывает. Он обязан уйти отсюда живым любой ценой. Ради Майлза. — А теперь соси его. Дуло бьется о зубы, на языке собираются остатки пороха. — Давай, Уорти, он совсем небольшой по сравнению с тем, что тебе предстоит. Работай языком, — Гант ловит его взгляд, — Хорошо принимаешь, занимался этим раньше? Грегори тяжело дышит, стараясь не думать о том, что ждет его дальше. Он закрывает глаза, просто делая то, что делает. Это всего лишь пистолет. Громкий щелчок заставляет его сердце на секунду остановиться. — Ой извини, палец соскользнул. Испугался, да? — Гант смеется, вынимает пистолет у него изо рта и бросает на стол, — Он все равно незаряженный. А теперь главное блюдо! Грегори сплевывает розовую слюну. Кажется, он ободрал десна. Но это неважно. Главное — он ещё жив. Слышится звук расстегивающейся ширинки, и массивная кисть грубо дергает его за волосы, заставляя смотреть вперёд. — Просто еще раз открой рот, это не так сложно. Крупная головка касается его окровавленных руб. Он толстый, увитый венами и так отвратительно близко. Грегори будут насиловать. Этим. И повезет, если только так. Этот понятный и простой факт наконец полностью оформляется у него в голове, и Грегори чувствует, что его сейчас вывернет наизнанку. Изнасилование в кабинете капитана. Это почти смешно. — Эх, вечно вам, молодым, нужен пинок под зад, — Гант зажимает ему нос, после бесцеремонно толкается, практически насаживая ртом на свой член. Если бы желудок не был пуст с самого утра, Грегори бы вырвало. В уголках глаз появляются слезы, он сдавленно булькает, думая, что еще немного и задохнется. — Давай, Уорти, дыши через носик, — Гант подаётся бёдрами назад и снова ему навстречу, - И следи за зубками, а то последствия могут быть очень печальным. Я про тебя, если что. Вдруг он ослабляет хватку. Грегори дергает головой и судорожно хватает ртом воздух, отплевываясь от мерзкого мускуса. Мышцы надрывно сокращаются, желчь жжёт гортань. — Вижу, ты уяснил, что от тебя требуется. Теперь сам. Голова кружится, Грегори не может поверить, что снова возьмет это в рот. Гант почти ласково гладит его по макушке, и он понимает, что ждать никто не собирается. Грегори тяжело выдыхает, послушно обхватывая член губами. Возможно, если он просто сейчас отключится, то это закончится быстрее. — Какая у тебя глотка… — Гант пыхтит, снова зарываясь пальцами в его волосы, заставляет двигаться быстрее, — Ещё целку из себя строишь. Вперед-назад. Простые движения. По щекам текут слезы, и Грегори старается окуклиться, уйти в сегодняшнее утро, которое он провел с сыном, а после мягко поцеловал его в лоб и отправил в школу. Если Грегори не сможет этого пережить и если загробный мир существует, он никогда не обретет покой из-за тяжелого груза вины, что оставил своего мальчика одного. Казалось, проходит вечность прежде чем Гант рычит сквозь зубы, берет его голову двумя руками и с низким стоном кончает в горло. Надрывно кашляя, Грегори заваливается на бок, перед глазами идут цветные пятна. Он лежит, не шевелясь, где-то внутри появляется надежда, что может быть, с него хватит и он усвоил свой урок? Может быть, если Грегори сильнее постарается, то этот монстр сочтет его мертвым? — Хорошая работа, парень. Но мы ещё не закончили, — звуки доносятся словно через толстое дерево, Гант чиркает зажигалкой, крупицы пепла падают Грегори на лоб. Конечно, нет. Не может быть все так легко. Грегори смотрит в одну точку на потолке, который кажется одним размытым пятном, когда его хватают за рубашку и тянут вверх. — Эй, не спи, — Гант выдыхает дым ему в лицо, — Нет, Уорти, если ты так хочешь — могу позвать Мэнни, все разрулим на месте. Он по таким делам мастер. От дыма слезятся глаза, упоминание фон Кармы на секунду отрезвляет. Грегори представляет его скривившееся от отвращения лицо и его снова тошнит. — Не надо? Тогда