***
Гермиона ещё раз дёрнула дверную ручку. Закрыто. — Да твою ж! — прошипела она, отходя назад и упираясь задней стороной коленей в кровать. Малфоя не было уже слишком долго. Настолько, что её отнюдь не ненавидящая одиночество натура начала раздражаться. Гермиона уже тридцать раз обошла комнату по периметру, каждый раз не поленившись заглянуть в окна. Но там, к её превеликому сожалению, она наблюдала лишь часть сада и широкие зелёные поля. Грейнджер сама не понимала, что надеялась увидеть в окнах. Возможно, чьи-то фигуры? Или хоть какое-то движение, свидетельствовавшее о том, что её не бросили здесь одну. В этом огромном и ужасном месте, которое Малфой называл своим домом. Перспектива остаться в стенах мэнора один на один с собой Гермиону не прельщала. Попытавшись совладать с растущими раздражением и нервозностью, она плюхнулась на кровать, сразу утыкаясь лицом в раскрытые ладони. Она упёрла локти в бёдра, чуть поднимаясь на носочки. Несильно надавив на глаза прохладными пальцами, Гермиона вздохнула и повела ладони выше, зарываясь фалангами в корни густых волос. В комнате было жарко, оттого даже кожа головы потела. Гермиона вновь осмотрелась и тяжело выдохнула. Малфой бы не оставил её здесь одну надолго. Она ожидала это не потому, что мнила себе его заботу, а потому, что он до сих пор ей ничуть не доверял. Грейнджер фыркнула в ответ на эту мысль, откидываясь на спину и расставляя руки в стороны. Они безвольно приземлились на мягкий матрас, поднимая в воздух столп мелкой пыли. В голове закрутились воспоминания о совместном завтраке, о страхе, об ощущениях, которые теперь создали в её мозгу новую нейронную связь, что каждый раз теперь будет вызывать в Гермионе новую волну беспокойства, стоит ей оказаться в том месте. Проблема человеческой психики именно в этом и заключалась. Гермиона достаточно изучила этот вопрос ещё в начале войны, когда звук сирены, которую Люпин позаимствовал из магловского мира, начала вызывать в ней дикую тревожность всякий раз, стоило противному гудящему звуку вырваться из заточения небольшого конуса. Этот звук в большинстве случаев не означал прямую опасность, лишь предупреждал о пересечении барьера где-то далеко за пределами лагеря, но каждый раз Гермиону с ног до головы окутывало противное ощущение, что так норовило мутировать в липкий страх. Прогоняя от себя подобное, Грейнджер училась. Тренировала собственную нервную систему тщательнее фильтровать всё, что происходило вокруг. Ей пришлось изучить от корки до корки не один том по психологии, чтобы хотя бы попытаться совладать с собственным мозгом, творившим с её телом и сознанием ещё более страшные вещи, чем те, что буквально происходили на поле боя. Каким бы ужасно неправильным ни было это сравнение. Гермиона видела, что происходит на «нуле» — так они называли условную линию столкновения Ордена и Пожирателей Смерти. Ноль. Складывалось впечатление, будто для многих это было точкой отсчёта. Вперёд или назад. Жизнь или смерть. Она на себе прочувствовала весь тот ужас. Липкую тёплую кровь, стекающую с виска из-за пролетевшего рядом слишком сильного тёмного заклятия. Или ощущение конца, когда палочка Пожирателя утыкается прямо в лоб, норовя сбросить с себя Аваду. Ноль. Этот ноль ощущался снаружи и внутри острыми копьями в равной степени, как и тёплой белой подушкой, которую с такой заботой кладут на дно гроба. Но даже это не шло вровень с тем, что творило воспалённое, измождённое сознание. На поле боя ты знаешь, что делать. Знаешь, в кого целиться и какое заклятье произнести, чтобы не попрощаться с жизнью самому. Но оставшись наедине с собой