Николь
Нанни проснулась от того, что кто-то бесцеремонно схватил её и запихнул в крепкий, пахнущий пылью и зерном мешок. Она даже заскулить не успела, так как неизвестный стремительно обернул пленённую Нанни какой-то дополнительной ветошью, которая глушила звуки и плотно стискивала её со всех сторон. А дальше злоумышленник побежал. Возможно, он бежал быстрее ветра, девочку нещадно трясло, две прозрачные слезы вытекли из уголков чёрных глаз. Вот где-то послышался плеск воды, неизвестный сделал прыжок и закачался. Так Нанни поняла, что оказалась в лодке. Дальше потянулись долгие дни пути, её кормили и поили по ночам, чтобы никто не увидел. Она была умной девочкой, поэтому сидела тихо, только влажный чёрный нос подрагивал от тоски, когда постепенно стали исчезать привычные запахи. Нанни привыкла к благовониям, к воскурениям священной травы, они вводили жрецов в состояние, близкое к трансу, и позволяли ей видеть мертвых людей и собак. В такие минуты она чувствовала магию, которая вибрировала в её маленьком теле, наполняя его мощью и неуязвимостью. Но магия оставалась позади, в горном храме, где родилась и выросла Нанни, впереди же её ожидала долгая, полная трудностей дорога. Собака едва слышно заскулила, она уже скучала по гулкой прохладе храма. Тлипулли держал мешок со священной собакой на коленях. На его гладком лице застыло какое-то блаженное выражение. Он добыл себе свободу и наступил на горло богам! Кем был Тлипулли шестнадцать зим своей жизни? Мелким храмовым рабом, что, выполняя самую тяжёлую работу, даже отдохнуть лишний час не мог. Он помнил каждый пинок, каждое злое слово, которым его одаривали жрецы и другие рабы. Идея выкрасть главное сокровище храма Владыки мёртвых пришла одной ночью. Он как раз дежурил у дверей в покои Нанни, ему приходилось лежать на тонкой циновке и прислушиваться, не позовёт ли его жрец, ухаживающий за собакой. Как же Тлипулли ненавидел эту животину, её мелкое, покрытое жёлтой шерстью тело, чёрные бусинки глаз и острые уши. Эти собаки принадлежали его народу, а сам он происходил из королевского рода. Но пришли два столетия назад захватчики и смели с лица земли мирных жителей долины, забрали их лучшие дома и присвоили вещих собак. Тлипулли помнил о смертельной обиде, её разве что кровью можно было бы смыть. У бывшего раба был план, он знал о краснолицых варварах, которые лет десять назад объявились за морем у островов. Сегодня он расплатился за лодку и место на утлом корабле теми драгоценностями, которые своровал из храмовой сокровищницы. Нужно было скорее покинуть пределы империи, добраться до островов, где обосновались варвары, и предложить им себя в услужение. В груди Тлипулли горел огонь, погасить его мог лишь ливень из крови ненавистных врагов. Он гладил сквозь мешок дрожащую Нанни. Без этой собаки, последней в своём роде, храм — ничто. Конечно, жрецы найдут похожую шавку, но это будет подделка, настоящая вещая собака покидала пределы империи вместе с последним принцем сгинувшего народа. Тлипулли не знал, что делать с осквернившей себя Нанни, с щенком, который служил врагу, но его не покидала уверенность, что она сможет ему помочь добиться желаемого. На острове Тлипулли пришлось пережить несколько опасных моментов, его чуть не убили, когда стражники вытрясали из него последние крохи унесённых из сокровищницы ценностей. Нанни повезло, её приняли за обычную карликовую собаку, которая даже на суп не годилась. Избитый юноша подхватил мешок с щенком и упрямо направился к той части острова, где бледнолицые варвары поставили высокие стены из сруба, украсив их изображением перекрещенных палок. Тлипулли неведом был символ креста, но он вызывал в молодом человеке необъяснимый трепет. На пятые сутки, едва живой, он добрался до испанского форта. Здесь он нашёл приют во францисканском монастыре. Нанни выпустили из мешка, и монахи, которым наскучило одиночество, хорошо приняли собаку. — Экий уродец, — добродушно произнёс приор, когда ему показали притихшую собачку. По его распоряжению Нанни выделили закуток рядом с кухней и кормили её измельчённой варёной рыбой. Некоторое время девочка привыкала к новому месту, она втягивала носом незнакомые запахи, такие как дымный аромат, который доносился из церкви, или запах бледных людей. Всё в них было иным, непривычным. Тлипулли, когда поправился, вызвался помогать в саду и проявил такое рвение вкупе с быстрым изучением испанского языка, что его приблизил к себе настоятель. Прошло лето, Нанни уже освоилась в новом месте, она поняла, что попала в другой храм, где обитало иное божество. Здесь не было магии, и её глаза не меняли цвета с чёрного на рубиновый в минуты, когда она могла видеть умерших. Нет, здесь было спокойно и тихо, иногда она скучала по ласковым жрецам и пышным церемониям, но чем больше проходило времени, тем увереннее она бегала на кривых ножках по новосрубленному монастырю. Совала влажный чёрный нос в разные углы и завоевала сердца живших здесь мужчин. Уже приор не ворчал, что собака слишком уродлива, а молодой монах Педро так и вовсе проникся любовью к сообразительной псинке и повсюду звал её с собой. Нанни тревожил только Тлипулли, которого все называли теперь Тео. Он был слишком похож на своих предков — людей жестоких и властных. Они с ним были двумя осколками когда-то великой империи, потомками бывших великих, которые родились и прожили всю жизнь в неволе. Девочка знала, что принц её не любит, но желает получить через неё каких-то неведомых выгод. В начале осени Тлипулли-Тео продал Нанни капитану корабля, который направлялся в испанский порт Палос. Юноша уже принял христианство и бегло изъяснялся по-испански. За пару дублонов и шпагу он отдал вещую собаку из горного святилища и ушёл, не оборачиваясь. Нанни посадили в большую корзину, и началось её долгое путешествие по неспокойным волнам, навстречу новым страхам. На корабле магии было ещё меньше, собачка почти всё время лежала, свернувшись калачиком на дне корзины. Густая тоска заползла ей в душу, а ещё мучили дурные сны. Она видела море огня и Тлупулли в железных доспехах с безумными глазами. Он был старше и красивее, чем сейчас, но в его сердце чернота заполнила всё. Нанни с воем пробуждалась от этих снов. Иногда она видела не принца, а другого человека, высокого и немолодого, но который с таким же безумным выражением лица пытался мечом зарубить смуглую девушку и рыжего горбуна. И так же вокруг полыхало пламя! Когда корабль зашёл в родной порт, Нанни была уверенна, что дурные предзнаменования были вещими. Пусть магии почти не осталось, внутри