Сугроб

В этом году в библиотеке было на удивление пышное, яркое и очень, ну очень громкое празднование Нового года. Отовсюду доносились радостные голоса - кто-то поздравлял своих друзей, или восхищался ёлкой, или смеялся в шумной компании, наслаждаясь музыкой. Вот Лиля учит Киру играть в очередную настолку. Первая увлеченно объясняла правила, пока вторая завороженно смотрела на неё. Было очевидно, что правила придётся объяснять заново. И не раз. А вот Антон пытается изобразить селедку под шубой перед зевающим Матвеем и задумчивой Женей. Ох, не задалась игра в «Крокодила». Это забавляло сидящую с ними на диване Снежу, которая еле сдерживала смех от кривляний огненного книгочея. А неподалёку стоит Дёма, только что принесший им всем пледы, который вообще не мог понять, что происходит. Если посмотреть в сторону окна, то можно заметить Зою, пытающуюся оторвать Тамару от заснувшего Гриши, лицо которого Леска хотела разрисовать. А у ёлки сидели Ян и Яда, у которых был очень тяжёлый день. Не хватало сил ни на чтение, ни на какие-либо разговоры. Поэтому они просто держались за руки и спокойно попивали травяной чай, не обращая внимание на шум вокруг. Единственные из студентов, кто находился в некотором подобии тишины были Саша с Ингой. И то только потому что они вышли на улицу прогуляться. Хотя даже эта сказочная зимняя тишина постоянно прерывалась смехом, вызванным глупыми шутками и анекдотами. — О, о, о, у меня есть ещё один! На Новый год Вовочка загадал желание: «Хочу, чтобы каждый день был Новый год!» Через два месяца Вовочка вышел на пенсию… Инга уже который раз хваталась за живот, не в силах остановить постоянно вырывавшийся хохот. И при этом сама ещё пыталась шутить: — ЧП в школе: на праздновании Нового Года мальчика в костюме огурца укусил физрук! — Хах, звучит как что-то, что могло произойти у нас. Представь Корецкого в костюме морковки- — Или Яду с Яном в костюмах лука и петрушки! Или Гришу в костюме картошки! Или Снежу в костюме свёклы! — Ты что… Борщ собираешься готовить? – с иронией спросил Алиновский. — Теперь, когда ты об этом сказал, мне действительно хочется борщеца… Хей, а давай с утра приготовим? – Инга говорила это с такими искорками в глазах, что было видно, как серьёзно она настроена. Подобные слова подруги отчего-то вызвали у него приступ нежности. Хотелось сразу согласиться на всё, даже на самую хреновую идею. И на все последствия этой самой идеи. — Ну, если тебе настолько хочется, как я могу тебе отказать? – вздохнул он, - Только давай не как в прошлый раз, а то Дёма нам обоим леща даст. «Особенно мне, я ведь тебя не отговорил», - с улыбкой подумал он. —Ой, мы же не собираемся добавлять туда какие-нибудь волшебные грибы… - закатив глаза пробубнила Инга. — О, вспомнил ещё одну шутку! Как раз про грибы. Вяленые мухоморы в оливье сделают ощущение праздника ещё отчётливее и позволят увидеть Деда Мороза. И вот именно на этой шутке Шелковиц почему-то прорвало. Её смех был настолько громким, что отзывался эхом на пустой улице. Саша сам не заметил, как начал смеяться вместе с ней. Наконец, воздух в лёгких закончился – нужна была передышка. Как оказалось, хиханьки да хаханьки отнимают много сил, поэтому следующие несколько минут книгочеи молчали, любуясь уличными гирляндами, сверкающими в свете уличных фонарей сугробами и медленно падавшим снегом. «Белым-бело… Будто время застыло. Прям как…» - в этот самый миг веселье девушки мгновенно улетучилось. — Эй, всё в порядке? О чём задумалась? – заметив смену настроения подруги спросил парень. — Да так, не бери в голову… — У тебя так резко улыбка слетела с лица, что я не могу не думать! Что случилось? – лицо Саши было слишком серьёзным для парня, который с минуту назад смеялся как ненормальный. Инга всё же набралась смелости и глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы успокоиться. — Вспомнила кое-что… Знаешь, в тот Новый год здесь было также снежно и ярко, только... тогда