и теми мыслями, которые норовят сожрать всё живое внутри, ты теряешься. Теряешься, ведь единственным выходом в этой, казалось бы, безвыходной ситуации остаётся лишь приложить палочку к собственному виску. Это выматывало и убивало морально похлеще смертельного проклятья, сорвавшегося с палочки безымянного Пожирателя. Гермиона училась противостоять этому. И учится до сих пор. Справляться с мыслями. Со страхом. Как бы искусно мозг ни преподносил подобное смертельное блюдо слишком изголодавшемуся организму, который привык жить на пороховой бочке. Привык каждое обстоятельство воспринимать как прямую угрозу жизни. С этим можно было жить. Можно, но чертовски сложно. Гермиона повела плечом, сбрасывая груз слишком тяжёлых размышлений. Ей следовало скорее избавиться от навязчивых мыслей; переключить своё внимание, чтобы не попасться в собственную ловушку. Первым проблеском оказалось воспоминания о слишком смелых прикосновениях Малфоя. Таких, что её рука непроизвольно дёрнулась к предплечью в неконтролируемом желании потереть то место. Было слишком непривычно ощущать фантомные прикосновения его пальцев к её немного влажной от перенесённой панической атаки и жары коже. Слишком непривычно понимать, что это прикосновение едва ли было грубым. Гермиона громко фыркнула, поражаясь собственной инфантильности. Хотя его касания и были таковыми, думать об этом всерьёз Грейнджер не должна была. Даже если под кожей зудело желание изучить этот момент детальнее. Хмыкнув себе под нос и отбросив подобные размышления, она потянулась к своей сумке, которую, как всегда, оставила под подушкой. Развязав тугой тонкий шнурок, Гермиона полезла внутрь, сразу доставая начатую пачку сигарет. Откинув картонную крышку, она недовольно вздохнула. Сигарет осталось лишь четыре штуки. Этого было катастрофически мало для такого долгого нахождения с Малфоем в пределах одного поместья. Но делать было нечего. Зажав толстый фильтр между губ, Гермиона прикурила её палочкой, сразу делая большую затяжку. Горький дым приятно обжёг гортань. Грейнджер неспешно поднялась с кровати, подходя к окну. Оставив сигарету во рту и прикусив её зубами, она раскрыла шире тюль, за которым показалась балконная дверь. Хотя открылась она слишком просто, выйти наружу Гермионе так и не удалось. — Продуманный, — пробубнила она, мыслями снова обращаясь к Малфою. Впрочем, это было ожидаемо — белобрысый ублюдок ни за что бы не позволил Гермионе такую роскошь, как выход на балкон. Причина могла заключаться как в том, что он не доверял её психическому состоянию, так и в том, что он так же не доверял ей в принципе. Признаться, её даже внутренне насмешил тот факт, что Малфой переживал за сохранность её жизни. Вероятно, он мог подумать, что ей легче будет наложить на себя руки, чем остаться с ним в поместье в качестве… м, пленницы? Грейнджер цокнула языком. Свежего летнего воздуха было достаточно. Прислонившись к деревянному косяку плечом, Гермиона сложила руки на груди и продолжила медленно курить. Пока одной рукой она держала сигарету, другой — теребила осколок монеты, спрятавшийся в зоне декольте. Вкус никотина у неё ассоциировался с прошлым. Хотя даже обыкновенной ассоциацией это было сложно назвать. Сигаретный дым буквально уносил её в прошлое, но не в то, от которого хотелось спрятаться под прессом происходящего в настоящем. Запах горящего табака рисовал перед глазами призрак Пэнси Паркинсон, а вид пожелтевшего фильтра заставлял слышать рядом недовольное бурчание таких же призрачных Гарри и Рона. В очередной раз затягиваясь, Гермиона практически могла ощущать себя сидящей на крыльце старого дома в Винчестере и читающей письма, написанные родным почерком. От этого прошлого вовсе не хотелось прятаться. Хотелось идти ему навстречу. Откинувшись головой на деревянный косяк, Грейнджер тихо выдохнула дым.***