у неё ещё был свет, способный осветить грядущее. Капитан отдал Нанни в другие руки, её вновь посадили в корзину и куда-то понесли. На этот раз путь лежал по суше. Выглядывая чёрными глазками в просветы между прутьев, Нанни следила за дорогой. Она видела, как меняется пейзаж, и — самое страшное — она чувствовала холод. Её короткая шерсть не спасала от мороза середины зимы. Человек, который о ней заботился, кутал девочку в шерстяное одеяло, но оно кололо и неприятно пахло прогорклым салом. Нанни только тихонько скулила, ей вовсе не хотелось умирать в дороге на полпути от неизвестности. Следовало держаться. В одну из ночей, проезжая сонную деревушку, собака пробудилась от жара. Она, не поверив себе, подскочила на тонкие ножки и втянула морозный воздух. Человек рядом с ней спал и не видел, как зажглись красным чёрные глаза. Нанни ощущала магию, место это было непростое! Волны тепла накатывали на хрупкое тельце, разгоняя кровь, позволяя видеть живых и мёртвых. Нанни заметила много стариков и женщин, которые пали от мора и войн, она видела чумазых ребятишек, стоявших рядом с родителями и провожающих повозку с вещей собакой радостными восклицаниями. Напитавшись теплом и магией, Нанни впервые за долгое время забылась глубокими мирным сном. Между тем человек, который её вёз пробудился, выглянул из повозки и спросил у возницы: — Мы где? — Сеньон проехали! Хозяин велел не останавливаться, нужно успеть в Париж до Рождества. — К чему такая спешка? — недовольно произнёс мужчина, располагаясь удобнее рядом с корзиной Нанни. — Никуда эта псина не денется. — Она, может, и не денется, а вот королева может без подарка остаться. Оба засмеялись, а Нанни продолжала спать, спрятав нос под передней лапкой. Париж их встретил гомоном человеческих голосов, хрюканьем вольно бегающих свиней и лаем многочисленных собак. Корзину с Нанни подняли и куда-то понесли, девочка забилась на дно и прижала уши. В этом городе волны магии перекрывались нестерпимым шумом и леденящим холодом. Мужчина шёл, насвистывая песенку. За время пути Нанни так и не привыкла к его присутствию, он был с ней добр, но равнодушен. Да и заботился о собаке плохо, совсем не так, как жрецы или хотя бы Педро. Нанни с грустью заскулила: какое здесь было всё чужое и враждебное! Наконец мужчина остановился у высоких дверей и нерешительно постучал. Ему открыли, послышался обмен фразами и звякнули монеты в кожаном кошельке. Корзину с собакой передали в руки какого-то важного толстощёкого человека. Тот стал подниматься с Нанни по лестнице, на втором этаже он постучал в двери, и властный голос велел войти. От звуков этого голоса собака задрожала — она узнала того человека с мечом из дурных снов. — Положи её возле камина, — велел холодный голос. — Слушаюсь, ваша честь! — с готовностью ответил слуга. Нанни почувствовала, что корзину опустили на твёрдый пол, она всё ещё страшилась поднять голову или хотя бы высунуться из-под шерстяного одеяла. Внезапно она ощутила шкуркой холодок — кто-то откинул одеяло. Нанни посмотрела наверх и увидела белую руку, унизанную драгоценными перстнями, которая тянулась к ней. В следующее мгновение эта страшная рука довольно ласково потрепала её по морде. Знакомый голос сверху задумчиво произнёс: — Какая маленькая, могу поспорить, ты меньше, чем левретки её величества, — новое поглаживание по крохотной мордочке. — Удивительно уродливое создание, — незнакомец вздохнул. — Мне говорили, что ты сучка, пожалуй, назову тебя Николь, — тут он усмехнулся, будто в имени Николь таилось нечто для него забавное. Нанни посмотрела на человека, она увидела над собой вытянутое немолодое лицо с упрямо поджатыми губами и длинным крючковатым носом. Это был человек из породы Тлипулли: властный, алчный и жестокий. Но было в нём и кое-что иное. Николь поднялась на лапки и завиляла хвостиком. От него исходила сильная волна магии, её лучи нежили и ласкали её шкурку песочного цвета. Девочка знала, что наконец-то обрела своего человека, того, кого должна будет в назначенный час сопроводить в страну мёртвых, освещая путь во тьме рубиновыми глазами.Происшествие на празднике шутов
Калерия убегала от настырного инквизитора. Дело было не в том, что она боялась его или была не в состоянии за себя постоять. Нет, проблема заключалась в том, что бледноволосый Аим желал во что бы то ни стало серьёзно поговорить. «Дура, дура!» — корила себя Калерия, пока, подобно лесной серне, скакала между деревьев. Надо же было её угораздить накануне напиться и завалиться к нему! Любой другой бы мужик воспользовался ситуацией, но только не этот! Аим укутал незваную гостью в одеяло и всю ночь сидел рядом, поглаживая её по голове и предлагая отвар ромашки или ведро, в зависимости от того, чего его дама желала больше: утолить жажду или исторгнуть из себя последствия вчерашних возлияний. Терпеливо так сидел, гад, выжидающе. А когда утром она смогла разлепить глаза, то он принёс умывание и собственноручно помыл её пылающее от стыда лицо и вытер его чистым полотенцем. После этого заботливый негодяй предложил свежий отвар этой чёртовой ромашки, сел на край постели и заговорил: — Думаю, нам нужно выяснить отношения. Его голос звучал подобно ударам колокола. Калерия крепче сжала руками чашку с ромашкой и нахмурилась. Аим заметил это, подумав, что она обожглась о бока кружки, он забрал у неё отвар и положил его на стол у окна. — Скажи, как долго ты намереваешься продолжать вести такой образ жизни? — спросил он, возвращаясь к кровати. — Ведь столько пить не могут даже солдаты, а ты всего лишь женщина… весьма небольшая женщина, — инквизитор попытался изобразить улыбку. — Много ли тебе нужно. — Ну-ка отвернись, мальчик! — сердито потребовала Калерия. Аим послушался и отошёл к двери. Ведьма быстро скинула одеяло и принялась одеваться: нижняя сорочка, блуза, красная юбка, чёрный корсаж. Инквизитор терпеливо ждал, пока она закончит одевание, но того, что произошло в следующее мгновение, он не ожидал. Калерия запустила в него светящийся шар, который оглушил мужчину, и тот упал на пол. Сама же ведьма быстрее вихря понеслась вниз по лестнице, миновала шокированного отца Ромула и выскочила наружу в красивый солнечный день. А дальше ведьма понеслась в лес — не желала она разговаривать с Аимом о своем поведении и о их отношениях. То, что дама в подпитии заваливается среди ночи к знакомому инквизитору, отдаётся ему и после улетает на метле, ещё ничего не значит и не даёт этому самому инквизитору никаких прав на неё! Калерия бежала легко и быстро, но она явно недооценила подготовку инквизиторов. Вскоре сзади послышался треск ломаемых сучьев, ведьма обернулась и с досадой заметила, что инквизитор почти нагоняет её. Мысль бросить в него ещё один оглушающий шар быстро покинула Калерию, нет, она сегодня не в той форме, чтобы одновременно бежать и бросать заклинания. Между тем он приближался…***