я шла здесь одна, - опустив голову произнесла она. В этот момент Сашу будто током ударило. Несложно было понять, какой «тот» Новый год она имела ввиду. — Ты… Отмечала Новый год одна? – он постарался задать этот вопрос как можно спокойнее, боясь, что внезапно образовавшийся ком в горле выдаст его потрясение. — Ага, все разъехались, ты… сам знаешь, а свидание Риты с Владей как-то не хотелось нарушать, - с грустной улыбкой произнесла Инга, вспомнив о товарищах, которых теперь нет рядом. Ноги становились всё более ватными с каждым произнесённым ею словом. Ещё немного и он упадёт коленями прямо на посеребренную снегом тропинку. — Почему ты… ни слова об этом не сказала после того, что произошло? — Если б ты узнал, тебе бы стало ещё хреновее, а этого мне пипец как не хотелось… Об этом не хотелось думать, но чем больше она говорила, тем ярче вспоминалась та зима, тот Новый год, тот день, когда всё покатилось к чертям. Вспоминалось всё - от покрашенных Сашей синих волос до чувства гнетущего одиночества и вины за смерть Влади, который согласился ей помочь. Не его тело должно было лежать в гробу, а... её. Из-за неё он погиб. Как бы Саша не корил себя за всё, сколько бы раз не говорил, что в этом виноват он и только он, она не могла отделаться от чувства, что её руки так же были испачканы в крови, как и его. Именно... Именно поэтому она ушла, когда он рассказывал подавленной Лиле обо всём. Она не стояла за дверью, чтобы подслушать - она знала эту историю наизусть, она была её частью. Она знала, что если бы услышала её ещё раз, то разрыдалась бы при всех. А этого она позволить себе не могла. И именно поэтому вышла, нет, выбежала первой из того зала. Она бежала и бежала по библиотеке до изнеможения, а когда силы кончились, то упала на холодный пол и тихо плакала, пока не заснула прямо там. Проснулась она лишь через несколько часов в лазарете у обеспокоенного Саши на руках. На часах было за полночь. А когда она спросила его, как он нашёл её в бесчисленном числе коридоров, тот ответил, что после тщетных (и, надо признать, очень тревожных) поисков он наконец встретил тень, которая видела, в каком направлении она убежала. Тогда её полуседой дурачок взял с неё одно важное обещание: если ей захочется выплакать все слёзы, то пусть она хотя бы делает это на его плече, как раньше, а не одна на мертвенно-холодном полу в полном мраке. Ту ночь она провела в его объятьях, время от времени дрожа и хныкая. Инга настолько растворилась в печальных воспоминаниях, что не заметила, как звуки шагов рядом прекратились. «Саша!» - укол в сердце остановил девушку. Инга почувствовала, что даже в теплой куртке и варежках она вся продрогла. Она не должна была об этом говорить, не должна, не должна! Она б ещё Соловья упомянула! Дура! — Х-хей, Саш, что случилось? Когда она обернулась, то от увиденного ей захотелось чертыхнуться: её Саша стоял как вкопанный, с опущенной головой, бледным лицом (хотя куда бледнее?), а по щекам его текли слёзы. Слёзы..? «О нет, нет, нет-», - хотелось отрезать себе язык просто за то, что она упомянула то, что приносило неимоверную боль им обоим. Инга осторожно подошла к нему, почти вплотную, и легонько дотронулась до его руки. Он никак не отреагировал, всё ещё не в силах взглянуть ей в глаза. Вздохнув, она нежно взяла его лицо в свои ладони и шепотом произнесла: — Сашенька, не плачь на морозе, потом больно будет... Это подействовало. Он шокировано смотрел на неё, пока она заботливо вытирала слёзы с его щёк. — Инг, прости. Я... Я- — Тшшш, всё хорошо, я знаю, - она сама еле сдерживалась, чтобы не заплакать вместе с ним, но хотя бы один из них должен был сейчас успокоить, поддержать другого. Всё ещё дрожа, Саша обнял её. Крепко. Будто боялся, что она исчезнет в снежной мгле. В ответ Инга обвила одну руку вокруг его шеи, а второй начала бережно гладить наполовину седую голову. Зарывшись лицом в её капюшон, он позволил высвободиться