Тогда
Гермиона мерила шагами комнату, в надежде услышать наконец звук открывающейся двери. Ребята должны были вернуться ещё утром, а сейчас часы показывали одиннадцать часов ночи. За окном уже давно стемнело, а из приоткрытой форточки тянулось свежее дуновение мартовского ветра. Гермиона не любила смотреть в окно, когда ждала кого-то с задания. Так ожидание становилось ещё невыносимее. Разглядывая из дома очертания в кромешной темноте можно было ненароком жестоко обмануться, приняв тень от веток деревьев за чей-то знакомый силуэт. Её пальцы почти пожелтели от третьей по счёту сигареты за последний час. Вся она провоняла дымом, но заставить себя сесть и успокоиться она не могла. Операция была чересчур рискованной. Очень. Оттого внутреннее напряжение буквально лопало её нервные клетки, которые так бережно убаюкивала никотиновая кислота. — Гермиона, — мягко позвала её Кэти Белл, показываясь на пороге кухни. Грейнджер, не ожидавшая оклика, резко развернулась, мазнув себя по щеке кончиками волос. Кэти была одета в простые чёрные узкие штаны и тёмно-синюю водолазку. На верх была накинута серая ветровка. Примерно таким же серым было её лицо. — Хочешь чаю? Гермиона так пристально на неё посмотрела, что, казалось, у той должно было воспламениться лицо. Этого не произошло. По той простой причине, что Грейнджер вовремя одёрнула себя, моментально коря за чрезмерную нервозность. — Спасибо, Кэти, не чайное настроение, — грубо бросила Гермиона, вновь отворачиваясь. Он подошла к окну, лишь на мгновение кинув тревожный взгляд наружу. После подвинула к краю подоконника жестяную банку, которая служила пепельницей, и потушила сигарету о край. Глаз она больше не поднимала, сосредотачиваясь на осыпавшемся на дно пепле. Белл сзади тихо вздохнула, проходя вглубь комнаты. Так же тихо она присела на край кресла, складывая руки в замок на коленях. Грейнджер заметила это, когда взгляд всё-таки непроизвольно сместился на отражение в стекле. — Гермиона, если ты так будешь изводиться каждый раз, к концу войны от тебя не останется ничего, — с еле заметным укором сказала Кэти. Грейнджер развернулась, стреляя в неё недовольным взглядом. — Там мои лучшие друзья, — ощетинилась она. — И мои, — спокойно ответила Белл. — А ещё там мой любимый человек. И я переживаю за каждого из них, но тебе стоит понять: своими переживаниями ты им не поможешь, но точно навредишь себе. — Она замолчала, рисуя на губах слабую улыбку. — Лаванда приготовила вкусный ромашковый час. Идём, они скоро прибудут, — кивнула Кэти, как бы подтверждая правдивость собственных слов. Гермиона ещё несколько мгновений изучала её, прежде чем тяжело вздохнуть. Кэти определённо была права, но с каждым разом становилось всё сложнее контролировать свои чувства. Война выматывала не только физически, но и морально. Морально, в общем-то, в большей степени. Нервная система до того сильно изнашивалась, что оставалось надеяться на чудо, которое сможет продолжать держать сознание на плаву. — Ладно, — еле слышно пробормотала Гермиона, направляясь в сторону кухни. Такое лёгкое поражение случилось лишь потому, что уставшее лицо Кэти действовало на Грейнджер так же безотказно, как просьбы Рона. Или Гарри. Или любого другого человека, который был ей дорог. Кэти Белл часто была тем человеком, устами которого говорила простая истина. Простая и одновременно такая сложная в простом человеческом понимании. Гермиона едва успела ступить в кухню, как входная дверь распахнулась, ударяясь о стену бронзовой дверной ручкой. Грейнджер моментально кинулась к выходу, одновременно громко выдыхая, будто сбрасывая с себя лишний балласт. Она подлетела к Гарри, который на мгновение застыл на пороге, сразу повисая у него на шее. Руки так крепко обхватили его, что Поттер хрипло засмеялся. — Эй, эй, задушишь, — сказал он, обнимая так же крепко в ответ. — А я? — послышался смешок сбоку, и Гермиона набросилась с такими же объятиями на Рона. Парни были живыми и выглядели здоровыми. Немного плохо пахли — ладно, от них несло чертовски ужасно, — но точно были невредимы. На первый взгляд. — Как всё прошло? Вы все в порядке? — задыхаясь спросила Гермиона, поворачиваясь к остальным. Она осмотрела присутствующих, отмечая, что и Блейз, и Кормак, и Дин, на которого с таким спокойным обожанием смотрела Кэти, прижимаясь к нему всем телом, были здесь. Все живы. Слава Мерлину. — Всё прошло даже лучше, чем мы ожидали, — радостно заключил Кормак, садясь за стол. Вероятно, он был очень голоден, потому что сразу потянулся к блюду с овсяным печеньем. Запах ромашкового чая мешался с запахом пота и грязи, но никого это не смущало. В разведывательных операциях или в бою не было времени не то, что следить за собой. Иногда даже лишний раз вдохнуть свежий воздух не получалось. Оттого такие вещи стали простым обыкновением. Гермиона вопросительно изогнула бровь, вынуждая парней продолжить рассказ. Это сделал Блейз, устало усевшийся на барный стул. Они все плавно переместились на кухню. — Мы просидели в каком-то амбаре тринадцать часов, — он покачал головой. — Клянусь Салазаром, ещё немного — и я бы наделал в штаны. Парни рядом захохотали, а Рон поспешил объяснить: — Кажется, они ждали разведку, — с полуулыбкой начал он, отодвигая стул и садясь на него. Лаванда оказалась рядом, прижимаясь к плечу Рона боком. На этот жест он улыбнулся ей глазами, обнимая своей большой рукой её тонкую талию. Гермиона заметила, как его пальцы стали гладить ткань грязно-розовой рубашки где-то в области тазовой косточки. Это вызывало неконтролируемую радость. — Мы угодили прямо в эпицентр их отслеживающих чар. Это было до безумия опасно. Пришлось сидеть там всё это время и не шевелиться. Гермиона выкатила глаза, поднимая брови. — Но если вы просидели всё это время, о каком успехе идёт речь? — с одной стороны она была рада, что им не пришлось лезть на рожон, искушая судьбу. Но с другой — её затапливало непонимание. Блейз покачал головой. — Дину каким-то образом удалось аппарировать за пределы обнаруживающих чар, — саркастично протянул он. У Томаса действительно была отличительная черта: каждый раз порт-ключи срабатывали на нём каким-то неправильным способом, перемещая его не по точным координатам, а где-то в округе. Таким образом, несколько раз он оказывался в ужасной опасности, но в подавляющем большинстве случаев, он отделывался лёгким испугом. Такое происходило лишь с зачарованными порт-ключами, потому однажды уже было принято решение об обычной аппарации на место, даже если приходилось делать несколько прыжков. Что пошло в этот раз не так с перемещением, оставалось только гадать. — И пока мы сидели, кривясь от полных мочевых пузырей, этот гений успел прошерстить несколько важных точек. — Их там много? — перебила его Гермиона. Забини перестал улыбаться. — Больше, чем мы думали. Но того, что удалось достать ему, — он кивнул на Дина, который был чересчур задумчивым, — более, чем достаточно, чтобы накрыть, как минимум, несколько батальонов и склад. Глаза Рона заискрились