Дважды в год лесной народ собирался на церемонию поклонения богу Смерти, который требовал жертвоприношений. В качестве жертвы предприимчивые и мудрые предки приносили воробьёв и желудёвую кашу. Вот и сейчас, собравшись кругом и выбрав самую красивую девицу, эльфы замерли в ожидании чуда. Верховный жрец подошёл с ножом к связанному воробью. Птица истошно зачирикала, но жрец не знал сомнений. После жертвоприношения и окончания церемоний он собирался поближе познакомиться с майской красавицей и предложить ей стать своей десятой женой. Даже сейчас, перед умерщвлением серой птицы, жрец скосил глаз в сторону красивой девчонки. Как же хороша! Кожа равномерно зелёного цвета, волосы синее голубики, а в аметистовых глазах утонуть можно. Улыбнувшись уголком губ, жрец уже стал опускать руку с остро заточенным ритуальным ножом. Но произошло страшное. Откуда-то сверху в круг молящихся влетела великанша, носком чёрной туфли она пнула воробья и жреца. Птица в полете сумела освободиться от травяных верёвок и с радостным чириканьем взмыла ввысь. Жрец в бессильной ярости кричал проклятья в вышину, туда, где была скрыта голова проклятой великанши. Остальные лесные эльфы разбежались кто куда, в том числе и майская красавица, жрец порадовался, что она не пострадала. Но такое оскорбление нельзя было оставить без наказания! Почтенный служитель культа закрыл глаза и зашептал молитвы, взывающие к богу Смерти.***
Калерия, которая вляпалась ногой в желудёвую кашицу, приготовленную для жертвоприношения, с досадой оттирала ногу о траву. Ладно, видимо, и правда придётся поговорить с инквизитором, тем более вот он, как лось, несётся по лесу. Ведьма не заметила впавшего в транс жреца, который был скрыт от неё травой. Аим, к её величайшей досаде, почти не запыхался, он остановился рядом с ведьмой, поправил сутану и собрался уже что-то сказать, как вдруг раздался оглушительный треск! Вокруг ведьмы и инквизитора поднялся настоящий смерч, который поднял с земли прошлогоднюю листву и обрывки трав. Калерия начала догадываться, что происходит, но было слишком поздно. Она только успела схватить за руку Аима и прокричать ему: «Закрой глаза!» Дальше обоих накрыла тьма, и они пропали из вида. Довольный жрец усмехнулся, испуганные эльфы подбежали к нему, среди них была и красавица. Он, нарочито охая, оперся о её плечо и поднялся на ноги. — Вот братья и сестры, никто не смеет оскорблять нашего бога! Даже тупоголовые великаны! Ликующие эльфы подняли его на плечи, при этом майская красавица на мгновение задержала ручку на его колене. Жрец самодовольно улыбнулся, десять жён — это было весьма почётно!***
Аим и Калерия летели в темноте, инквизитор крепко держал её за руку, не менее крепко он зажмурился. Ведьма чувствовала, как её обволакивает волна жара — так действовала на кожу магия. Женщина тоже не смела открыть глаза, чтобы не ослепнуть от ярких красок творящегося волшебства. Смертному взгляду было сложно его выдержать. Вдруг откуда-то раздался грозный голос: — Вы посмели оскорбить моего верного слугу! За это вы отправитесь туда, где никогда не бывали! Единственный способ вернуться обратно — это найти моего другого верного слугу и попросить её помочь! «Её? Женщина!» — пронеслось в голове у ошеломленной ведьмы, после чего наступила темнота. Падение продолжилось, только магия ослабевала, уступая место холоду, где-то внизу показался свет. Их тряхнуло, и руки разомкнулись. Калерия закричала.***
Благородный судья Клод Фролло сидел на почётном месте под навесом, который был обтянут лучшими ткаными коврами. Настроение у него было довольно кислым. Как же надоел ему парижский сброд, которого хлебом не корми, а подавай зрелищ при чем самых низменных. Вот и Квазимодо туда же, не ценит ту атмосферу невинности, в которой живёт, потянуло мальчика на приключения! Неужели он полагает, что эти пьяные морды благосклонно отнесутся к уродливому горбатому мальчишке? Ох, юность и наивность! В очередной раз судья пожалел, что двадцать лет назад случайно убил мать мальчишки. Не впади он раж от погони, Квазимодо был бы проблемой своей мамаши, а не судьи Фролло. Внезапно что-то наподобие угрызений совести кольнуло сердце, но судья, привычный к сделкам с собственной совестью, проигнорировал этот укол. Нельзя вершить правосудие с чистыми руками, увы, нельзя. Цыгане вновь придумали невообразимо безвкусное представление. Судья порадовался, что король с королевой не смогли присутствовать на сегодняшнем празднике Шутов. Вообще Клод Фролло задумался над тем, что не мешало бы приказать изготовить для Николь ошейник из синей кожи с золотыми заклёпками в виде лилий. Он всё оттягивал момент, когда нужно будет расстаться с удивительной собакой. Да, она ему встала в приличную сумму, и подобная диковинка естественным образом должна поразить воображение Анны Бретонской. Немолодой король обожает супругу, если сделать любезность Мадам, то признательность его величества не заставит себе ждать. Жоржа Амбуаза, фаворита короля и его ближайшего советника, Клод успел умаслить превосходными скакунами, которых доставили на корабле из Африки. Если того требовали обстоятельства, судья Фролло умел добыть всё что угодно. Заиграла музыка, и вертлявый фигляр запрыгал, как лягушка, на помосте, вот он прокричал: «Эсмеральда!» и бросил об пол взрывчатый порошок. Судья фыркнул, но уже в следующее мгновение он потерял от неожиданности и изумления дар речи. Откуда-то сверху послышался женский крик, и в сооружённый над готовой судьи навес кто-то врезался. Шпалеры не выдержали, и вот прямо на колени Клода Фролло упала прелестная женщина с пышными светлыми волосами и необычайно яркими синими глазами. Несмотря на соблазнительные формы, её падение не причинило судье особого дискомфорта, напротив, ему было до неприличия приятно держать в объятиях это тело. В голове пронеслось: «А, цыгане молодцы! Неплохо устроили всё!» Незнакомка обдала его сладким ароматом жжёного сахара и нежно обвила руками шею, судья совершенно растерялся. В не меньшем замешательстве пребывала красивая цыганская танцовщица, чей выход испортила свалившаяся с неба незнакомка. Да и бледный священник-здоровяк, упавший рядом с Квазимодо, выглядел немного потерянным. — Вы в порядке? — вежливо поинтересовался закутанный в плащ горбун и протянул руку Аиму. — Благодарю, — тот оперся о руку юноши и поднялся на ноги. Судья же продолжал смотреть в колдовские глаза незнакомки. А ведь хороша чертовка и совершенно не похожа на цыганку. Хотя распущенные волосы выдавали в ней блудницу. Но тем лучше, значит, можно договориться. — Прелестное дитя, как вы здесь оказались? — спросил он, машинально переместив правую руку на округлое бедро. — Ах, мессир, — произнесла она с легким чужеземным акцентом. «Всё же цыганка», — подумал судья, но руку не убрал и не спешил гнать девушку прочь. Капитан Шатопер во все глаза смотрел на смуглокожую красавицу в красном, хотя она и выглядела раздосадованной. Горожане же замерли, наблюдая за судьёй и красоткой в красной юбке, которая, как ангел, спустилась с небес. Вот это да, сухарь Фролло прилюдно любезничал с незнакомкой, и это несмотря на порушенный навес! Инквизитор же оглядывался в поисках Калерии. Каково же было его возмущение, когда он увидел ведьму на коленях у какого-то сухопарого старика! Аим энергично заработал плечами, раздвигая толпу, Квазимодо из неведомого любопытства двинулся следом. Вообще он был похож на маленькую лодочку, которая шла за мощным ледоколом. Инквизитор же боялся опоздать, пока Калерия не очаровала почтенного старца. — Мессир, мне надо идти, — встрепенулась ведьма, заметив Аима, пробирающего сквозь толпу. — Куда же вы? — судья подумал, что цветом волос она напоминает Николь, настоящую Николь, ту, которая должна была навсегда остаться в прошлом. — Извините, я спешу, — женщина одарила его совершенно очаровательной улыбкой, грациозно слезла с его колен и побежала навстречу Аиму. Клод Фролло с тоской посмотрел на симпатичный задок незнакомки и даже вздохнул. Горожане же и солдаты с восторгом следили, как ветер развивает густые медового оттенка волосы и как соблазнительно подрагивает при шаге пышный бюст. Аим помог ей спуститься вниз с помоста, и тут же они оказались зажаты со всех сторон любопытной толпой. Инквизитор расправил руки, оттесняя от Калерии наглое мужичьё, он был близок к тому, чтобы вспылить, но, к счастью, кто-то дернул его за рукав. Обернувшись, инквизитор увидел всё того же юношу с закрытым лицом. — Господин, если вам требуется надёжное убежище, то я могу вам помочь, — робко произнёс парень. — Веди нас, мальчик, — отозвалась Калерия, которую начинало нервировать любопытство окружающих. Очень кстати заиграла музыка, и народ устремил взгляды на сцену, где, подобно свечному огоньку, гибко плясала цыганка в красном платье. Троица выбралась из толпы, и Квазимодо повёл своих спутников к собору. Судья Фролло заметил, что девушка с соблазнительными формами куда-то идёт в сопровождении высокого священника и какой-то подозрительно знакомой фигуры. Нимало не обращая внимание на представление, Клод Фролло подозвал ближайшего стражника и что-то ему приказал вполголоса, тот вскоре скрылся из вида. Капитан де Шатопер смотрел, открыв рот, на то, как извивается на сцене цыганка, судья тоже направил взгляд в ту стороны. Неплохо, хотя он был бы не против посмотреть, как плясала бы та пышечка, ему почему-то казалось, что танцует она превосходно. Судья издал едва слышный мечтательный вздох, но тут же устыдился своей реакции, приосанился и, напустив на лицо как можно больше презрительности, продолжил смотреть на пляску цыганки. Эсмеральда заметила, что старый хрыч на неё смотрит, мило улыбнулась и грациозно взбежала на помост к судейскому креслу. Ах, ты гадкий старикашка, не желаешь оценить мастерство лучшей танцовщицы, ну так получай. Девушка села на широкий подлокотник, чем изрядно шокировала судью. После чего красавица накинула тонкими руками ему на шею воздушный шарфик, притянула скандализированного судью к себе и совершенно случайно запечатлела на его тонких губах поцелуй. У Клопена от изумления упала из рук дудка, горожане взорвались криками одобрения. «Ай да девчонка!», «Слава Эсмеральде!» — послышалось со всех сторон. А красавица, оторвавшись от обомлевшего судьи, натянула ему на голову шаперон и быстро сбежала прочь, заканчивая танец.***
Судья Фролло вернулся домой в растрёпанных чувствах: две красавицы за один день добровольно оказали ему знаки внимания. «А я ещё неплох!» — пронеслось у него в голове, но эта вспышка мужского самолюбования была спешно подавлена другой мыслью: «Как там Николь?» Благо с собакой в его отсутствие всё было хорошо, она спала, свернувшись бубликом на красной бархатной подушке у горящего камина. Судья бережно поднял спящее животное и положил её на свои колени, умница проснулась и лизнула его в ладонь. Вскоре расторопные слуги внесли в покои господина цукаты, коричное вино и отварную курятину для собаки. Клод поставил любимицу перед тарелкой с мясом, а сам, взяв вино, задумчиво тянул его, вглядываясь в языки пламени. Две разные женщины, свет и тень, возникли в жарком огне. Он велел навести справки об обеих. Да, небезынтересное развитие событий, две язычницы, две Астарты в этом Вавилоне. Судья усмехнулся. Николь закончила есть и подбежала к нему, подняв острые ушки. Клод усадил её на колени. Да, ещё надо не забыть про ошейник, превосходный ошейник с крохотными золотыми лилиями.Долгая дорога домой
Аим бывал в Париже, он узнал Ситэ и собор Нотр-Дам, Калерия же выглядела так, будто ничего удивительного не замечает. Инквизитор отметил одежду, вид окружающих людей, заметил свиней, весело бегающих по улицам города, да и говор местных жителей слишком отличался от того французского, к которому Аим привык. Всё это говорило многое, но он пока не был готов принять правду. — Извините, молодой человек, — обратился он к их провожатому. — Не могли бы вы сказать, какой сейчас год? Юноша смущённо хмыкнул, плотнее кутаясь в плащ. — Одна тысяча пятьсот третий от Рождества Христова, — произнёс он, страшно конфузясь. — Не надо стесняться, дорогуша, — Калерия ласково похлопала парня по плечу, нарочно избегая прикосновений к его горбу: не стоило ещё больше смущать мальчика. — Н-не буду, — произнёс он, запинаясь. Незнакомец привёл инквизитора и ведьму к себе на колокольню. Аим поблагодарил его, Калерия очаровательно улыбнулась и прошла к статуям трёх горгулий. — Добрый день, — произнесла она приветливо. Инквизитор подумал, что женщина слишком сильно приложилась головой при падении. Но уже в следующее мгновение Аим Широ чуть не закричал: каменные изваяния ожили! — О, моё почтение прекрасной мадам, — поздоровался весельчак Гюго. — Здравствуй, милая, — перебила его Лаверн, Виктор смущённо отмалчивался. — Какими судьбами сюда? — Разгневали бога