Коротко о том, что случилось по вине Джеймса Поттера

— Лунатик, —позвал Сириус, дрыгаясь в безуспешной попытке пошевелить ногами. — Лунатик, кажется, я застрял. Ремус считал, что во всём виновата Эванс. А ещё Джеймс — потому что изначально подпустил её к дурацкой омеле. Лили не только заколдовала омелу, чтобы та парила в воздухе, как ей вздумается, но к тому же сделала так, чтобы эта штука оставалась невидимой до тех пор, пока вы не попадёте к ней в ловушку. Ремус уже целовался с Питером и Мэри Макдональд, и ещё пару раз он успел сцепиться по пустякам с Дэйви Гадженом. Однако данная ситуация просто убивала — потому что на сей раз речь шла о Сириусе. — Извини, — сказал Ремус, и его щеки запылали. — Это всё из-за омелы. — А что с ней? — Ты должен поцеловать меня, — объяснил Ремус. Медленно, потому что Сириус был уже довольно пьян. — О, точно, — радостно сказал Сириус. — С удовольствием. Он улыбнулся, как будто это было невероятно забавно, — и, должно быть, ему и правда так казалось. Он поцеловал Джеймса около двадцати минут назад, когда омела поймала их обоих за столом с закусками, и они устроили из этого просто грандиозное шоу, вздыхая и цепляясь друг за друга, падая и катаясь по полу, пока Эванс не пригрозила вылить им на головы ведро воды. — Ну давайте уже, что ли? — крикнул Питер, запустив в них скомканную салфетку. Его недовольство было вполне обосновано — нравилось это Ремусу или нет: если слишком долго тянуть, омела принималась визжать, прямо как маггловская сирена воздушной тревоги. — Иди сюда, — сказал Сириус, положив руку Ремусу на плечо. Сириус снова покачнулся, затем наклонился для поцелуя: он вышел тёплым, нежным и прекрасным — губы лишь медленно соприкоснулись, и большой палец Сириуса дотронулся до кожи над воротником Ремуса, а затем всё закончилось, и перед тем, как заорать, чтобы кто-нибудь принёс ему ещё выпить, Сириус тихо выдохнул Ремусу куда-то в подбородок. И Ремус даже не слишком-то стремился провалиться под землю — да ему ещё так в жизни не везло. Его лицо жутко горело, когда он посмотрел по сторонам, — но, казалось, никто не обращал на него никакого внимания. Кроме Джеймса, на лице которого явно блуждала довольная улыбка. * * * Ремус приподнялся навстречу Джеймсу, который возвышался над ним с тарелкой копченой рыбы и опасным блеском в глазах. — Чёрт возьми, — рявкнул Ремус, потирая лицо рукой. Было половина девятого — если это вообще имело хоть какое-то значение. Прошлой ночью Ремус выпил столько, что мог бы утопить тролля, а копченая рыба пахла просто отвратительно. — Ты что, спятил? — Не больше, чем обычно, — Джеймс оглядел постель Ремуса, затем взглянул на него, внезапно нахмурившись. — Где Сириус? — Не имею ни малейшего представления, — сказал Ремус, обращаясь больше к своей подушке. Затем, немного поразмыслив, он приподнялся и сел с недовольным ворчанием. — А с чего это он должен быть здесь? Джеймс сделал жест настолько откровенный, что у Макгонагалл бы волосы встали дыбом. — Нет, ты и впрямь спятил, — сказал Ремус, пинаясь ногой, пока наконец ему не удалось коснуться бедра Джеймса. Тот просто пожал плечами, его набитый копченой рыбой рот растянулся в улыбке — словно он знал что-то, чего не знал Ремус. Ремус перебрал в уме то немногое, что он помнил о прошлой ночи, но так и не обнаружил ничего необычного — всего лишь выпивка, еда, веселье и немного танцев — как только кто-то нашел по Радио что-то кроме Селестины Уорбек. Гаджен вырубился прямо на лестнице, и несколько человек стошнило на чихалку в горшке у ниши для портрета. Ещё было несколько поцелуев, но проделка Лили Эванс не имела к этому отношения. — Это как-то связано с омелой? — спросил Ремус, поморщившись, когда у него в голове начало тюкать. — Тут и обсуждать-то нечего, учитывая, что вы двое выкинули. — Мы же просто прикалывались. — Ну а мы просто пытались сбежать от гербологического эксперимента твоей подружки. — Он проводил тебя наверх, — сказал Джеймс, слизывая жир с пальцев. Это Ремус помнил довольно хорошо: Сириус стоял позади него, одной рукой придерживая его за локоть; другая, теплая и твердая, лежала на пояснице. Прежде чем уложить его в кровать, Сириус поцеловал его в лоб, но Ремус решил не придавать этому слишком большого значения. Вряд ли это что-то значило — тем более, что Сириус был пьяный в стельку. — Ну, в общем, он не остался. Ты что, не можешь его найти? — Очевидно, — Джеймс отправил в рот остатки копченой рыбы, затем поставил грязную тарелку на прикроватный столик Ремуса. — Если он снова появится