всему, что разрывало его изнутри. «Дикая тварь из дикого леса». Так ведь он её в шутку называл? Эта дикая тварь на самом деле была самым любящим существом на свете. Существом, что всегда заботится о близких и защищает тех, кто ей дорог. За это он и любил её - за то, что в самый тёмный час она зажжёт искру, а если не сможет, то вырвет себе сердце, что будет гореть сильнее любой светочи. Этим пылающим сердцем она согреет других, в том числе и его, при этом ничего себе не оставив. Она сама погаснет, но осветит путь другим, чтобы вывести их из тёмной пещеры. Оттого и больно было. Не за себя, а за неё. Он её... Никогда не заслуживал. Он не заслуживал ни той безграничной заботы, которую она проявляла к нему с самого детства, ни улыбок, что она дарила ему каждый день. Не заслуживал и того, что она постоянно коммуниздила и носила его футболки, которые зачастую немного спадали с её худых плеч. Инга пахла его запахом. От этого на сердце было и радостно, и печально. От неё не должно пахнуть убийцей. Об этом не хотелось думать. Хотелось просто раствориться в этих тёплых объятиях. Он обнимал её так, словно она - последнее, что его держало в этом мире. И надеялся, что, может быть, эти объятия нужны ей так же, как и ему. Он так и не смог забыть то, какой хрупкой она была каждый раз, когда он её обнимал. Он помнит, как обрабатывал перекисью её избитые до крови руки и ноги, как впервые обнял её, как про себя отметил, что под фиолетовыми синяками на плечах у Инги скрываются веснушки, как его собственное плечо намокло от девичьих слёз. Он помнит, как в приюте по вечерам она засыпала у него на коленях, как он перебирал её в то время ещё светло-русые волосы, пока читал очередную книгу. Он помнит, как они долго были не в силах отпустить друг друга, когда Круг их наконец-то выпустил спустя год того, что можно описать только как пытку. Он помнит, как она дрожала в его руках той ночью в лазарете. Но в этот раз дрожал он, боясь разбиться на тысячи осколков. Так они и стояли посреди заснеженной улицы. Прошла от силы минута, но казалось, что в этой минуте каким-то образом уместилась целая вечность. Снег всё падал и падал, укрывая их пеленой от посторонних взглядов. Наконец, успокоившись, Саша высвободил подругу из объятий, но продолжал держать её за руки, прислонившись лбом ко лбу. — Спасибо, - сказал он, всё ещё шмыгая носом. — За что? — За то, что ты рядом. И за то, что... - в этот момент его угораздило открыть глаза и посмотреть вниз, - ...у тебя шнурки развязались. — А? - тут уже и она открыла глаза, - Бля, сорян, сейчас, подожди! Эта вызвало у него едва заметную улыбку и лёгкий смешок. Какая же Инга всё-таки... Инга. Пока она завязывала шнурки на своих добротных зимних ботинках, он решил проверить телефон. Вдруг их двоих обыскались? Шелковиц завязывала шнурки с таким выражением на лице, будто это были не две тоненьких верёвочки, а провода на бомбе. Но всё же она смогла её "деактивировать" и с победной ухмылкой взглянула на Алиновского, всё ещё проверяющего телефон, на который так и не поступило новых сообщений. И тут ей пришла идея. Аккуратно взяв снег в свои руки, она тихонько слепила из него снежок и спрятала за спину. — Саша~, - кокетливо позвала она его. — А? - вот всё, что он успел сказать прежде чем ему в лицо прилетел снежный ком. Смех Инги можно было сравнить с криком помирающей чайки. — Ах ты ж зараза! - пока она смеялась, он сам уже взял снег из ближайшего сугроба и бросил его со всей силы. - На, получай! Хоть и целился он в лицо, чтоб отомстить за своё, но прилетел снежок ей в плечо. Впрочем, и это её возмутило до глубины души. В этот раз она взяла уже два снежных шарика и запульнула их в сторону Саши. От первого он увернулся, а вот второй задел его бедро. Алиновский решил повысить ставки: слепив уже не просто шарик, а настоящий шар, он замахнулся и с наигранно серьёзным лицом кинул его в Ингу, попав ей в живот. И тут, получив "боевое