Смерти, — вздохнула Калерия и прошла к столу. — Какая изумительная работа! — воскликнула она, указывая на макет собора. Квазимодо скрыл голову за плащом, Аим мучительно сглотнул, а Лаверн подошла ближе к ведьме. — С таким шутки плохи, — сокрушённо покачала она головой. — А эту прелесть изготовил наш Квазимодо. Если и была польза от того человека, который его воспитал, так это то, что он когда-то научил мальчика вырезать из дерева. Бедный звонарь не знал, куда глаза прятать, особенно после того, как Лаверн заставила его снять плащ. — Ты не должен стесняться! — назидательным тоном произнесла горгулья. — Ты прекрасен такой, какой есть, и эти люди, — она показала в сторону Калерии и вставшего рядом с ней инквизитора, — подтвердят это! — Конечно, дорогуша, — Калерия подошла к Квазимодо и, к величайшему его смущению, расцеловала его в обе щеки. — Ты очень симпатичный! Аим закатил глаза. Вот не может она жить спокойно! Вечно нужно распушить перышки и крутить хвостом перед носом у любого мужчины в возрасте от нуля до ста лет! Если бы вы спросили, что за чудным зверем хвостатым и с перьями виделась Аиму Калерия, он бы не смог ответить. Одно точно, инквизитор ревновал и ревности своей стыдился. Квазимодо же, красный, как свежесваренный рак, не знал, куда смотреть, потому что взгляд магическим образом постоянно концентрировался на пышном бюсте Калерии. — Вы, должно быть, голодны! — нашёлся он. — Я сейчас принесу! С этими словами звонарь почти бегом скрылся из вида, Гюго понимающее усмехнулся, Лаверн поджала губы. Квазимодо вернулся, нагруженный судками с едой, которую ему щедрой рукой набрал повар. Обычно судья приносил воспитаннику каких-нибудь деликатесов, но сегодня Праздник Шутов, и Клоду Фролло было явно не до воспитанника. Аим поблагодарил Квазимодо, Калерия просто улыбнулась. В отсутствие юноши инквизитор провёл с ней воспитательную беседу, что следовало держать в узде своё очарование. Ели в тишине, только горгульи перешучивались между собой. — И как можно быть живым? — вопрошал Гюго. — Это мало того, что надо постоянно поглощать пищу, так ещё она и не задерживается надолго! — Это у тебя мысли в голове не задерживаются, — проворчала Лаверн. — Что есть мысль? — задумчиво протянул Виктор. Когда с едой было покончено, Аим кратко рассказал историю их перемещения так, как он её понял, и задал вопрос, который витал в воздухе: — И как нам вернуться обратно? — А зачем? — Калерия томно вздохнула. — Мы ведь сейчас во времени, когда твой драгоценный Орден не разросся и не начал творить бесчинства. Давай останемся, уедем в деревню, заведём корову, ты будешь пахать, а я прясть. Идиллия. Аим юмора не оценил, но в глубине души порадовался, что она включила в свои, пусть и шутливые, планы его. — Ты же слышал бога, вернуться мы сможем, если найдём его жрицу, — произнесла Калерия, досадливо поморщившись. — И где мне найти прислужницу бога в этом городе? Задумались все, даже беззаботный Гюго. Наконец Лаверн прервала молчание. — Слушайте, говорят, цыгане знаются с чёрной магией и с потусторонними силами, — она даже крякнула от удовольствия, что нащупала выход из создавшейся ситуации. — Что, если вам наведаться во Двор чудес и поискать среди местных цыган? — Во Двор чудес?! — воскликнул Квазимодо. — Никто ведь не знает, как туда попасть. — Ты нас недооцениваешь, парень, — усмехнулась мудрая горгулья. — Если беседовать с голубями, то они многое могут поведать нам. Аим и Калерия переглянулись, выбора у них всё равно особого не было. Лаверн начертила подробную схему, как пройти во Двор чудес и не дать обнаружить себя местной страже. Передвигаться следовало ночью, очень осторожно, избегая дозора. Квазимодо кивнул. — Я провожу вас, — произнёс он, не поднимая глаз. — Боюсь, вы здесь заблудитесь. — А ты сам не заплутаешь? — поинтересовался Гюго. — Ты же никуда не выходил из собора! — Зато я смотрел на город с крыши и многое запомнил, — скромно ответил юноша. Было решено, что вылазку назначат на ночь. Квазимодо достал второй плащ и уговаривал Калерию надеть его. — Госпожа, вы слишком легко одеты, а на дворе зима, — он был готов сквозь землю провалиться. — Нет, милый, меня греет моя горячая кровь, — со смехом отвечала ведьма. Тут не выдержал инквизитор. Он подошёл к Квазимодо, забрал у него плащ и решительным образом надел его на свою ведьму. Калерия насупилась, но протестовать почему-то не стала: всё же приятно, когда о тебе заботятся. Он повязал ей под подбородком бантик и, не удержавшись, провёл рукой по гладкой щеке. Определённо следовало поговорить об их отношениях, но не сейчас, сейчас главное — вернуться. Аим убрал руку и отошёл подальше. Горгулья по имени Виктор вздохнул. История стара как мир: священник влюбился в ведьму.***
Плутать по тесным парижским улочкам было не самым приятным занятием. Калерия дважды чуть не свалилась в сточную канаву, в конце концов Аим подхватил её на руки и понёс вслед за ловко идущим впереди Квазимодо. Двор чудес располагался в катакомбах, пробраться в которые можно было через вход, замаскированный под большой камень. Помня наставления Лаверн, Квазимодо нащупал спрятанный механизм, и камень с лёгкостью отъехал в сторону. Осторожно они спустились вниз и прошли шагов тридцать в полной темноте. Калерия уже подумывала вызвать огненный шар, как внезапно со всех сторон вспыхнули факелы. Послышался разнузданный смех, сотни лиц оборванцев всех мастей смотрели, гогоча, на незнакомцев. — Эка мы ловко вас подловили! — перед ними встал тот самый цыган-фигляр с утреннего представления, он узнал их. — Да, это же та парочка, которая нам представление чуть не сорвала. Одна, как кошка, упала на колени к судье, а другой свалился в толпу. Как же, как же, помним, помним! И чего это вам понадобилось тут? — Мы ищем одну женщину! — выкрикнула Калерия, выходя вперёд, и обвела взглядом присутствующих. — Цыганку, которая знает, кто такой бог Смерти! — Чего? — лицо Клопена вытянулось. — Белены объелась? Что ещё за бог Смерти? Пусть мы и цыгане, но все как один правоверные католики! — затем он обратился к своим людям. — Ну, ребятки, давайте-ка их вздёрнем! Оборванцы одобрительно загудели, кто-то уже подкрадывался, суча веревку. — Стойте! — красивая смуглая цыганка вышла из толпы и встала рядом с Клопеном. У Калерии возникло острое желание закрыть Аиму глаза. Девушка горделиво повела плечами, затем накинулась на цыгана. — Ну что за привычка вешать, не разобравшись?! — Но, Эсмеральда… — Клопен явно растерялся. — Надо их выслушать, вдруг они и правда по делу пришли, — девушка подошла к Квазимодо и улыбнулась