победным огоньком, когда Гермиона обратила на него свой взгляд. — Мы думаем, там может быть кто-то из их командования. Слишком много дозорных по периметру и… системы оповещения. Клянусь Мерлином, я такого купола никогда не видел, — практически шёпотом закончил он. Гарри громко вздохнул. — Кингсли не очень-то доволен, на самом деле. — Да ну? — саркастично протянула Лаванда. Всё её тело напряглось. У неё всегда была подобная реакция на регента. Немного лицемерно, учитывая тот факт, что в его присутствии она вела себя так же послушно, как выдрессированный пёс. — Когда он вообще бывает доволен? Вы просидели там почти сутки, получили явно важную информацию. В конце концов, вы могли погибнуть! Сколько дозорных ты насчитал в округе? — обратилась она к молчаливому Дину. Кэти стояла рядом с ним, положив свои бледные руки на его широкие плечи. Все присутствующие проигнорировали эмоциональный порыв Лаванды. Как бы там ни было, в её словах всё ещё сквозила правда. А правда заключалась в том, что Кингсли действительно относился к жизням слишком беспечно. — Двести шестьдесят восемь, — прохрипел Дин, с трудом разлепляя сухие губы. — Это только по периметру. Сколько внутри остаётся только гадать. Гермиона от этих цифр плавно опустилась на барный стул. — Твою мать, — прошептала она. — Всех новобранцев и регулярной армии Ордена не хватит, чтобы уничтожить хотя бы один такой лагерь, — твёрдо заключила Грейнджер, складывая руки на столе. Она предполагала, что озвученное количество можно было смело умножить на десять. И тогда это будет примерное количество ПСов в одном лагере. По логике, на десять Пожирателей один дозорный. — Количество — не главное, — поспешил успокоить её Гарри. — Сколько бы их ни было, без должной подготовки они станут лишь расходным материалом на поле боя. Гермиона нахмурила брови и сжала губы. «Расходный материал». Такими же были многие и из Ордена, потому сама Грейнджер не любила разбрасываться подобными выражениями. Даже если это касалось ублюдков Пожирателей. Она лишь молча кивнула, закусывая щёку изнутри. — Я чертовски устал, — пробормотал Дин, вставая со стула. Он мягко улыбнулся своей девушке. — Кингсли дал нам десять часов на восстановление. Хочу выспаться перед очередной тренировкой, на которой нас будут учить обороняться от домашних докси, — хохотнул он. Дин не очень-то любил эту часть тренировок в лагере. Ему всегда казалось, что правильным будет изучать атаку и бой против Пожирателей, а не их домашних зверушек. Какими бы опасными эти «зверушки» ни были. Все проводили его молчаливыми взглядами до поворота к лестнице, как вдруг он обернулся: — Гермиона? Подойдёшь? Грейнджер мигом встала со стула. Внутри зародилось тепло. — М? — спросила она, чуть дёргая головой. Томас измученно улыбнулся и потянулся к заднему карману штанов. — У меня была минутка заскочить кое-куда, — прошептал он, протягивая ей грязный свёрток. Это была пожелтевшая бумага в каких-то пятнах, перемотанная тонкой верёвкой со всех сторон. — Как ты?.. Дин мотнул головой. — Пусть это останется моей маленькой супергеройской особенностью, — еле слышно хохотнул он. Гермиона приняла из его рук свёрток, а после обняла Томаса, сильно прижимаясь подбородком к его плечу. — Спасибо, Дин, — прошептала она. — Я же обещал тебе, Гермиона. Пока могу, я буду это делать. Я рад, — он охрип, после прокашлялся, — рад, что у тебя есть возможность. Пользуйся ей, пока можешь. Пока… пока не стало поздно. — В конце фразы его глаза остекленели от налившихся слёз. Но Дин Томас не был бы собой, если бы широко не улыбнулся, маскируя свою боль за беззаботностью и дружелюбием. Ему было больно, потому что ещё в самом начале войны он потерял обоих родителей, тогда как Гермиона держала в руке письмо от своих. Всё ещё живых. Всё ещё находящихся в безопасности.***
