éternité

      Разве может любящий человек сделать что-то против твоей воли? Может ли взять и наплевать на твои чувства с просьбами, а может даже мольбами? Может ли искренняя любовь быть самым настоящим насилием? Нет, не может, это либо любовь, где не должно быть места насилию, либо насилие, где нет ни капли того светлого чувства. Но порой надежда заставляет вновь и вновь закрывать глаза на ужасные вещи, которые нагло совершает очень близкий тебе человек. В тебе живëт вера, что он одумается, исправится и больше такого не повторится! Наверное, это самые лживые мысли относительного того, кто позволил себе хотя бы раз совершить такое зло. Эти поступки нельзя оправдать и простить. Но не все, к сожалению, это осознают.       Хатидже теперь прекрасно знает, что это такое — верить в человека до последнего. Верить в то, что он, чëрт возьми, больше не сделает ей больно, как морально, так и физически! Эта вера буквально чуть не убила султаншу, с каждым разом отнимая всë больше сил. Надежда из раза в раз затмевала собой страх, когда на теле снова появлялись свежие синяки и раны, которые ей было строго велено прятать и скрывать под одеждой. Госпоже очень сильно хотелось верить в чудо, когда по щекам катились солëные слëзы, в то время, как грубые руки Ибрагима резко сдëргивали очередное красивое платье, откидывая его куда-то в сторону. Но магии никогда не происходило, ни разу просьбы остановиться не бывали услышанными. Слова не решают проблем, которые происходили во дворце этих новобрачных. Но как взаимная любовь смогла превратиться в такое?.. Почему так произошло? На эти вопросы никогда уже не будет точных ответов. Можно предположить, что это чувство испытывала только сестра султана, а Паша просто очень хорошо играл нужную ему роль. Этот спектакль явно зашëл слишком далеко. Но что мешало Хатидже просто рассказать всë брату и покончить со всеми этими страданиями? На этот вопрос есть ответ. Сначала это были "любовь", надежда на лучшее и вера в чудо, потом всë это прошло, а вот насилие с угрозами остались. Появился неистовый страх, который мешал что-либо сказать. Так султанша и научилась молчать, а вместе с тем хорошо прятать следы побоев и заставлять себя терпеть.       Госпожа ходила по тонкому канату, где внизу еë поджидала манящая смерть, которая совсем перестала казаться девушке страшной и ужасной, даже наоборот, влекла за собой, подавая руку. Она дала бы кареглазой долгожданную свободу, которую сестра султана больше не видела с начала брака с великим визирем. Вслед за Хатидже над бездной ходила еë подруга Гюльфем, стараясь удержать юную девушку. Про следы от ужасных деяний на бледной коже сестры султана Хатун узнала первая из всех, но спустя очень долгое время после свадьбы двух "влюблëнных". Султанша достаточно долго держалась, не рассказывала про всë, что творилось за закрытыми дверями тех покоев даже зеленоглазой.       Султанша всегда путалась в своих чувствах. Хотя, правильнее будет сказать, еë путали. Все эти глупые законы, правила и нормы не давали сестре султана возможности признать свою настоящую любовь. Хатидже всегда любила Гюльфем, но не как подругу. По-другому... Ей хотелось осторожно касаться губ Хатун, чувствовать еë прикосновения на себе, быть как можно ближе. Но ведь так не бывает, так нельзя. Люди так не любят, почему это случилось? Госпожа часто тихо плакала и думала, почему же именно ей достались такие чувства, на которые ответа ждать не стоит.       Султанша нашла своë спасение в самовнушении. Девушка очень хотела избавиться от любви, которая мучала еë. Если это невозможно принять, значит можно попробовать убежать. Сделать что угодно, только чтобы больше не испытывать горечи на душе! Именно такой дорогой кареглазая и пришла к "влюблëнности" в Ибрагима, а после и к браку с ним. А потом всë хуже и хуже. Забыть свои истинные чувства не получалось. Даже если Хатидже пыталась не думать о Гюльфем днëм, ночью она всë равно видела сны с присутствием Хатун. Во время отвратительных ночей с Пашой, госпожа закрывала глаза и представляла, как зеленоглазая с нежностью еë обнимает, забирая ужасную боль.       