ему. — О, ты ведь тот парень, что заглянул в мой шатер? — Я… я… — Квазимодо был готов сквозь землю провалиться. — Не надо, — девушка дружеским жестом погладила его по плечу. — Я утром было решила, что ты в маске, но сейчас вижу свою ошибку, не переживай, парень! — Н-не буду, — Квазимодо слабо улыбнулся. Цыганка уже повернулась к Аиму и Калерии. — Так чего вы хотели? — спросила она уже не так дружелюбно. — Провести время в тюрьме, я полагаю, — раздался сзади звучный голос судьи Фролло, Квазимодо вздрогнул. А в катокомбы между тем хлынула толпа вооруженных солдат. — Вяжите всех! — отдал приказ судья, но тут к нему подошла та самая девушка с волосами медового цвета. — Ах, мессир, как я рада вас снова видеть, — произнесла она, очаровательно улыбаясь. — Тут, видимо, какое-то недоразумение, мы с ребятами обсуждали как будем выступать на Крещение. Уже в это воскресенье будьте готовы увидеть небывалой красоты действие, — её глаза сияли, как синие звёзды. Судья не сомневался, что она лжёт, но как же упоительно порой поддаться на обман красивой женщины. Совершенно неожиданно к ним подошла смуглая цыганская танцовщица. — Да, ваша честь, вы, видимо, спутали это место со Двором чудес, — её волнующий голос вызвал приятные мурашки. — На самом деле мы тут проводим репетиции, так как во Дворце разрешено репетировать только труппе, задействованной в мистерии. Приходится прятаться под городом, чтобы не раскрыть всех секретов грядущего выступления. Клод Фролло поднял руку, и солдаты во главе с капитаном Шатопером замерли. — Вы хотите сказать, что готовите нечто любопытное на Крещение? — он, прищурившись, посмотрел сначала на одну женщину, затем на вторую. — Да, именно так, — с готовностью отозвалась Калерия. — Хм, — он скептически поджал губы, затем обратился к офицеру в золотых доспехах, — капитан Феб, отпустите тех, кого успели повязать. — Слушаюсь, ваша честь, — отозвался капитан и бросился выполнять приказ. Судья повернулся к двум женщинам. — Что же до вас, то я попрошу продемонстрировать мне, чем вы собираетесь поразить добрый народ Парижа. Аим собрался что-то ответить, но Калерия успела бросить на него выразительный взгляд, который был перехвачен судьёй. Клод Фролло смерил инквизитора пренебрежительным взором. — Я не могу выразить, насколько меня возмущает, что какой-то фигляр вздумал обрядиться в сутану! — Это нужно для выступления! — поспешила добавить Калерия. — Хорошо, собирайтесь, — судья отвернулся от них и подошёл к понуро стоящему Квазимодо. — Мальчик мой, что ты опять делаешь в неподобающем месте? — Простите, хозяин, — горбун подумал, что сегодня самый неудачный день во всей его жизни. — Квазимодо, — судья погладил воспитанника по голове, на мгновение задумался и решился. — Ты поедешь со мной и этими дамами ко мне, я хочу тебя кое с кем познакомить. Несчастный горбун сглотнул и выдавил из себя улыбку. Калерия отказалась ехать без своего друга. «Значит, её любовник», — угадал судья, но разрешил инквизитору ехать вместе со всеми. Аим и Квазимодо были вынуждены делить одну лошадь, которую им уступил сержант. Судья галантно предложил дамам сесть на Снежка. Эсмеральде пришлось сесть впереди, а Калерия, повинуясь красноречивому взгляду Аима, уселась сзади, обхватив Клода Фролло за талию. Солдаты с досадой думали, что у судьи намечается весёлая ночка, это вам не служивых людей по сомнительным катакомбам гонять. Капитан Феб ехал темнее тучи: ему не нравилось, что Эсмеральда выслушивала, как старик судья что-то шептал ей на ушко. Окончательно добило капитана то, что цыганка чему-то серебристо рассмеялась. «Завтра пойду к тётушке и предложу Флёр-де-Лис стать моей женой!» — в сердцах подумал капитан. В последний момент, когда кавалькада отъезжала от катакомб, Клопен удержал за ошейник возмущенного Джали — сегодня Эсмеральда должна была выступить соло ради них всех.***
Судья был чрезвычайно доволен: сзади к нему упругим бюстом льнула светловолосая цыганка, а спереди сидела её очаровательная смуглая сестра. Он как бы невзначай положил руку на тонкую талию, девушка дёрнулась, но когда Клод объяснил, что это только ради предотвращения падения с коня, цыганка успокоилась. Калерия затылком чувствовала испепеляющий взгляд Аима. Ну извините, без своей метлы она летать не желает! С ними остался небольшой отряд доверенных стражников, двое ехали впереди, освещая путь факелами, ещё двое замыкали шествие. Калерия не ошибалась, Аим действительно бросал в её сторону пламенные взгляды. Её сумасбродство обязательно приведёт к какой-нибудь беде, ведь надо быть слепым, чтобы не заметить, как этот старый хрыч смотрит на ведьму. Глупая! Аим слишком натянул поводья, и лошадь почти встала на дыбы. К счастью, Квазимодо достаточно цепко держался, чтобы не упасть. Дом судьи отличался умеренной роскошью. Инквизитор оценил по достоинству полы, вымощенные разноцветными камнями и покрытые циновками, он обратил внимание на цветные гобелены и выставленную на поставцах драгоценную посуду. Эсмеральда тоже осматривалась с любопытством, она даже заробела: вроде бы и дом, а кажется, будто в храм попала, настолько здесь много было камня и золота. Калерия расправила плечики, что, опять же, не осталось незамеченным судьей. — Прошу наверх, — любезно пригласил гостей Клод, параллельно предлагая дамам руки. Калерия переглянулась с Эсмеральдой. Ведьма встала по левую руку от хозяина дома, тогда как цыганка заняла правую. Совершенно шокированный мажордом шёл впереди со светильником. В покоях судьи они обнаружили зажжённый камин и крохотную собачку перед ним. Животное подняло голову, и Калерию обдало жаром. Неужели? Это была она! Ведьма не могла ошибаться, столь мощного заряда магии она давно не чувствовала, а в этой собаке ощущалась ещё сила кого-то большее мощного, чем смертные колдуньи и колдуны. Николь звонко залаяла, судья поспешил к ней, бережно взял девочку на руки и поднёс к Квазимодо. Горбун был очарован, вот в жизни он не видел существа уродливее, но в то же самое время было в ней что-то бесконечно очаровательное. Только сейчас он понял, о чём толковала Лаверн, когда говорила, что он красив такой, какой есть. — Это Николь, мой подарок для Её величества королевы Анны, — представил собаку воспитаннику судья. — А это мой приёмный сын Квазимодо, надеюсь, вы поладите. Николь моргнула чёрными глазами-вишенками, судья передал её на руки Квазимодо, а сам обратился к мажордому: — Вина с корицей, орехов и что-нибудь посытнее для моего воспитанника, я сегодня запамятовал распорядиться отнести ему корзину. А ты не напомнил, — в голове