Пока не упадет башня

      Он никогда бы не подумал, что может стать объектом внимания для кого-то как… Керри. Керри кажется звездой с неба, которую Ви удалось достать в самый неожиданный момент — он умирает, ищет способ выжить и тут на него сваливается метеорит Евродин и расхуячивает по земле к ебаной матери. Статус, понятия, все это очень говорящие вещи для тех, кто вырос на улице — ты не можешь просто взять и подойти к главарю какой-нибудь банды. В лучшем случае, тебя просто вышвырнут, пизданув под жопу, в худшем — покажут тебе твое место в этом ебаном городе. Кто ты, что ты и чего на самом деле стоишь.       Керри оказался другим, Керри пизданул его рукоятью пистолета по лицу, а через неделю трахнул на собственной яхте. Смотрел загадочным взглядом, тонко улыбался, щуря дымчатые глаза — Ви откровенно балдел, сглатывал слюну и не старался скрыть смущенной улыбки, отводя взгляд. Не мальчик, знает, как делаются такие дела и что после секса вы либо разбегаетесь, либо претендуете на создание чего-то большего, общего и ценного, чем трах на один вечер. А потому и вопрос Керри о том, может ли между ними что-то получиться в дальнейшем, был для него несколько неожиданным. Кто Ви и кто Керри? Мелкий вор из «Посмертия» и легендарная рок-звезда. В какой момент, на столе Мисти вместо привычных Силы, Императора и Мира появились Солнце, Отшельник и Суд, а ее взгляд с взволнованного сменился на понимающий, такой теплый, что ему было неловко стоять посреди ее магазинчика и задавать вопросы о будущем своих отношений? Шут и Сила — произнесла она мягким, почти снисходительным тоном, выкладывая на стол две карты. Ви ничего в этом не смыслил, улавливал лишь знакомые названия… как их там? Арканов? И, в общем-то, мог судить о них только со слов Мисти.       — Его карта, — сказала она тогда, не переставая улыбаться. — Решительный, отважный человек, готовый пойти на невозможные свершения ради тебя.       Ви не пытался сдержать ответной улыбки, под этим радостным взглядом. Срань господня — это правда. Керри готов заставить весь мир срать через рот, если Ви об этом попросит; Керри напишет самый убогий попсовый альбом, что взорвет все чарты; Керри самолично вытащит его с того света, выдернув его душу из нулей и единиц, если это потребуется; Керри разобьётся в сраную лепешку ради него, расхуячит еще двадцать яхт своих менеджеров и покажет миру хуй, если хоть одна корпоратская мразь посмотрит на него косым взглядом. Он беспомощно пожимает плечами, никак не комментируя — трудно было поверить, что такой человек как Керри, был готов пожертвовать всем что имеет ради него.       — Возможно, раньше, эта сила скрывалась в нем, но ты помог ей пробудиться, вылезти наружу — кем бы ни был тот, о ком ты спрашиваешь, сейчас это уже не тот человек, с кем ты был знаком в начале вашего пути.       И он не мог не согласиться. Раньше, когда их отношения только обрели свой статус, Керри сделал бы то, что мог сделать в конкретный момент — он бы не бросил все свои силы, не вывернулся бы наизнанку и не стал бы играть в ебнутого из-за какого-то парня, что вытащил из башки биочип. Он бы сказал, что ему жаль, предложил накатить и не стал бы вдаваться в проблему. Керри, который теперь просыпается с ним по утрам, отличался от предыдущего тем, что был готов сдохнуть за Ви. Тот Керри ему симпатизировал, этот — любил. Отчаянно, сильно и искренне, цепляясь за каждую секунду проведенного с ним времени.       И больно видеть изогнутые в страдании брови Мисти, когда она вытаскиваю карту Башни, положив ее на середину стола.       — Это… — он тогда на секунду услышал, как она теряется, с какой стремительностью радость в ее глазах сменилась ужасом и страхом. — Ты до сих пор не нашел, как решить эту проблему? Ви…       Вряд ли ей был нужен его ответ. Вряд ли она хотела знать, что он доживает свои последние месяцы, превратившись из наемной шавки в босса Посмертия. Легенды умирают молодыми — так однажды сказал Джонни, прежде чем оставить пустоту в башке и сердце после себя. После своей смерти, Ви оставит друзей с разбитым сердцем, пару данных на чипе и его имя будет звучать лишь за барной стойкой, когда кто-то закажет выпивку. А потом он растворится в Найт-Сити кучей слухов и сплетен, которые никогда не дойдут до его ушей. Ебанина, конечно, не о такой славе он мечтал.       