Один раз, пребывая во дворце брата, султанша, как всегда, под вечер заглянула в покои к Гюльфем, чтобы хоть недолго побыть рядом с ней. Это место было полностью пропитано безопасностью, пониманием и поддержкой. Там всегда очень хорошо. Девушки что-то активно обсуждали, пока Хатун вдруг резко не замолчала, начиная внимательно вглядываться в синяк на запястье сестры султана, который оказался не прикрыт длинным рукавом платья. — Хатидже, откуда это? — в недоумении спросила зеленоглазая, указывая взглядом на часть руки, которую госпожа сразу попыталась незаметно прикрыть тканью своего наряда, — Отодвинь рукав, — обеспокоенно попросила девушка, продвигаясь ближе. — Ничего там нет, не надо, — начала тараторить султанша, стараясь выдернуть конечность из пальцев Гюльфем, которая уже начала приподнимать рукав выше. — Да у тебя вся рука в кровоподтëках.. Это Ибрагим сделал?! Надо срочно рассказать повелителю, — говорила Хатун, стараясь не кричать, чтобы никто не решил их побеспокоить в такой момент. — Не надо никому об этом говорить! Пожалуйста, не надо! — умоляла сестра султана, уже не контролируя слëзы, которые начали скатываться по щекам и оставляли мокрые следы от капель на платье. Она пыталась отвернуть голову в другую сторону, хотя зеленоглазая уже всë заметила. — Тише, тише. Хатидже, дорогая, посмотри на меня. Тебе больше никто не сделает больно, слышишь? Ты в безопасности, — нежно говорила Гюльфем, осторожно поглаживая места с синяками на запястьях госпожи. Движения были настолько невесомыми, что от них нельзя было испытать неприятные ощущения. — Мне страшно, он делал очень больно... Я не хочу.. — почти шептала султанша, всхлипывая и всë так же не поворачиваясь к девушке рядом. Перед глазами всплывали воспоминания об избиениях, унижениях и тех кошмарных ночах. Хотелось стереть это из памяти и желательно навсегда. — Такого больше не будет в твоей жизни, обещаю. Я буду рядом с тобой, а его казнят за такие деяния. Хочешь, пойдëм приляжем? — ласково предложила Хатун, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони сестры султана. Зеленоглазая горела желанием быть как можно ближе к Хатидже, сделать так, чтобы больше не было страшно. Получив кивок на своë предложение, Гюльфем почти сразу поднялась с тахты и, сказав что-то в роде "Давай помогу", протянула руку девушке. Госпожа робко повернула к ней голову, которая всë это время была обращена куда-то в сторону, и, посмотрев с некой надеждой, а может даже долей наивности, взялась за предложенную ладонь. Они вместе не торопясь дошли до просторной кровати. При таких встречах девушки всегда просили слуг оставить их наедине, поэтому сейчас была возможность делать что угодно, не вызывая при этом никаких подозрений и недоумений. Хатун залезла на мягкую поверхность и, приподнявшись на коленях, потянула за собой султаншу, которая была совершенно не против. После объятия, которое продлилось совсем недолго, они прилегли на мягкие подушки, поворачиваясь друг к другу лицом. — Можно я останусь тут, с тобой, — сестра султана нерешительно придвинулась к зеленоглазой, утыкаясь своим носом в шею девушке и вдыхая до боли родной аромат. — Конечно, можно. Хатидже, только пообещай мне, что завтра ты обо всëм расскажешь повелителю, ладно? — Гюльфем осторожно приобняла госпожу за талию и начала делать поглаживающие движения. — Хорошо, я обещаю... — послышался приглушëнный голос султанши, страхи которой начали потихоньку отступать, освобождая место небольшой уверенности. Она