послышался металл. Мажордом побледнел: когда хозяин злился, то можно было писать завещание, так как живым можно было из переделки не выбраться. Но, к счастью, подала голос собака, к которой грозный Клод Фролло питал глубокую и, на вкус мажордома, необъяснимую симпатию. Судья повернулся в сторону Николь и заметил, что она обнажила клыки, глядя на светловолосую цыганку. Это было любопытно. Судья жестом отпустил слугу, сам же подошёл к Квазимодо и забрал у него собаку. Николь тут же успокоилась, светловолосая красотка усмехнулась. Клод Фролло велел Квазимодо и Аиму поставить его кресло спинкой к огню. Инквизитор скрипнул зубами, но был вынужден повиноваться, нахальный старик уселся со своей песочного цвета собачкой в кресло. — Вы двое можете сесть на лавку, — он сделал небрежный жест в сторону окна. Квазимодо потянул за рукав сутаны нахмурившегося инквизитора, Калерия и Эсмеральда стояли в растерянности перед креслом судьи. Николь смотрела на девушек блестящими глазами, она чувствовала от той, что ниже, сильную волну магии, но также своим вещим внутренним взором Нанни увидела печать бога Смерти на светлых волосах. Женщина прогневала Владыку — это никуда не годилось. Собака заворчала, но хозяйская рука, опустившаяся в ласкающем движении на маленькую мордочку, успокоила Николь. — Пока мы ждём угощение, — заговорил судья обманчиво-вкрадчиво. — Прошу вас, не робейте, представьте мне ваши танцы. — Мы не танцуем вместе, — поспешила возразить Калерия, у который были основания не показывать своих танцевальных навыков. — Ну, что же, — судья погладил рукой унизанной перстнями собаку. — Тогда почему бы вам, мадмуазель, не начать первой? — Без музыки? — Калерии очень не хотелось танцевать, и она была уверена, что другим бы тоже этого не захотелось, знай они правду. Цыганка хмыкнула, скрестив руки на груди, тоже, кстати, аппетитной. Клод Фролло перевел взгляд на неё, в смысле на цыганку. Девушка хлопнула в ладоши и принялась, отбивая ритм, чувственно двигаться. У Квазимодо почти упала нижняя челюсть, Аим порозовел, Калерия вздернула бровь. А Эсмеральда между тем начала стремительно вращаться на месте, юбка взлетела вверх, обнажив стройные ноги чуть выше колен. Судья сглотнул, Николь развлекалась, глядя на то, как юбка превращается в лиловый обруч. Вот девушка остановилась и с кошачьей грацией направилась к судейскому креслу. Теперь она каждый шаг сопровождала щёлканьем пальцев. Судья забыл, как дышать, волосы девушки растрепались, на лбу выступили бисеринки пота, она была подобна прекрасному, но чрезвычайно опасному зверю. Остановившись в пяти шагах от кресла, красавица присела в глубоком реверансе. Судья нашёл в себе силы милостиво кивнуть. — Что же, девушка, — произнёс он бесстрастным голосом. — Признаю, твой танец будет иметь успех на празднике. — Благодарю, — она поднялась и, гордо вскинув голову, с улыбкой добавила, — ваша честь. Клод Фролло невольно проводил её взглядом, но почти сразу овладел собой. — А теперь вы, моя дорогая, — обратился он к светловолосой девушке. — Но… — Калерия растерянно оглянулась. — Я не могу танцевать без вина. — Надо же… — судья улыбнулся одними губами. К счастью, вскоре раздался стук в двери — это слуги принесли поздний ужин и коричное вино. — Вот и вино, — Клод Фролло бережно положил Николь на подушечку рядом с серебряной чашей с водой. Судья собственноручно наполнил кубок вином и подал его Калерии, та выдавила из себя улыбку. Слуги, почтительно поклонившись, вышли, а ведьма почти залпом осушила вино. Аим побледнел: он помнил, как алкоголь влиял на темперамент Калерии, в эту минуту инквизитор молил Господа, чтобы ему не пришлось сегодня совершить грех убийства, грешно убивать хозяина в собственном доме. Калерия закончила пить и положила кубок на стол, затем развязала и скинула плащ. — Как вам вино? — поинтересовался судья. — Неплохое боннское, — Калерия пожала плечами. — О, мадмуазель разбирается в тонких винах, — Клод Фролло вновь опустился в кресло. — Ещё как! — Калерия раскраснелась, отчего стала еще соблазнительней. — Ну, ты, тёмненькая лошадка, — обратилась она к Эсмеральде. — Сбацай что-нибудь ручками! Эсмеральда усмехнулась и начала отбивать ладонями ритм. Аим смотрел во все глаза, впрочем, как и Квазимодо. Если бы вы могли присутствовать при том достопамятном вечере, вы бы поняли, читатель, все опасения ведьмы Калерии. Дело в том, что она совершенно не умела танцевать: мало того, что ей никак не удавалось словить нужный ритм, так еще и тело демонстрировало почти деревянную неповоротливость. Она настолько плохо плясала, что судье даже понравилось, как и Аиму. Инквизитор не мог скрыть улыбки — какая же она забавная, так бездарно танцевать, но при этом всё равно оставаться милой. Даже Николь накрыла глаза лапкой, чтобы не видеть топорные движения Калерии. Но вино сделало своё дело, и ведьма вошла в раж, судья принялся подбадривать её хлопками в ладоши. Эсмеральда нахмурилась: как можно сравнивать её танец, исполненный страсти и огня, с этой пляской бесноватой?! Калерия разошлась настолько, что внезапно запела приятным высоким голосом. Пела она что-то мажорное на незнакомом языке, и это усиливало комичный эффект от танца. Когда она закончила, судья аплодировал стоя, Аим сидел мрачнее тучи, а Квазимодо не мог скрыть широкой улыбки. — Превосходно, моя дорогая! — воскликнул радушный хозяин, он подошёл к Калерии и галантно поцеловал ей руку. — Вы произведёте на всех неизгладимое впечатление, — он вновь приложился к маленькой ручке. — А сейчас прошу к столу! — Вы что же, не посмотрите, что умеет мой друг? — спросила нежным голоском ведьма. Аим почувствовал, что земля уплывает у него из-под ног. Вот несносная! Но, к счастью, судья засмеялся и отрицательно покачал головой. — Я имел удовольствие убедиться, что представление будет на высоте, оставим же вашего друга в покое. Ужин прошёл весело для судьи и Калерии, но как-то безрадостно для Аима и Эсмеральды, которые с одинаково мрачным видом грызли орехи. Квазимодо же был занят тем, что кормил с ложечки Николь паштетом, ему с каждой минутой всё больше и больше нравилась эта собака. — Хозяин, — робко подал голос Квазимодо. — Вы уверены, что её величеству нужна собака? — Уже нет, мой мальчик, — судья улыбнулся Николь. — У меня был костяной ларец тонкой работы, думаю, он больше подойдёт нашей любимой королеве. Квазимодо радостно погладил умницу собаку. — А можно я заберу её сегодня к себе? — спросил он без особой надежды. Судья поджал губы, но разрешение дал, после этого Квазимодо стал спешно откланиваться. — Ты