Argument
26 декабря 2022 г. в 02:32
На улице, тротуары и плитка которой блестели после недавнего дождя, можно было различить двух мужчин. Один уверенно держал руки в карманах чёрного пальто и стоял почти в ряд с фонарными столбами, такими же высокими и недвижимыми. Второй нервно переминался с ноги на ногу, потирая пальцами переносицу. На нём был красный пиджак, напоминающий сигнал горевшего над их головами светофора.
— Да ты… Ты сука! — в отчаянии колотился Фредди. — Как же они все были правы, чёрт возьми!
Он неистово махал руками, всячески избегая прямого пересечения взглядов с Анатолием. Такого раньше не случалось. Раньше между ними не возникало настолько ожесточённых ссор, что одному приходилось уходить и отдаляться.
— Фредди, давай вернёмся, — мужчина покосился краем глаза на пентхаус дорогого отеля, свет из больших окон которого мог бы служить маяком для заблудших душ большого города: для наркоманов, алкоголиков, воров и врунов. Собственно, все они там и собрались в день очередного светского мероприятия американской элиты. Сергиевский мог отнести себя лишь к одной из этих категорий, но даже ей был недоволен.
— Не хочу я туда возвращаться! В этот рассадник… — Трампер почувствовал, как к горлу подступает ком, выдавливая слёзы, и постарался успокоится, не дав себе закончить предложение. Он знал, Анатолий терпеть не может чужие сопли и совершенно не умеет успокаивать. Знал, но не мог остановиться, и в ход пошли самые любимые издёвки. — Или тебе там так нравится? Нашёл, наконец, своё место?
Машины не останавливались на этом перекрёстке словно намеренно. Блики на мокром асфальте, красный сигнал и приглушённый свет фонарей — всё застыло в немом ожидании. Грудь Фредди рвано вздымалась — вверх-вниз, вверх-вниз, так, будто он хотел напиться этим прелым, влажным воздухом, а взгляд был устремлён сквозь Сергиевского, как если бы тот смешался с дождём и стал прозрачным. И вправду, его волосы уже намокли и пара прядей прилипли к щекам, ещё больше потемнев.
— Я знаю, что ты мне скажешь: «Ты делаешь то, чего хотят все вокруг». Может, ты и прав, но знаешь, что? — На его глазах заблестели красным дорожки слёз. — Уже настолько плевать. — Он понизил голос и с горестью закрыл глаза, тоже подставив лицо мелким каплям дождя.
Он ненавидел всё вокруг, но больше всего их двоих, обоих — Анатолия и самого себя. Заметив, что русский остался в полном замешательстве, Трампер отступил на шаг и, сгорбившись, спрятал лицо в ладонях, наконец заплакав. Он всхлипывал так, будто этого никто не слышал, будто его никто, ни одна живая душа сейчас не видела. Пальцами он зарылся в волосы и крепко сжал у самых корней, склонив голову к груди и даже согнувшись почти напополам.
Анатолий не мог ничегошеньки сказать в ответ. Тот, кого он считал своей любовью (как старомодно), теперь потерял остатки логики и здравого смысла, которые были у него даже спустя годы после проигрыша на Чемпионате мира по шахматам. В очередной раз американец, сжимающийся в одну большую красную точку, пытался исчезнуть, заставить все свои проблемы и неуверенности замолчать, и не попадаться на глаза Сергиевскому. Однако, осознав бесполезность этой затеи, он наоборот расправился в полный рост, раздулся, как рыба фугу, и подготовился к очередному нападению. Анатолий же в ответ прикрыл глаза, мысленно закрывая все свои уязвимости железными щитами и цепями. Жаль, что Фредди и без этого знал, куда целиться.
— Политика тебя поглощает, Анатолий, а ты даже этого не замечаешь. Даже эта вечеринка — для чего она тебе нужна? Ты никогда не любил вечеринки богатеньких людей в ебучих пентхаусах.
— Ты не понимаешь, это необходимая мера. — Сергиевский искренне верил, что богатый сынок большой шишки из шахматной федерации сможет дать ему пару подсказок для следующей игры: как демотивировать очередного соперника, на что давить, в чём его слабости. Жаль, что хозяин пентхауса оказался полным дураком, ничего не смыслящим в искусстве шахмат. — Я всё же ещё чемпион мира, и мне важно сохранить титул.