Иногда, лежа с Керри в одной постели, он задумывается о том, как сильно не хочет все это терять. Раньше его пугал факт собственной смерти — факт того, что он так много не успел, не достиг своей мечты и цели, надеясь лишь на то, чтобы не окочуриться на следующее утро. Тогда у него были шансы, возможности, чтобы избежать такого исхода, теперь пришло лишь смирение и боль за то, что шести месяцев недостаточно, чтобы напитать себя полным комплектом положительных эмоций — Керри вставал среди ночи, смотрел на него долгим измотанным взглядом и шел на кухню, чтобы налить им обоим выпить. Никакого легкомыслия, спуска или игнорирования проблемы, просто говорить о тяжелом гораздо легче, когда зелёная оливка болтается в глубине бокала, а запах родного тела забивается в ноздри. Легче, когда он может просто дышать им, водить пальцами по его ладони и чувствовать, как крепко сжимают его руку, не давая утонуть в собственном отчаянии.       Апатия, которая лечится чужим сумасшествием; пустота, которая заполняется чужим телом и чувствами; смирение, которое можно только разделить на двоих.       — Вот смотрю я на тебя, — говорил ему Керри, поглаживая большим пальцем тыльную сторону его ладони. За окном ночь, дождь хуярит по терассе, а они лежат голые и грязные посреди смятых простынях. — И не представляю, что буду делать, когда все это закончится.       — Будешь двигаться дальше.       — Не в этот раз, Ви.       Он знает, что Керри не пытается вызвать в нем чувства вины или сожаления, просто ему тоже хуево. Тоже трудно пережевать этот кусок говна и проглотить, не вырыгав наружу все       кишки.       Ему бы хотелось лежать вот так целую вечность, в иллюзии счастья, в иллюзии Солнца, которое выпало на стол в Эзотерики Мисти. Просто лежать, держать Керри за руку и не задумываться о том, что все это не навсегда.       Он проводит носом по чужому влажному плечу и надеется, что после смерти останется хотя бы его запах, хотя бы часть воспоминаний его душа, — или что там есть на самом деле — впитает в себя. И он будет находиться в своем небытие именно в этом моменте, с онемевшими от поцелуев губами, с расцелованой шеей и эфемерным ощущением счастья. Вспоминается разговор с тем парнем из Облаков, как он сказал, что после смерти, он останется жить в памяти своих друзей и что смерть это еще не конец, наверняка есть нечто, что их ждет впереди… Легко думать об этом, когда не ты будешь свидетелем смерти своего близкого человека.       Язык не поворачивается, чтобы сказать Керри о том, как сильно он его любит. Скажет — сделает еще больнее в будущем, не скажет — оставит недосказанность, непонимание, страх, что не успел. Потому и говорит. Тихо, шепотом, едва слышно, так, что при желании Керри вполне мог бы не расслышать, списав все на шум дождя за окном.       Но Керри слышит.       И обнимает его так крепко, притянув к себе за плечо, что Ви остается только дышать в его шею, обхватив поперек спины. Их ноги переплетены, их судьбы переплетены, их души — тоже переплетены.       — Ебаный же пиздец, Ви… — он чувствует холод колец на своем затылке, холод неприкрытого страха в его голосе и это самое ужасное чувство из всех, когда либо им испытанных. — Я никогда не смогу это принять.       Просыпаться, разрываться от ебаного кашля и харкать кровью под ноги в душе — его типичное утро. Закатывать глаза от адской боли, которая простреливает голову и сердце, дышать как загнанная скотина, согнувшись над полом и надеяться, что Керри не услышит, что Керри ебется в уши и не замечает, как его каждое утро выворачивает кровавой блевотой над сортиром. Таблетки не помогают, лошадиная доза обезболивающего по вене — тоже, и даже сраный инжектор, призванный хотя бы на пару секунд облегчить состояние — тоже. Он просто боится, что однажды Керри найдет его без сознания в ванной: его еблище будет залито кровью из носа, руки исколоты, как у торча, а на ногах тошнилово из желчи, таблеток и крови. Такой уж, блять, набор «легенды Найт-Сити». Самое хуевое, когда он даже не может встать — такое бывает нечасто, можно даже сказать, редко. Но ощущения — полное дерьмо. Пускать кровавые сопли в подушку, расфокусированным взглядом смотреть на взволнованного Керри и не понимать и слова из того, что он говорит. В такие моменты Керри клал на его мнение жирный хуй и вызывал Травму — его обкалывали адреноблокаторами и еще какой-то дорогущей хуйней, предлагали госпитализацию и разводили руками. Ну да, хули они могут сделать, если полуобморочный пациент угрожает им пушкой и отказывается от стационарного лечения. Да, в общем-то, нихуя он и не могли. Они могли либо ускорить его смерть, либо продлить его существование на пару дней, не более того.       