голым в Большом зале, я убью его голыми руками. — Тебе придется занять очередь за Макгонагалл, — пробурчал Ремус. Он откинулся на подушки и прикрыл глаза рукой. — Ты в шкаф для одежды заглядывал? Бывает, после бурной ночи он превращается в собаку. Он клянется, что у Бродяги не бывает похмелья. Когда Джеймс уходил, Ремус перевернулся, натягивая одеяло на голову, — как раз в тот момент, когда скрипнули дверцы шкафа, и Джеймс бросил: — Вставай, придурок. С тебя шерсть сыпется на мой комплект для квиддича. * * * — Это правда, что Гаджен поимел Маккиннон прошлой ночью? — спросил Сириус, растянувшись поперек своей кровати. Перед ним в открытом виде лежал последний номер «Мартина Миггса», но, похоже, на самом деле он его даже не читал. — Прямо на долбаной лестнице? — Да, — сказал Джеймс. Питер громко фыркнул. — Не напоминай мне. Я бы уж как-нибудь смог прожить, не лицезрея хрен Гаджена перед сном. — Тебе ведь снились приятные сны? — поинтересовался Сириус. — Rictusempra, — ответил Питер, при этом даже не взмахнув палочкой. Сириус увернулся от него, перекатившись на пол; он издал короткий смешок, когда «Мартин Миггс» начал трепыхаться на кровати. Джеймс приподнялся с подушек, громоздящихся в изголовье его постели, со вздохом поправляя очки. — Я тут подумал… — Поосторожнее, — протянул Сириус. — Придурок, — Джеймс запустил Сириусу в голову старый и сильно потрепанный номер ежемесячника «Квиддич Мансли». — Я тут подумал, неплохо было бы сходить поужинать. Кто со мной? Лунатик? — Нет, спасибо, — сказал Ремус, поморщившись. У него побаливал живот — час назад он открыл коробку «Мышек-ледышек» и сам не заметил, как слопал целых двенадцать штук. — Питер? — Пожалуй, я не откажусь перекусить, — сказал Питер. Он соскользнул с кровати и последовал за Джеймсом к двери. — Ты идешь, Сириус? Сириус поднялся на ноги, мотая головой и отряхиваясь. — Я не хочу, — он превратился в Бродягу, затем тихо фыркнул — «уффф» — и запрыгнул на кровать Ремуса. Ремус подвинулся, чтобы освободить ему место, проигнорировав удивленный взгляд, которым Джеймс наградил его по дороге к двери. * * * — Это всё из-за тебя, — недовольно сказал Ремус, ткнув Джеймса в бок. Он вообще не особо жаловал чуланы для метел — что было весьма досадно, учитывая, как часто он в них оказывался, — но этот был особенно тесным и тёмным. А ещё там было ужасно грязно; Ремус был уверен, что у него в волосах застряла паутина. — Пожалуй, ты прав, — согласился Джеймс. — Не стоило посвящать Сириуса ни во что важное, — он прижался ближе к двери, толкнув Ремуса в бедро, когда оперся рукой о пыльную деревянную поверхность. — Хорошо хоть, что он красивый. Он явно не способен одновременно ходить и думать. — Вообще-то я не это имел ввиду. — Разве ты не считаешь Сириуса красивым? — Я имел ввиду, — быстро сказал Ремус, потому что как раз об этом — ни сейчас, ни когда-либо ещё — он не желал говорить, — что мы вообще не оказались бы в этом чертовом чулане, если бы тебе не взбрело в голову ни с того ни с сего подкинуть в подземелья драже-вонючки. Джеймс фыркнул себе под нос. — А разве для того, чтобы подкинуть в подземелья драже-вонючки нужен особый повод? — Да, но сейчас в школе каникулы, — Ремус как можно дальше постарался отодвинуться от свернутого гобелена, который издавал неприятный гул. — Половина Слизерина отправилась домой. — Из чего следует, что другая половина будет вонять в два раза сильнее. — Это не так работает. Джеймс снова фыркнул, затем наморщил нос, потирая его, будто он чесался от пыли. Так ему и надо. — Слушай, подвинься-ка. Ты мне прямо в затылок дышишь. — И куда ты хочешь, чтобы я пододвинулся? — спросил Ремус. Фактически, сейчас у него одна рука лежала на сломанной статуэтке гоблина, а ноги были зажаты между двумя коробками с хламом. — У меня и так ручка от швабры наполовину в заднице. Джеймс громко заржал — то ли из-за того, что у него до сих пор детство в одном месте играло, то ли из-за того, что ему слишком часто прилетало Бладжером по башке, — Ремус не хотел сейчас разбираться; его плечи затряслись так сильно, что Ремус впечатался в стопку прислоненных к стене портретов. За дверью послышался звук шаркающих шагов, который заставил Джеймса замолчать на целых три секунды, но затем он снова принялся за своё, хохоча так сильно, что хватал ртом воздух — при этом он ёрзал, толкая Ремуса локтем в бок и наступая на ноги, когда тот пытался отстраниться. — Что касается Сириуса, — начал Джеймс — его голос звучал одновременно задорно и хитро, но Ремус отмахнулся от него