— Титул или эго своё? — Огрызнулся Фредди в ответ. — Это же давно для тебя не игра на поле. Ты думаешь, я не вижу?! За дурака меня держишь? Тебе важнее сохранить чувство собственных значимости и достоинства, чем играть честно — даже если ты и уступаешь.
И Анатолий уступил. Он в растерянности сделал шаг назад, снова оглянувшись на вход в здание — шикарный клубный дом, от которого, кажется, даже исходил аромат дорогущего одеколона и цветов. По хорошему, нужно было вернуться и дипломатично извиниться за внезапную пропажу. По плохому, Фредди точно бы с ним не вернулся, чётко дав это понять. Возможно ли разорваться между дорогим человеком и работой? Сергиевский не мог ответить на это. Сам знал, что вёл себя эгоистично на протяжении последних… нет, не дней. Недель? Уже месяцев? Но так боялся за свою судьбу, за жизнь после потери буквально всего, ради чего он жил. Фредди не понять его! У мужчины что ни год, то новое увлечение или профессия — он никогда не стоял на месте, и это чудо, что его стабильной работой стала позиция секунданта Анатолия. Факт оставался фактом: Трампер совсем не такой, как он. Сергиевский ни за что не стал бы подаваться в политику без особой надобности (как сегодня, например). Ну не мог ли Фредди потерпеть хоть один вечер без скандалов?!
Американец точно проследил взгляд своего любимого, и от осознания, что тот раздумывает над возвращением начала кружиться голова. Конечно, он успел выпить, но всего один бокал. Это не алкоголь. Это, кажется, хрустнули под ногами разбившиеся слишком поздно розовые очки, теперь кажущиеся красными.
— Ну тогда давай, уходи отсюда! Давай! — из последних сил снова начал кричать Фредди, уже находясь в состоянии истерики, и отвернулся от Анатолия, — Перечеркни все эти годы и пиздуй ко всем чертям! — теперь он стал яростно размахивать руками, всем видом показывая, что трогать его никому не следует, — Я уверен, ты точно найдёшь себе отличный дом в другом городе или стране, подальше от меня. Так что вперёд, раз тебе так хочется, — Фредди колебался от отчаяния к решимости, от полушёпота к крикам и обвинениям, но больше не оборачиваясь к своему любимому. Невыносимо было чувствовать, как вместе с розовыми очками трескалось собственное сердце. Американец хотел его спрятать от Анатолия подальше, чтобы не дать довести начатое до конца — не получить очередной нож в грудь.
— Я никогда не стану таким, Фредди. Всё, что мне нужно — это одна-единственная ночь среди политиков, чтобы потом снова вернуться к шахматам. Первая и последняя, — процедил Сергиевский сквозь сжатые зубы, потянувшись рукой к чужой спине и получив за попытку хлопок по запястью.
— Одна ночь?! А сколько таких ночей было до этого? Будто меня совсем не слушаешь, — Фредди уже буквально выл от того, что такой чуткий в душе Анатолий, его любимый мужчина, которому он раньше без стеснения высказывал все свои самые глупые мысли теперь не мог понять ни единого его слова. Не сбавляя тон, уже хрипя от крика, американец замахнулся в последний раз, больше не контролируя поток слов: — Ты такой же, как все они! Такой же, как те, кто меня окружает! Такой же, как я! — Фредди срывался на истеричный крик. Он и так был ниже Сергиевского, но на этих фразах пригнулся ещё ниже, что, понятно, не мешало смотреть прямо в чужие глаза, такие холодные и бесстрастные, — А я надеялся, что нашёл в тебе что-то другое, — Трампер, наконец, ощутил полное разочарование, не дождавшись от партнёра никакой реакции, — что-то настоящее, а не…
Мужчина всхлипнул, обхватив себя руками, и, так и не договорив, медленным шагом направился вдоль по улице прямо под дождём. Рукой он пригладил волосы назад, так, как они были почти всегда на публике, и стёр пальцами потёкшую подводку с щёк. Он точно знал, что никто не пойдёт за ним следом. А он так и продолжит идти в темноту ночи, подальше от ебучего красного прожектора, застывшего над их головами, в темноту, роняя маленькие осколочки раскрошившегося сердца, которое дрожащие руки вряд ли бы удержали и так.
Анатолий молча смотрел вслед удаляющемуся красному пиджаку, постепенно теряя его из виду за стеной не такого уж и прозрачного дождя, но будучи не в силах сделать и шага ни в одну сторону.