Сейчас
Стрелки часов бежали слишком быстро. Драко не успел опомниться, как часовая стрелка догнала тройку, а минутная пока ещё держалась на шестёрке, но неустанно стремилась вверх. Он, кажется, пропустил обед, до посинения изучая бумаги, которые предоставил ему Кингсли. Информации было не слишком много, как того бы хотел Драко, но хоть что-то. Этого уже было достаточно, чтобы начать охоту в одиночку. Откинувшись на спинку стула, он потёр глаза пальцами. После положил руки на край стола, изучая хаос из бумаг. Хорошо, что сначала он отправил отчёт Кингсли, и только после этого распечатал свёрток. Иначе он бы мог запросто забыть о процедуре составления бумаги, которую так сильно ждал регент. Драко скосил взгляд на дальний угол стола, сразу замечая там копию отчёта о проделанной им работе в Боливии. Он трижды глубоко вдохнул и выдохнул, прежде чем поднялся из-за стола и в два широких шага оказался у двери. Обернувшись, чтобы ещё раз окинуть взглядом бумаги на столе, Драко ухмыльнулся уголком губ, внутренне ликуя от имения подробной карты — дороги из следов. Когда Драко вышел в коридор, сразу же наткнулся на Тинки, одиноко стоящую у входа со сложенными за спиной руками. — Тинки? — Драко приподнял бровь, не ожидая увидеть здесь своего эльфа. Та слабо пошевелила ушами, делая крошечный шаг ближе к нему. — Хозяин Драко, Тинки пришла спросить… Тинки хотела бы знать, — начала мямлить она, явно не сильно воодушевлённая предстоящим разговором. Малфой прочистил горло. — Тинки, говори, — слишком по-доброму приказал он. Эльфийка помолчала ещё несколько секунд, прежде чем сложить руки спереди, скрепляя пальцы между собой. — Хозяин Драко просил Тинки присмотреть за мисс Гермионой, — Драко кивнул, эльф продолжил: — Тинки всё делала, как велел хозяин. Но… Драко нахмурился. — Только не говори, что этой стерве удалось каким-то образом ускользнуть? Тинки скривилась так сильно, что Малфою на мгновение стало стыдно за такое выражение. Только на мгновение. — Хозяину Драко не следует так выражаться, — проучила она его. После вновь зашевелила ушами. — Мисс Гермиона всё ещё в комнате, но она кричит и ругается, — почти шёпотом закончила она. — И Тинки уже не знает, что сказать мисс Гермионе, чтобы она проводила своё свободное время в покоях. Тинки даже принесла ей книги, но мисс Гермиону теперь не сильно интересуют книги… Драко цокнул языком, перебивая речь эльфа. — Ещё бы её интересовали книги, — пробубнил он. — Видимо, это уже в далёком прошлом, Тинки, — хмыкнул Драко, плотно захлопывая дверь в кабинет. Он дёрнул дверную ручку, чтобы в очередной раз удостовериться в том, что дверь заперта. — Я разберусь. Ты можешь заниматься своими делами. Тинки кротко поклонилась и испарилась в воздухе, когда Драко уже быстрым шагом направлялся в сторону спальни Грейнджер. По пути он не скупился на лестные высказывания в её адрес, каждый раз заканчивая мысленную фразу словами «идиотка» или «сука». В данный момент она раздражала его так сильно. У него и без неё была куча дел. Оказавшись около двери в её комнату, он несколько раз сжал и разжал кулаки, в попытке справиться со злостью. Хотя ему и хотелось высказать ей всё, что он думает о её несносном поведении в его доме, ему всё ещё было важно получить от Грейнджер максимум того, что она знает. А для этого придётся как минимум не называть её стервой и сукой, а как максимум попытаться быть спокойным. Драко