Засыпать, под тихий шепот или музыку струн гитары с первого этажа — ненавязчивый рифф, который преследовал его с того дня на яхте. Лучше всяких обезболивающих, блокаторов и всей прочей ебанины, которая все равно не помогает. Музыка Керри не лечила, но она делала то, что не могли ни люди, ни лекарства — вселяла в него чувство спокойствия, помогала отпустить момент и сосредоточиться на чем-то простом и бессмысленном. Его внутренние раны покрывались тонким слоем мази и это на время заглушало боль, он мог думать о том, что однажды поднимет свою жопу с этой постели, устроит им бомбическое свидание и сделает хоть что-то, чтобы нормально отблагодарить Керри за все, что он для него делает.       Керри в ответ на это просто обнимает его, дышит в висок и просит беречь себя, не уходить раньше положенного. И он может только поклясться, что сделает все, чтобы так оно и было.       Полное успокоение приходит со временем. Он, бля, наконец-то чувствует подобие радости от каких-то мелочей, не проживает каждый день в ожидании конца и просто наслаждается тем, что имеет сейчас. Керри выцеловывает его руки после какой-то идиотской драки, хриплым голосом сообщает, что Ви — дебил и предлагает на время свалить из города. Куда угодно, в любую жопу мира, но только на время, просто чтобы привести мозги в порядок. Одинокий уголок недалеко от Найт-Сити — самое то. И дышится тут, сука, гораздо легче. Он даже меньше харкает кровью, только сердце барахлит время от времени, а в остальном ништяк.       Стонать над Керри или под — разницы никакой, но от взгляда, посылаемого в его сторону, хочется зажиматься на каждом углу, на каждой поверхности и вертикали, царапать узкую спину под пальцами и просто ни в чем себе не отказывать, погружаясь в это безумие с головой. Слушать, как Керри дрочит гитару, пьяным взглядом скользить по татуированным рукам и тянутся к нему телом, мозгами, мертвой душой — все это сваливается на него таким скопищем эмоций, что в какой-то момент он не чувствует того самого опустошения, что преследовало его все эти месяцы; жрать томаты из банки, вести себя как животное, размазывая виски вперемешку с соком по чужим губам, наседать, наваливаться, облеплять собой целиком и полностью. Ви никогда не был так влюблен и не верил, что такое сумасшествие может быть взаимным.       — Бо-оже, — Керри тянет гласные, смотрит на него с другого конца скамьи, подняв темные очки. Ви перед ним — мечта любого пидора. В этой водолазке с закатанными рукавами, обтягивающих штанах и с бронзовыми авиторами на глазах. — Красивый, блять, просто пиздец.       — Ну и комплимент, Кер, — усмехается он.       — Зато честный. Счастье тебе к лицу, детка.       И Ви не знает, от бухла его щеки горят или от этого тупого флирта, но недовольным он себя не чувствует точно.       — Слушай, Ви…       — М-м? — он лениво моргает, посасывая пиво из бутылки. — Че такое?       — Ты же в курсе, что я тебя люблю, а?       — Ну, я догадывался.       — Ну и отлично.       Ви удивленно поднимает брови, но никак этого не комментирует. Ептыть, Керри Евродин впервые признался ему в любви, спустя четыре сраных месяца. Победа мирового масштаба, не иначе.       — Я тебя тоже, Кер.       — Ну, блять, не «тоже», а «тоже люблю».       — А какая разница? Суть одна и та же.       — Нихуя, «тоже» — звучит на отъебись.       — Ну хорошо, я тебя тоже люблю. Так лучше?       — Да. Иди сюда…       И все же это дохуя романтично — сидеть с пивом, с любимым парнем и пялить в закат. Чувствовать, что он готов умереть прямо сейчас, вот так — счастливым и влюбленным, и ни о чем не жалея. Может, смерть однажды и настигнет его именно в такой момент? Это будет внезапно, как выстрел в затылок и он даже ничего не поймет.       Если его ждет именно такая кончина, то он к ней готов.