рядом, а значит всë будет хорошо. — Ты молодец, всë обязательно получится, я верю в это. Все эти кошмары останутся в прошлом, вот увидишь, — с нежностью в голосе говорила Хатун, не отпуская сестру султана. Для зеленоглазой девушка была большой ценностью, с которой нельзя обращаться как попало. Она была даже чем-то большее, чем ценность. — Я люблю тебя, — неожиданно для обстоятельств вырвалось из уст Хатидже, которая немного отстранилась, чтобы заглянуть в глаза Гюльфем. Казалось, что мир может обрушиться в сию же минуту. — Я тебя тоже, — это звучало без всякого удивления и даже с долей какой-то обыденности. Словно это было чем-то обыкновенным, что произносят каждый день. Но в то же время в этой фразе было столько искренности и нежности — Нет, ты не поняла.. Я говорю сейчас про любовь не как к подруге, а как к... — начала тараторить госпожа, всë же подумав, что Хатун неправильно восприняла сказанные слова. Предложение не было закончено, ведь девушка, которая лежала совсем рядом решила поставить точку посередине, не давая закончить мысль. Этой точкой был поцелуй. Зеленоглазая осторожно накрыла губы волнующейся султанши своими. Это было совсем не так, как с Ибрагимом. Не было мерзкого ощущения, которое застывало где-то в горле, не хотелось вскочить и убежать как можно дальше, закрываясь от страха руками. Сестра султана робко ответила на чувственный поцелуй, прикрывая от удовольствия и некой неловкости глаза. По телу расплывалось незнакомое тепло, которое ранее не появлялось в жизни Хатидже. Гюльфем поднесла вторую руку к щеке госпожи, которая была покрасневшая от нахлынувшего румянца.       В самый неподходящий момент у султанши всплыли воспоминания того, что происходило в той страшной спальне с Пашой после поцелуев. В голове начали появляться и отрывки дальнейших отвратительных действий, которые мужчина безжалостно вытворял с девушкой, которая вся в слезах умоляла остановиться. Он никогда не останавливался...       Сестра султана резко распахнула глаза, медленно отстраняя лицо от недоумевающей Хатун. Разумеется, Хатидже прекрасно знала, что зеленоглазая никогда не причинит ей вреда. Но еë до жути пугал факт того, что прямо сейчас им, по всей видимости, придëтся "заняться любовью". Госпожа никогда не понимала, почему это называется именно так, если от этого испытываешь только страх и боль. В жизни султанши было только так, она даже не догадывалась, что может быть по-другому. — Всë в порядке? — обеспокоенно спросила Гюльфем, не понимающая, из-за чего возникла такая реакция. Девушка предположила, что сестра султана просто была не готова к такому неожиданному поцелую. — Да, просто... Просто... Мы можем не делать того, что обычно происходит между мужчиной и женщиной в такие моменты после поцелуя?... — кареглазая выглядела крайне растерянной и в некоторой мере напуганной. Она переживала, что Хатун может не понять — Хатидже, милая, конечно мы можем этого не делать, если ты не хочешь. Мне достаточно просто быть с тобой рядом, касаться твоих губ, обнимать. Я ни в коем случае не буду от этого любить тебя меньше, — ласково произнесла зеленоглазая, а на еë лице появляется тëплая улыбка, которая заставляет расслабиться и успокоиться, отпуская неприятные воспоминаниям. — Просто с Ибрагимом мне всегда было так больно, страшно и мерзко, когда это происходило между нами. Я не могла ничего сделать... Он меня просто не слышал... — голос госпожи начал подрагивать, а взгляд опустился куда-то вниз. — Родная, даже если это и произошло бы между нами, я была бы крайне осторожной. Я ни в коем случае не хочу причинить тебе боль. Я бы остановилась моментально при первой твоей просьбе. Если вдруг ты этого захочешь, мы сможем об этом поговорить, — Гюльфем осторожно коснулась губами лба султанши и покрепче обняла, прижимая еë к себе.