надеялся, что справится с этим нелёгким делом. Распахнув дверь, он ворвался в её комнату, сразу ощущая в носу едкий запах сигарет. Пробежав взглядом по помещению, он сразу заметил её фигуру. Грейнджер сидела у балконной двери, выпрямив ноги и сложив их одна на другую. Её поза была сгорбленной, оттого декольте белой майки, которое и без того было слишком глубоким, сильно оттопырилось, являя его взору два округлых полушария груди. Волосы она собрала наверх: в комнате было слишком жарко. Признаться честно, даже кожа Драко уже успела покрыться мелкими каплями пота. Он так и застыл на пороге, наблюдая, как Грейнджер перебирает пальцами толстый коричневый фильтр. Как подносит сигарету к губам, беря её в рот лишь на несколько миллиметров. Он заметил, какой глубокой была её затяжка. Такой, что выдыхаемый дым был слишком густым. — Это последняя, — послышалось с её стороны. Грейнджер не повернула головы. Её голос уплывал куда-то в сторону открытой двери, куда-то в сад, но Драко всё равно слышал обрывки её фраз. Былое раздражение куда-то испарилось. Теперь им овладела глубокая заинтересованность открывающейся перед ним картины. В нём родилось некое подобие азарта предстоящего диалога. — Я скурила весь свой запас, Малфой, пока ты не соизволил явиться ко мне и выпустить из этой чёртовой клетки. Она говорила ровно, и лишь рычащие звуки в некоторых словах выдавали её злость. — Кто сказал, что я пришёл, чтобы выпустить тебя отсюда? — с грубой хрипотцой проговорил он. Грейнджер резко развернулась, подтягивая правое колено к груди. — Ты же не думаешь держать здесь меня вечно? — выплюнула она. Драко вопросительно изогнул бровь. — Вечно? Салазар упаси. Мне хватит пары недель, чтобы усмирить твой нрав. Грейнджер оттолкнулась руками от пола, поднимаясь на ноги. Грудь подпрыгнула вместе с этим резким движением. Сигарета была зажата между её пухлых губ. — Нрав? Малфой, боюсь, ты даже на два процента не знаешь, какой у меня нрав. Драко фыркнул. — Да мне насрать. Факт остаётся фактом: ты будешь сидеть здесь столько, сколько я скажу, — напирал он, ожидая — о, он действительно очень ждал, — когда Грейнджер даст слабину. Когда пойдёт на крайние меры: торг. По правде говоря, он совсем не собирался запирать её в комнате. Сегодня так вышло лишь потому, что в поместье явился названый гость. Грейнджер должна была сидеть и не высовываться. И лишь потому, что Драко действительно знал хоть что-то о ней, подозревал, что выполнить настолько банальную просьбу Грейнджер будет слишком сложно. Оттого решение запереть её возникло быстро и решительно. Вот только отпереть он её забыл, потому что был слишком занят бумагами и картами. Что ж, это он всё равно оставит при себе. Хотя сказать об этом Грейнджер было бы весело. Он бы с удовольствием наблюдал за её злостью. Её эмоциональность была слишком очевидной, потому такой забавной. Драко вновь окинул её взглядом. Грейнджер так часто и глубоко дышала, пытаясь утихомирить, видимо, бушующее внутри недовольство, что Малфой не мог не обратить внимание на то, как вздымалась её грудь от каждого вздоха. Он уже успел заметить отсутствие белья под практически прозрачной майкой, которую Грейнджер любила надевать не только на голое, но ещё и влажное тело. Это абсолютно не стыковалось в его голове с той Грейнджер, которую он знал со времён школы. Взгляд опустился ниже на её длинные ноги в узких чёрных штанах и на сжатые кулаки. О, она была очень недовольна. — Я не собираюсь сидеть здесь взаперти, — процедила она сквозь зубы, отвлекая внимание Драко от своего тела. Он хмыкнул, переводя взгляд на её глаза. Мечущие искры от