my iron lung.

В последнее время он приходит домой поздно и засыпает на диване. В последнее время он часто молчит и почти не улыбается. В последнее время он меня не целует и забывает поливать свои любимые цветы. В последнее время многое изменилось и меня это пугает.

Сидя в любимом мягком кресле и накинув на ноги плед, я читал Фицджерельда и ждал возвращения Гарри. Было уже далеко за полночь, но я, привыкший к его поздним возвращениям, продолжал читать старую книгу в слабом свете ночника, ожидая его появления. В обычные дни я уже сладко сплю в это время, но сегодня я хочу задать Стайлсу один вопрос, который в последнее время не оставляет меня в покое: «Почему?». Почему он так изменился за такой короткий срок, и почему он каждый раз морщится, стоит мне его коснуться. А ведь совсем недавно мы были счастливы. Звук открывающейся двери заставил меня вздрогнуть и бросить взгляд на вход в гостиную, из которого через минуту выплыла фигура моего любимого мужчины. Хмурые брови и уставший вид; блеклые зеленые глаза и спутанные кудри; осунувшиеся плечи и болезненно-серый цвет лица. В последнее время он всегда так выглядит, но я не могу к этому привыкнуть. Бросив на меня мимолетный взгляд, парень снял свое черное пальто и накинул его на спинку стула, повернувшись ко мне спиной, Гарри достал телефон и стал сосредоточенно в нем копаться, не обращая на меня никакого внимания. Словно меня не существует. Окинув взглядом его крепкую фигуру, я отложил книгу и, встав с места, направился к нему. Подойдя вплотную, я робко положил свою руку ему на плечо, но он тут же ее скинул - вздрогнув. - Гарри, - голос был немного хриплым и низким, совсем не похожим на мой собственный и, прочистив горло, я посмотрел на профиль парня, прижимая скинутую им руку к груди, - Объясни мне, что происходит. Стайлс отвлекся от телефона и положил его в карман джинс, тяжело оперившись на край стола, рядом с которым мы стояли, парень глубоко вздохнул и закрыл глаза. - Я устал, Найл, - повернув голову в мою сторону, тихо прошептал Гарри, - От этой бытовухи.… От фильмов по воскресеньям.… От романтических ужинов по дурацким поводам.… От твоего контроля и жизни по расписанию… Я устал от тебя, Найл. Я стоял там, словно оплеванный, и не знал, что сказать. В сердце неприятно закололо, а легкие сдавило, словно в тиски, не позволяя нормально вдохнуть столь необходимый сейчас кислород. Гарри смотрел на меня своими печальными зелеными глазами и тихо вдохнув, продолжил меня добивать: - Я больше не дрожу от твоих прикосновений. Вновь отвернувшись от меня, парень выпрямился и, сняв свое пальто со спинки стула, натянул его и молча вышел из квартиры, тихо хлопнув дверью. И теперь он для меня у.б.и.й.ц.а, который виртуозно вонзает слова в самое сердце, словно острые ножи, кромсая меня на части. И для меня это чертовски больно. Я бы никогда не подумал, что он когда-нибудь скажет что-то подобное. Отчего он устал – для меня загадка. Мы только два месяца живем вместе, наконец, добившись одобрения Модеста наших отношений, и вряд ли я успел надоесть ему так быстро. Но Гарри всегда был натурой ветреной и свободолюбивой, поэтому вполне не удивительно, если он действительно от меня устал. Магия загадочности прошла. Остались только сухие, голые чувства и некое подобие семьи. В то время, когда мы скрывались, он с горящими глазами мчался ко мне через полмира, лишь бы побыть рядом полчаса. И всегда задыхался, стоило мне едва коснуться его губами. Но волшебная аура застилающая мозг пеленой нежности ушла, оставив после себя быт и черно-белые фильмы по выходным. Желудок резко скрутило, а к горлу подступил ком, и я бросился в сторону ванной комнаты, тут же припадая к унитазу. Тошнило меня долго, но от чего не пойму – я сегодня почти ничего не ел, только овсяную кашу на завтрак и яблочный сок. По истечении пяти минут, пока меня выворачивало наизнанку, я, наконец, оторвался от унитаза и подошел к раковине – смывать с себя свои внутренности. Неприятный кислый привкус никуда не уходил, сколько бы я не полоскал рот и не чистил зубы, поэтому я плюнул на это дело и взглянул на унитаз, на миг, подумав, что, скорее всего, внутри меня сейчас ничего нет, кроме гнили и желчи. Выйдя из ванной комнаты, я направился в нашу с Гарри спальню, проходя мимо его любимого цветка, который он холил и лелеял, я грустно улыбнулся. Сейчас он весь усох и завял, ибо Стайлз давно за ним не ухаживал и не поливал, и на Гарри теперь два убийства: он уничтожил и его. Раздевшись, я выключил свет и забрался под пуховое одеяло: меня немного знобило, и все тело тряслось, но сон не шел. Мысли и воспоминания пчелиным роем жужжали в голове, не давая расслабиться. Все счастливые моменты и нежные прикосновения проносились перед глазами, и мне нестерпимо захотелось плакать, но слез не было. Слезы не наполнили глаза и не скатывались по щекам, разбиваясь о землю. Их просто нет. «Мужчины не плачут» или как там говорят. Мужчины просто ломаются, с громким хрустом внутри и продолжают жить дальше, и, разбиваясь о землю они не кричат, а молча умирают. Пролежав, еще