давай продолжим, — его швыряют обратно на стол животом вниз. — Только не рви одежду, прошу, — хоть так он сможет сделать вид, что ничего не произошло, если выберется из этой комнаты. Собственный голос кажется сиплым эхом. — Как скажешь. Гант практически вытряхивает его из брюк. Все происходит быстро, но обещание тот держит. — Скажи спасибо, что я не пригласил пару хороших людей, чтоб пустить тебя по кругу. Хотя соблазн был очень велик, хе-хе, — он хмыкает, и Грегори чувствует как в бок впивается что-то очень горячее. Бычок прожигает кожу будто рисовую бумагу, Грегори охает и прикусывает язык, не давая крику просочиться наружу. — М-м, любишь пожестче?— Гант звонко шлепает его по ягодице, — Шлюшка. Он входит резко, ни о какой подготовке не идет и речи. Грегори вздрагивает, на секунду чувствуя оцепенение во всем теле. А потом приходит боль. И он кричит. Дико и страшно. Воздух вокруг раскаляется добела, и Грегори кажется, что его сейчас разорвет на части изнутри. Одна жертва изнасилования однажды сказала ему, что это словно в тебя вгоняют раскаленный штырь, это было его второе или третье дело. Он не может придумать сравнения лучше. — Какая музыка… — Гант сразу начинает наращивать темп, с силой сжав его талию. Стол под ними подпрыгивает, с него что-то падает, катится в сторону, крики постепенно превращаются в хрипы. В какой-то момент Грегори начинает выпадать из реальности, перед затуманенным взглядом мельтешат обрывки непонятных образов, и в голове вспыхивает мысль, как хорошо, что он не видит морды Ганта в этот момент. — Подъем! Я некрофилией не увлекаюсь, — Гант дергает его за взлохмаченные пряди, — Ты уже все? Уорти, я был о тебе лучшего мнения. Он еще что-то говорит, но Грегори не слышит. Все мысли куда-то улетучиваются, внутри остается только серая пустота, он даже не замечает, как Гант прижимает его к столу, прикусывая кожу на шее. Не замечает и того, что ему задирают рубашку. — А это тебе напоминание. Чтобы точно не забыл, — его спины касается раскаленная сталь, но кричать больше нет сил. Гант водит не спеша, тщательно вырезая каждый символ. Давит как можно сильнее. Вдруг ремень вокруг запястий ослабевает, и Грегори обмякает словно набитая ватой тряпичная игрушка, которая была у его сестры в далеком детстве. Боли больше нет. Нет и ощущения, что его тело принадлежит ему. Что он все еще жив. — Какая красота, Уорти. Почерк у меня не ахти, но на тебе смотрится довольно неплохо, — Гант поправляет его рубашку, которая тут же пропитывается алым, и помогает подняться, — Пора закругляться, у меня еще гора работы, знаешь ли. Каким-то чудом Грегори держится на ногах, чувствуя, как по его бедрам стекает горячее семя точно смешанное с кровью. — Видел сегодня твоего пацана, сколько ему, десять? Начинает уже оформляться, через пару лет зацветет буйным цветом. Бьюсь об заклад, будет все такое же аппетитное как у тебя, сам-то не присматриваешься? — Гант наклоняется, поднимая с пола его очки, — Надо же, целы! При упоминании Майлза в ушах появляется противный писк. Гант без особой осторожности проводит салфеткой по его лицу, вытирая остатки крови, спермы и слез, после криво надевает очки ему на переносицу. Происходящее снова обретает четкость. Грегори будет видеть лицо перед собой в кошмарах, он в этом даже не сомневается. — Но сейчас не об этом. Тут такое дело, в случае если я снова увижу тебя что-то здесь разнюхивающим… - Гант громко хлопает в ладоши и лучезарно улыбается, - Следующим будет он, а ты посмотришь. Понимаешь? Что-то в глубине сознания кричит, чтоб Грегори раскроил капитану череп об орган, но его хватает только на то, чтобы удивленно поднять глаза. Какой же он сейчас жалкий. — Конечно понимаешь, ты же умный мальчик. А теперь давай приведем тебя в порядок, будет не очень хорошо, если ты выйдешь отсюда в таком виде.