***

      Сестра султана сидела на тахте в своих просторных покоях, держа в руках незаконченную вышивку. Прошло уже почти два месяца с того разговора с Хатун. Хатидже не соврала, когда давала обещание рассказать всю правду повелителю. На следующий день она действительно пошла к брату и раскрыла все ужасные секреты, скрывающиеся от чужих глаз в том дворце. Как предсказывала зеленоглазая, Ибрагима без раздумий лишили всех титулов и приговорили к смертной казни за такие жестокие деяния. Вскоре госпожа изъявила желание вернуться в свой дворец, но не в одиночку, а с Гюльфем. Получив заветное разрешение, девушки достаточно быстро собрали все нужные им вещи и покинули Топкапы.       Некоторое время после переезда султаншу достаточно часто преследовали страшные воспоминания при виде знакомых комнат. Хатун всегда вовремя оказывалась с сестрой султана, помогая ей почувствовать себя в безопасности и успокоиться.       В последнее время Хатидже всë чаще начала ощущать странное чувство внизу живота, когда зеленоглазая начинала покрывать еë лицо нежными поцелуями, касалась пальцами шеи и вообще просто была рядом. Госпожу начали всë чаще посещать мысли, что ей хотелось бы большей близости с Гюльфем, чем было на тот момент. Но при этом султанша всë равно достаточно сильно переживала из-за того, как это всë будет и вообще, как сказать об этом Хатун.       Из раздумий сестру султана вытащил короткий стук в дверь и появившаяся на пороге зеленоглазая — Можно зайти? — с тëплой улыбкой спросила разрешения Гюльфем, уже догадываясь, что ответ будет положительный. — Да, конечно, — спокойным тоном проговорила девушка, ещë не до конца вернувшаяся из своих мыслей, которые не давали ей покоя — Хатидже, у тебя всë хорошо? Ничего не случилось? — подойдя к госпоже и присев рядом, обеспокоенно поинтересовалась Хатун. Она предположила, что султаншу снова преследуют воспоминания из прошлого. — Всë в порядке, просто... — сестра султана резко остановилась, не зная, как закончить предложение. Она пыталась подобрать слова для объяснения, но ничего толкового не получалось, — Я не знаю, как это сказать, — девушка начала заметно нервничать, опуская взгляд в пол. — Милая, не переживай. Если не готова к этому сейчас, то мы можем поговорить потом, — зеленоглазая придвинулась к Хатидже и осторожно обняла еë, невесомо касаясь губами виска. Госпожа ничего не ответила, а лишь сильнее прижалась к Гюльфем, обвивая еë талию руками. Хатун хотела коснуться губами лба султанши, но та приподняла голову, и девушки вместе слились в нежном поцелуе. Не отрываясь, кареглазая обхватила щëки своей любимой холодными ладонями. По коже Гюльфем разбежались тысячи мелких мурашек, переходящих на разные части тела. Сестра султана становилась смелее и понемногу углубляла и без того очень чувственный поцелуй. Хатун была несказанно рада такому маленькому шагу и переместила свои руки с талии на спину девушки, придвигая еë к себе. Хатидже начала чувствовать то самое ощущение внизу живота, которое разгоралось всë сильнее с каждой секундой и с каждым касанием. — Я хочу этого... — оторвавшись от губ зеленоглазой и стараясь отдышаться после такого поцелуя, прошепала госпожа. — Ты точно в этом уверена? — мягко задала вопрос Гюльфем, смотря на девушку взглядом, наполненным нежностью. Ей не хотелось, чтобы султанша потом пожалела о случившемся. Хатун не желала случайно напугать любимую, которая может оказаться неготовой к такой близости. — Да, я точно этого хочу. Всë ведь будет хорошо?.. — в глазах сестры султана читалась искренняя надежда на правильность этого выбора — Конечно будет. Я обещаю быть очень аккуратной. А ты пообещай, что скажешь мне, если будет неприятно, — с уверенностью произнесла зеленоглазая, слегка сжимая руки Хатидже в своих ладонях в знак поддержки, — Думаю, нам стоит переместиться на кровать, — ласково добавила Гюльфем. Девушки встали с тахты и, не торопясь, дошли до нужного им места. Хатун слегка надавила на плечи госпожи и усадила еë на мягкую поверхность, а сама присела на еë колени. На щеках султанши появился розовый румянец, выдающий лëгкое смущение. — Ты такая красивая, самая красивая в этом мире, — с нежностью сказала зеленоглазая и медленно наклонилась к губам сестры султана. Хатидже осторожно подалась вперëд, соединяясь с Гюльфем в сладостном поцелуе. Госпожа обвила руками тело девушки, желая сильнее к ней приблизиться. Хатун в свою очередь запустила пальцы в роскошные длинные каштановые волосы своей любимой. В покоях воцарилась очень нежная и спокойная атмосфера, которой ничего не мешало. В воздухе витал запах горящих свечей и