окало часа в холодной постели, и так и не выдавив из себя и слезинки, я, наконец, провалился в пустой сон без сновидений. Утро меня встретило болью. В основном головной, но и физическое состояние меня не радовало: все тело закостенело и потяжелело и складывалось ощущение, что я совсем не спал, а всю ночь разгружал вагоны с цементом. Тупая, ноющая боль проросла во всех мышцах и не позволяла встать с постели, но все же, собрав волю в кулак, я медленно поднялся, с болезненным стоном и тихими матами, и потопал в ванную комнату. Закончив со всеми водными процедурами, я натянул на себя домашнюю растянутую футболку и спортивные штаны, и направился на кухню за порцией бодрящего, утреннего кофе. Спустившись вниз, я почуял знакомый запах прелестного напитка и ускорил шаг. Войдя на кухню, я увидел своего любимого убийцу, который сидел за столом и попивал свежеприготовленный черный кофе. Выглядел он, мягко скажем, отвратительно: спутанные, грязные кудри, в которые я люблю зарываться пальцами, мятая одежда, мешки под глазами, красные белки от лопнувших капилляров и уставшее серое лицо, которое больше не светится жизнью. По всей видимости, парень плохо спал ночью или же совсем не сомкнул глаз, что не удивительно – скорее всего, он ночевал у Луи, а по его словам, он всегда там плохо спит. - Присаживайся, - сделав очередной глоток бодрящего напитка, Гарри головой указал на вторую чашку кофе, стоящую на другом конце стола. Легкий пар, исходящий от напитка, говорил о том, что он приготовлен только что, и видимо специально для меня, ибо в воздухе летал чарующий аромат моего любимого кофе: по-турецки, с корицей, - Уже 9.30 – ты всегда просыпаешься в это время, - с ухмылкой ответил Гарри на мой вопросительный взгляд. Это действительно так. С самого детства мой организм работал по часам и привык пробуждаться в определенное время – 9.30 a.m. И ему совсем неважно, во сколько я заснул и в каком состоянии. И даже частая смена часовых поясов его не волнует, он все равно проснется точно в это время. Я всегда считал это скорее плюсом, чем минусом, но иногда это доставляло неудобства. Усевшись на то место, куда указал Гарри, я взял в руки чашку и взглянул внутрь. Из черной отражающей поверхности на меня смотрел парень, в голубых глазах которого больше не было звезд. - Я хочу объясниться, - внимательно посмотрев на меня, произнес Стайлз, - Ты только услышь меня. Хорошо? Дождавшись от меня утвердительно кивка, парень сделал еще один глоток кофе и, отставив чашку, сложил руки в молитвенном жесте, уткнувшись в них лбом. - Я люблю тебя, Найл. Чертовски сильно люблю. Но сил так дальше жить, у меня нет, - Гарри говорил тихо, делая длинные паузы и глубоко вдыхая, пред каждой фразой. Было видно, что слова давались ему с трудом, но он упорно продолжал выдавливать их из себя, - Твоя жизнь полностью расписана.… Да ты живешь по гребанному расписанию! И меня заставляешь так же.… А твой постоянный контроль душит меня…. Мне нужна свобода, понимаешь? Мне нужно дышать.… Все это…. Твои поступки…. Ты загоняешь меня в ад… Замолчав, парень тяжело опустил голову на свои ладони и быстро задышал, словно он только что пробежал стометровку, а я смотрел в никуда и прекрасно его понимал. Я действительно не из тех людей, которые от любви возносятся на небо. Меня она наоборот, пригибает к земле, и я, словно пес на страже, готовый рвать и метать, лишь бы защитить тех, кого я люблю. Это всегда было моим главным недостатком. Мой эгоизм не позволял делиться с кем-то любимыми, и я запирал их, словно птиц в золотую клетку, одаривая заботой и нежностью, но, не давая свободы. Поэтому не удивительно, что Гарри захотел упорхнуть. Ему нужен воздух. - Найл, - Стайлс поднял на меня глаза, полные отчаянья и слез, - Я не хочу тебя терять. Я действительно хочу быть с тобой, жить с тобой, любить с тобой, умереть с тобой. Но пойми и ты меня… Я готов меняться ради тебя, но я не могу бороться за наши отношения один. Мне нужна твоя помощь…. Я надеюсь, ты понимаешь, о чем я? Я его прекрасно понимал. Но вопрос стоял в другом: буду ли меняться я? Я знаю себя очень хорошо и могу с уверенностью сказать, что для меня это непосильная задача. Моя маниакальная ревность и желание обладать человеком всецело – неискоренимы. Да и сложно человеку в двадцать лет выжигать в мозгу старые привычки и устои. Но ради любви, наверно, нужно попытаться. Хотя стоит ли? Любящий человек будет принимать тебя таким, какой ты есть и не станет что-то в тебе менять. Разве я не прав? Мой мозг не находил ответы на столь важные сейчас вопросы, поэтому я не знал, что ответить Гарри, и уж точно не знал готов ли я к полному изменению внутри себя. Опустив голову, я посмотрел на маленький черный океан в моей чашке и бушующие в голове мысли немного успокоились. На море в моей душе настал штиль и принес с собой ответ на главный вопрос, освобождая меня от сомнений. Улыбнувшись, я поднес чашку к губам и сделал пару глотков, подумав о том, что мы с Гарри давно не были на море, и сегодня вечером стоит съездить в турагентство и взять две путевки на Кубу.