ранение", она решила сменить тактику - пора использовать цвет. Набрав как можно больше снега в свои руки, она начала бегать вокруг Саши, "бомбардируя" того. — Эй, так нечестно! - выплёвывая снег, закричал он. — В бою все средства ой как важны! — К твоему сведению, говорят: «В войне все средства хороши». — Свекла, свёкла, всё равно одна херня! — Ах так, сама напросилась, - взяв снег одной рукой, он прицелил вторую в то место, где должна была пробежать лазурная бестия. - Щас получишь! Медлить нельзя. А то она сейчас такими темпами его в нокаут отправит. Прям как на первом курсе, когда они только осваивали свои цвета. Прям как в тот первый раз, когда он стал её каменной подушкой безопасности. Тогда он пролежал в лазарете целый день. Этого Алиновский уж точно никогда не забудет. Наловчившись, он, наконец, схватил её за капюшон и засунул снег прямо ей за шиворот. Надо было видеть её лицо - сведённые от злости брови и возмущённо открытый рот явно стоили его страданий, полученных во время снежного побоища. — Ай! Это ж запрещённый приём! - сдавленно пискнула Инга. — Я хотя бы не читерил с помощью своих чернил! И вообще, это всё ты начала! — Значит щас я это и закончу! - уверенно сказала она и с боевым кличом побежала тараном прямо на Сашу. Но у того были свои планы. С самой хитрой улыбочкой, на которую он был способен, Саша отошёл с дороги бронепоезда под названием «Инга Шелковиц», позволяя тому врезаться прямо в стоящий за ним сугроб. Он рассмеялся. Искренне. Он даже забыл, что ещё недавно плакал на плече у самого близкого человека. Этот снежный бой напомнил ему о тех временах, когда они точно также играли зимой, чтобы забыть о его нищете и голоде, о её побитом отчимом теле, обо всем плохом, что было в их жизни. С ней он чувствовал себя по-настоящему счастливым. А тем, кто приносит вам счастье, нужно помочь встать из сугроба. — Хей, мой ласковый и снежный зверь, давай руку. Инга надула покрасневшие то ли от мороза, то ли от возмущения щёки, что-то пробормотала и взяла его за руку. Только вместо того, чтобы позволить ему поднять её, она резко дёрнула его к себе в сугроб. От неожиданности он не удержал равновесие и упал прямо на неё. — Я победила, - ехидненько сказала она, пытаясь отдышаться. — Ладно, ладно, твоя взяла, о, Снежная Королева. — Ещё одна книжная шутка и я заставлю тебя готовить мне борщ каждый день. — Малая плата за то, чтоб тебя позлить, - прошептал он прежде чем легонько чмокнуть её в нос. Она прыснула со смеху и ласково коснулась его щеки. «Какой же ты всё-таки милый, когда улыбаешься, - подумалось ей, - и как при этом похож на довольного кота». А котов хочется погладить и прижать к себе, что она, собственно, и сделала. «Кот» удивился, но не воспротивился. Не сдержав порыв нежности и некоторого ехидства, она произнесла: — Не представляешь, как мне сейчас охота укусить тебя за лицо... — Тихо, не нарушай идиллию! - чуть слышно и серьезно сказал он. - Потом покусаешь. — Хехеее, - она ещё крепче прижала его к себе, - не знала, что тебе так нравится лежать на мне в сугробе. Саша зашевелился и приподнялся на локтях, чтобы взглянуть ей в лицо и смущённо произнести: — С тобой... много какие странные вещи начинают нравиться. Инга покраснела. И на этот раз не от мороза. — Н-например? - спросила она, заметив, что между их лицами было всего несколько ничтожных сантиметров. — Например, искать потерянные кепки по всей библиотеке. Или по десять раз проверять поймаю ли я тебя, если ты упадёшь с крыши. Или... И когда он уже хотел окончательно сократить расстояние между ними, над их головами раздался полный наглости голос: — Эй, голубки~ Никогда ещё Алиновский так резко не вскакивал. Отпрянув от Инги, всё ещё лежавшей в снегу, он с самым негодующим лицом спросил парящего над ним книгочея: — Корецкий, какого хрена? Матвей зевнул. — Не хотел вас прерывать, но мы там салют собрались запускать. Идёте смотреть? Внезапно очнувшаяся от всего