её на колокольню понесёшь? — спросила в волнении Калерия. — Нет, — юноша моргнул. — У меня здесь есть комната. — Ах, вот оно что! — ведьма встала из-за стола и обратилась к судье: — Мне так понравилась эта кроха! Позвольте мы с моим другом проводим её ко сну? — Я с вами! — воскликнула Эсмеральда, которая сообразила, что не хотела бы остаться наедине с судьёй Фролло. Калерия прикусила нижнюю губу, затем посмотрела на Квазимодо. — Я не возражаю, — ответил юноша и почти сразу повернулся к двери. Инквизитор вопросительно посмотрел на ведьму, та сделала движение бровями. Аим взял свечу, поблагодарил за ужин и последовал за Квазимодо. Когда дверь за обоими закрылась, Калерия вздохнула, подняла к небу синие глаза и произнесла: — В последний раз это делаю, — после этого она дунула на судью и цыганку, оба моментально осели на пол в глубоком обмороке. Калерия напряглась и силой магии перенесла по воздуху два тела на кровать. Пусть поспят! Закончив с этим делом, ведьма выскочила за дверь и безошибочным чутьём прошла до спальни звонаря. Квазимодо как раз сидел на кровати и гладил Николь, Аим наблюдал за ним с улыбкой. Когда вошла Калерия, горбун взглянул на неё с любопытством. — Скажите, а зачем вам Николь? — спросил он её. — Я сразу заметил, как вы на неё смотрели весь вечер. — Ох, мой милый, — Калерия приблизилась к кровати. — Она и есть жрица бога Смерти. — Николь? — Квазимодо с удивлением посмотрел в блестящие умные глазки собачки, та лизнула его руку. — Вот это да! Значит, она поможет вам вернуться обратно? — в его голосе звучало сожаление. — Да, милый, но ты не расстраивайся, — Калерия запечатлела на его лбу поцелуй и легонько дунула на него, Квазимодо с блаженной улыбкой повалился на бок. Николь поднялась на лапки и с достоинством посмотрела на людей. — На колени, — сдавленным голосом велела инквизитору Калерия. — Что? — Аим в очередной раз за прошедшие сутки был в замешательстве. Ведьма грохнулась на колени и его потянула за собой. — На колени, перед нами могущественное существо! — Эта собака? — Аим усмехнулся, но, подняв голову на Николь, он осёкся, заметив горящие рубиновые глаза. — Прошу тебя! Верни нас обратно! Мы клянёмся, что больше никогда не оскорбим твоего бога! — взмолилась Калерия, сложив руки. Собачка величаво кивнула. В закрытой комнате поднялся ветер, он загасил свечу на столе, и в воздух взмыли бумаги с чертежами Квазимодо, которые он оставил в прошлый раз. Темнота словно сгустилась и поглотила двоих коленопреклонённых людей. Рубиновые глаза освещали комнату красным, вскоре они погасли, а Нанни спокойно устроилась рядом с Квазимодо. Она устала, возвращать всяких глупцов обратно — задача не из лёгких.***
Судья Фролло и Эсмеральда пробудились среди ночи, свечи уже выгорели, как и дрова в камине. В темноте они могли только различить очертания друг друга, и почему-то эта спасительная мгла настроила обоих на определённый лад. Вскоре в тишине раздались звуки поцелуев, короткий женский вскрик и чуть позже те звуки, которые издревле сопровождали таинство, творимое между мужчиной и женщиной. Слёзы красавицы-цыганки быстро просохли, и она уснула на груди судьи почти счастливая. Клод Фролло не мог уснуть, его поразило, что девушка, вопреки своему искушённому виду, оказалась невинной. На следующее утро выяснилось, что вчерашние гости пропали, но, кажется, ничего не украли. Судья не разрешил Эсмеральде уйти, когда же она стала возражать, что не может остаться без своего козлика, то Клод послал Квазимодо за Джали. Спустя месяц судья и Эсмеральда повенчались, на церемонии присутствовали только самые близкие: со стороны невесты — Клопен и Джали, со стороны жениха — Квазимодо и Николь. Собачка с важным видом восседала на красной бархатной подушке, которую бережно держал Квазимодо. Сегодня она красовалась в новом ошейнике из золочёной кожи со вставками рубинов. Судья велел предоставить любимице отдельную комнату и приставил к ней персонального лакея. Нанни была довольна, она словно вернулась во времена детства, когда жила в храме. Если ей требовалось напитаться жаром магии, она бежала к хозяину, который даже не знал, каким даром обладает. В положенный срок Нанни покинула бренную телесную оболочку и вернулась только к моменту смерти судьи. Она проводила своего человека к его Богу, освещая дорогу светом рубиновых глаз.Эпилог
Аим и Калерия вновь оказались в лесу, оба повалились на траву и, не веря своему счастью, взялись за руки. Она заливисто рассмеялась, а инквизитор, навалившись на неё сверху, стремительным движением зажал ей руки. — Что происходит? — Калерия дёрнулась. — Ничего, просто нам надо поговорить. И они поговорили, чуть не рассорились смертельно, а затем покатились по траве, слившись в поцелуе. Вернувшись в Сеньон, Аим перенёс в дом Калерии свой сундук и попрощался с добрым кюре Ромулом. Путешествие в прошлое помирило инквизитора и ведьму с настоящим. Каждую неделю Аим Широ исправно отправлял почтовых голубей в ближайший Совет инквизиции, сообщая, что ведьма Калерия никак не желает обнаруживать своей ведьмовской сути и он пока не имеет достаточно оснований для её ареста. Они вместе с Калерией занимались садом и огородом, завели чёрного как смоль котёнка и пару белых мышек ему в друзья. Но ведьме приходилось несладко: мало того, что Аим ограничил потребление спиртного, так ещё и не пускал летать по ночам. «Ты можешь свалиться с метлы!» Зато приобщал бедную Калерию к радостям плавания. На все её протесты, что она не любит глубокую воду, он отвечал ласковым, но настойчивым предложением попробовать. В конце концов, немного плавать она научилась. Однажды вечером они читали недавно переведенные записки конкистадора Веринельо дель Севильо, среди прочего там содержался такой пассаж: «Особой храбростью при взятии горного капища отличился Теодоро Диас, крещёный местный из племени тольтеков, последний в своём роде. К великому прискорбию, Господь призвал своего верного слугу Теодоро, хотя с поставленной целью его отряд справился. Капище было взято купно с изрядным количеством золота и драгоценных камней. Отдельно оттуда вывезли маленьких жёлтых собак». На гравюре была изображена собака, напоминающая Николь. Калерия присвистнула. — Как ты думаешь, стоит навести справки о судье Фролло? — спросил её инквизитор. Она положила свою руку на его и тихо произнесла: — Нет, он был под защитой действительно могущественного существа, всё с ним было хорошо. — Как знаешь, — ответил он ей. Калерия поцеловала своего инквизитора в упрямый лоб и позвала спать. Пожалуй, хватит с них на сегодня истории.