с тяжелым вздохом. — Отвали. — А ведь ты ему нравишься. Ремус снова вздохнул, потирая рукой пылающие щеки. — Это не смешно. — А я и не шучу. — О, за… открой дверь, Сохатый. Прошло тридцать минут. Филч, должно быть, уже свалил. — Лунатик, — сказал Джеймс, дергая Ремуса за рукав. Он склонил голову набок; у него на голове был полный бардак, и в желтоватом свете от палочки его лицо приобрело какой-то землистый оттенок. — Послушай, ты нравишься ему, а он нравится тебе. Я просто считаю, что вам двоим следует остаться наедине и… ну, ты понимаешь, — он сделал паузу и неопределённо махнул рукой, — делать то, что обычно делают двое парней, когда они нравятся друг другу. Беда с Джеймсом была в том, что он никогда не был серьёзен, за исключением тех случаев, когда он действительно был серьезен. — А я никогда и не говорил, что он мне нравится. — Это у тебя на лице написано, — убежденно сказал Джеймс. — Это написано на нём с тех пор, как… о, да я даже не знаю. Наверное, с пятого курса. Ремус чуть отстранился, прислонившись к первому портрету в ряду; человек на нём бесцеремонно откашлялся, и Ремус постучал по нему своей палочкой. — Я не хочу об этом говорить. — Хорошо, хорошо. Я же не… Дверь распахнулась с жалобным скрипом — да так резко, что Джеймс вылетел в коридор, перемахнув задницей через чайник. Он всё ещё держал Ремуса за рукав, поэтому заодно и его уволок за собой — да так, что уже было непонятно, где чьи руки, ноги и палочки; когда Ремус смог наконец разобраться что к чему, он обнаружил, что над ними, держа Карту в руках, с довольно озабоченным видом стоит Питер. — Я, эм… если вы тут уже закончили целоваться, нужно пойти помочь Сириусу с этими бешеными рыцарскими доспехами на третьем этаже. * * * Но хуже всего было то, что Ремусу действительно следовало бы догадаться. Хоть Джеймс уже два дня и не намекал на их разговор, это вовсе не значило, что он всё забыл. По правде говоря, чаще всего Джеймса следовало опасаться как раз тогда, когда он выглядел присмиревшим, — ведь это был верный знак, что в безрассудном комке глины, который он именовал мозгом, созревал какой-то план. Сириус исчез вскоре после ужина. Для Ремуса это должно было стать первой подсказкой — но он особо не заморачивался. Его просто доконали длинные каникулы, состоявшие сплошь из попоек, приколов и бессонных ночей, и сейчас он позволил себе бездумно наблюдать за Джеймсом и Питером, которые разругались в пух и прах по поводу правил игры «Плюй-камни», из-за каких-то пустяков, на которые им, по большому счёту, наверное, вообще было наплевать — разве что Питер был прав, потому что он был капитаном команды «Плюй-камней», а Джеймс был прав хотя бы уже потому, что был Джеймсом. Ремус ушёл из их спальни примерно через десять минут, так как дольше уже не мог выносить этот галдёж, и спустился на лестничную площадку пятого курса, где в стену было вделано сиденье у окна. Он не ожидал застать там Сириуса, который дремал с неестественно выгнутой шеей, прислонив голову к запотевшему стеклу. Какое-то мгновение он рассматривал Сириуса — его безупречный профиль, мягкие очертания припухлой нижней губы — затем повернулся с намерением уйти в общую комнату, но вздрогнул, когда Сириус поймал его за руку. — Прости, — тихо сказал Ремус. — Я не хотел тебя будить. Сириус скользнул рукой к запястью Ремуса, ощущая биение его пульса под своим большим пальцем. — Здесь ещё много места. — И сколько ты уже здесь сидишь? — Достаточно долго, чтобы у меня даже позвоночник скрутило. — Сириус немного приподнялся, разминая плечи и шею. — А я уже начал думать, что Джеймс меня разыгрывает. Ах, вот оно что. Ну кто бы сомневался. — Послушай, давай я просто… — Иди ко мне, — сказал Сириус, его рот растянулся в улыбке. Он крепче сжал запястье Ремуса и притянул его чуть ближе. — Сейчас я тебя поцелую. А потом, если ты всё ещё будешь злиться на Джеймса за то, что он мне всё рассказал, я отпущу тебя. И даже подержу его для тебя. У Ремуса вырвался нервный смешок, внутри у него всё сжалось, но Сириус наклонился прежде, чем тот успел отстраниться, ещё ближе притягивая Ремуса и другой рукой удерживая край его джемпера. Поцелуй вышел таким же нежным и тёплым, как тогда, под омелой — и даже намного лучше, потому что на сей раз дело было не в заклятии, и друзья на них не пялились. — Ну так что? — спросил Сириус, в то время как его губы блуждали по подбородку Ремуса. — Ты всё ещё хочешь убить Джеймса? Ремус обнял Сириуса за шею. — Чуть-чуть, но это может подождать. В данный момент я немного занят.