негодования. — А чем ещё ты можешь здесь быть полезна? Вот в этот момент, задавая этот вопрос, Драко слишком расслабился. Он чувствовал слишком много власти над Грейнджер. По этой причине самоконтроль на мгновение дал слабину. И именно в этот момент он почувствовал едва заметное натяжение, которое распространялось от лба к горлу, а затем — к солнечному сплетению. Это было похоже на легилименцию. Похоже, но нет. Драко чуть нахмурился, продолжая наблюдать за Грейнджер. Он ожидал её ответ на вопрос, который, казалось, мог быть риторическим. Но ему хотелось услышать. Его заинтересованность в Грейнджер мгновенно выросла в несколько раз, когда он заметил, с каким трудом она разомкнула губы. Видимо, те стали слишком сухими из-за фильтра сигарет, которые впитывали в себя всю влагу. — Ты не знаешь всех моих способностей, Малфой, но будь уверен, за пределами этой комнаты я могу быть полезной. Драко медленно моргнул, переваривая её ответ. Ему хотелось услышать не это. Но вместо непринятия он лишь хмыкнул, опуская уголки губ. Он бы солгал, если бы сказал, что этот ответ не родил в нём ещё больший азарт. — Не терпится увидеть твои возможности, — протянул он, мысленно принимая решение. Быстрое, совсем ему не свойственное. — Тинки покажет тебе, куда твой нос может соваться, пока меня нет в поместье. Когда последнее слово сорвалось с его языка, он уже разворачивался к выходу, силясь быстрее оказаться в коридоре. Отчего-то в комнате стало слишком душно. — Не будет в поместье? — эхом спросила Грейнджер, оказываясь намного ближе, чем он предполагал. Дуновение его голоса он ощутил в нескольких шагах от себя. Если бы он не знал Грейнджер, решил бы, что она испугалась его отсутствия. Абсурд. Драко медленно повернул голову, выдавливая усмешку. — Ну же, Грейнджер, покажи свои способности и не задрачивай меня лишними вопросами, иначе дальше этой комнаты ты реально не выйдешь, — духота стала давить на мозги. С ним что-то происходило именно здесь и сейчас, но разобрать, что именно, у Драко не получалось. Мысли в голове отчего-то путались. — Это простой вопрос, Малфой, — более спокойно, чем ожидал Драко, проговорила Грейнджер. В нём мешался интерес к ней и дикое раздражение, которое вызывал весь её напыщенный и высокомерный вид. Ему одинаково хотелось запереть её здесь, чтобы не видеть больше, и заставить её участвовать в тренировке с новобранцами, чтобы она всегда была на виду. Что-то внутри него подстёгивало его прислушаться ко второму варианту, но тот претил слишком многим установкам Драко. Потому он вновь дёрнул головой, стараясь развеять этот мысленный хаос. Жара слишком дурно на него влияла, следовало окатить себя холодной водой. — Я буду тренировать новобранцев уже сегодня, Грейнджер, потому постарайся быть воспитанной гостьей, — он намеренно выделил это слово, ведь в данном контексте оно никак не могло описать положение дел Гермионы, — и попытайся не лезть туда, куда не положено. Уже после этой фразы он вышел за дверь, захлопывая её с другой стороны. Воздух в коридоре был немного прохладнее, отчего мысли сразу успокоились. Жужжание в голове поутихло и становилось всё тише по мере того, как Драко отходил от комнаты Грейнджер. Уже возле входной двери в поместье он остановил быстрый шаг, сильно хмуря брови. С ним происходило что-то абсолютно непонятное, потому он решил всё же свернуть в ванную, чтобы принять быстрый холодный душ. Он надеялся, что это поможет ему сейчас и впредь, тогда как Гермиона, стоя около балконной двери, пыталась остановить кровотечение из носа и так же надеялась, что в следующий раз провернуть подобное будет легче.