вкуснопахнущих цветов. Зеленоглазая перешла нежными поцелуями на шею, чем вызвала тихий стон из уст султанши. Гюльфем крайне осторожно и мягко касалась губами кожи, не оставляя на ней никаких следов. Сестра султана наклонилась назад, полностью ложась на покрывало. Девушки вместе отодвинулись подальше от края кровати, чтобы было удобней продолжать. Хатун начала постепенно расстëгивать пуговицы на платье Хатидже, открывая больше места для поцелуев и касаний. Полностью избавив госпожу от одежды, зеленоглазая хотела продолжить, но та еë остановила. — А ты можешь тоже снять своë платье?.. — тихо спросила султанша, боясь, что эта просьба может что-нибудь испортить. — Милая, ты даже можешь сделать это сама, — ласково ответила Гюльфем, аккуратно беря руки сестры султана в свои ладони и кладя их на пуговицы своего наряда. Хатидже, тепло улыбаясь, начала освобождать любимую от одежды и касаться губами открытых частей кожи. Вскоре и платье Хатун оказалось там же, где и одеяние госпожи. Зеленоглазая нависла над султаншей, покрывая чувственными поцелуями грудь небольшого размера. Она посасывала выступающие соски, вызывая тем самым резкие вдохи со стороны сестры султана. Хатидже запрокидывала голову назад, слегка приподнималась и опускалась обратно на простыни, чувствуя удовольствие, которого никогда до этого не испытывала. Эти новые ощущения были волшебны. Гюльфем перешла нежными поцелуями на низ живота госпожи, не пропуская ни одного сантиметра бледной кожи. Внутри у султанши всë пылало так, будто там разожгли гигантский костëр, который не потухал, а лишь разгорался сильнее. Хатун осторожно раздвинула ноги любимой и, оставив пару поцелуев на внутренней стороне бёдра, прильнула губами к клитору. Сестра султана резко выгнулась в спине и издала протяжный стон, просящий о продолжении. Зеленоглазая начала двигать языком по влажным складкам, заставляя Хатидже буквально трястись в своих руках. Госпожа начала хныкать и сильней извиваться, желая получить большего. Гюльфем, разумеется, это понимала и поэтому, не заставляя султаншу ждать, с осторожностью вошла в неë двумя пальцами. С уст девушки сорвался стон, немного отличающийся от остальных. Он заставил Хатун подумать, что она причинила любимой боль. Зеленоглазая поспешила убрать свою руку, но еë остановила ладонь сестры султана. — Всë хорошо. Пожалуйста, продолжай, — стараясь схватить как можно больше воздуха и приподнимая голову, проговорила Хатидже. Гюльфем последовала просьбе и начала осторожно набирать темп, сводя девушку под ней с ума. Госпожа смяла всë покрывало, пока металась по кровати от переизбытка чувств. Когда султанша была совсем близка к долгожданной разрядке, Хатун надавила большим пальцем на еë клитор. Сестре султана показалось, что на мгновение она просто потеряла сознание. Никогда ничего даже близко похожего на это госпожа не испытывала. Такое чувство, словно она попала в рай. Хотя, на самом деле так и было. Гюльфем стала для неë самым настоящим раем на земле. Большего и желать нельзя.       Султанша восстанавливала дыхание, когда к ней приблизилась Хатун и обняла, утыкаясь в изгиб шеи. — Ты прекрасна. Самое лучшее, что со мной случилось в этой жизни - это ты. Я люблю тебя, моя милая Хатидже, — шептала зеленоглазая, обдавая кожу девушки горячим дыханием. — Я бы не смогла жить без тебя... Я люблю тебя... — поворачиваясь к Гюльфем и обнимая еë в ответ, мягко проговорила сестра султана. — А сейчас не хочешь рассказать, что тебя так сегодня мучило, — накрывая их обеих смятым, но тëплым покрывалом и улыбаясь своей тëплой улыбкой, спросила Хатун. — Я боялась сказать, что в последнее время, когда я нахожусь с тобой, у меня появляются новые чувства и ощущения. Мне хватало одной мысли о тебе, чтоб их испытать, — султанша залилась румянцем, пряча половину лица в подушку. Ей до сих пор было неловко говорить о таких вещах. — Родная, тут нет ничего стыдного. Ты всегда можешь рассказать мне о любых чувствах, какими бы они не были, если захочешь, — мягко ответила девушка, проводя пальцами по пылающей щеке госпожи. — Знаешь, за такую любовь люди попадают в ад. В моей жизни было столько страданий и зла, что это вполне сойдëт за мою личную преисподнюю. А потом в этом мраке появилась ты... Может и муки после смерти мне покажутся ничтожными, если мы будем вместе, — начала негромко рассуждать Хатидже, задумчиво смотря в глаза своей возлюбленной. — Может потусторонний мир вообще не делиться на хорошее и плохое. Кто знает, может там каждого человека ждëт своя особенная вечность. И если это так, то у нас с тобой в запасе ещë очень много времени... Вечность...