произошедшего Инга подала голос: — Салют? — Ага, Антон решил проверить, сможет ли зажечь все петарды разом. — Ооо, это будет весело - либо спалим всю общагу и получим ожоги второй или третьей степени, либо увидим лучшее представление в жизни, - с сарказмом отметил Саша. - Я в деле. — И я тоже! - радостно объявила Инга, наконец-то выбравшись из сугроба. Саша повернулся в её сторону. Она всё ещё была вся в снегу, с порозовевшими щеками, взъерошенными белоснежными волосами и самой ослепительной улыбкой, которую он когда-либо видел. — Сначала отряхнись, чудо в перьях, - шутливо произнес он. А затем подошёл и начал вытряхивать снег из её капюшона. Инга немного помедлила, заметив с какой заботой он делал то, что она могла бы сделать и сама. От этого на сердце становилось так тепло, что ещё немного и оно растает. Господи, вот поэтому она его и любит. За то, что он всегда заботится о ней - что сейчас, что в детстве, когда она приходила к нему вся побитая и зареванная. За то, что даже когда она ведёт себя как идиотка, которой очень хочется показать, как сильно она души не чает в любимом человеке, он спокойно терпит и делает вид, что ему это не нравится. Она-то знает, как он радуется её обнимашкам и поцелуям в висок или в щёку. За то, что прощает ей «кражи» футболок и носков, которые она носит так часто, что пропиталась его запахом. Запахом, который она узнает где угодно. Потому что за долгие годы пролитых слёз и пройденных вместе испытаний этот до жути приятный запах стал ей, как родной. Каждый раз, когда она засыпает в одной из его футболок, то чувствует будто он её обнимает и не оставляет, даже если на самом деле их разделяют километры. Это сентиментально, это странно, но их связь всегда казалась странной для других. Никто до конца не понимал, как эти чёртовы футболки были ей дороги. Как ей были нужны его крепкие объятья, в которых она могла растаять и позволить себе забыть все тревоги и невзгоды. Как лишь с ним она чувствовала себя по-настоящему понятой и любимой. Улыбнувшись собственным мыслям, Инга начала отряхивать свои штаны в то время как Саша смахивал снег с её спины. Когда они осознали, что ленивое летающее и отчего-то ухмыляющееся рыжее существо всё ещё смотрит на них, то в один голос спросили: «Чё лыбишься?!» В ответ Корецкий заржал и улетел. Шелковиц слепила снежный шарик и запустила его в Матвея, но промахнулась. Ладно. Как-нибудь потом его прибьёт. — Ну что, пойдём? - спросил Саша. -—Нет. Побежим. Я хочу надрать этой снежной феечке зад, чтоб больше не портил всю малину! — Хах, не знал, что тебе так понравилось лежать подо мной в сугробе, - кокетливо сказал он. — Да, понравилось! - смущённо призналась она. - И я бы не отказалась полежать так не только на снегу! Тут Инга поняла, что сболтнула лишнего, и прикрыла варежками рот. В этот раз у Саши покраснели не только щёки, но и уши, и шея и вообще... стало неожиданно жарко для температуры в -20 °С. — П-правда? Инга ничего не ответила, только вымученно застонала и живо начала идти в сторону общаги. — Эй, Инг, подожди, - прокричал он ей вслед. Она пошла ещё быстрее. — Да подожди же! - он нагнал её и схватил за запястья. - Ты серьёзно? Он неожиданно понял, что хотел бы, чтоб она ответила «Да». Очень хотел. Если честно, это было бы самым лучшим подарком на Новый год. Когда она наконец набралась смелости взглянуть ему в глаза, раздался весёлый свист запуска первого фейерверка. Они оба обернулись, чтобы увидеть множество цветастых искр, украсивших тёмное небо. — Офигеть, Варчук не спалил общагу! - радостно крикнула она. - Красиво же, скажи! — Ага, очень... Тут Инга заметила, что Саша не смотрит на салют. Он смотрит... на неё. Осознание ударило её под дых так стремительно, что она не успела понять, что делает. «Господи, всё, я больше не могу», - пробежала мысль в её голове прежде чем полностью улетучиться и дать волю чувствам. Она сняла варежки, дрожащими от волнения руками взяла его лицо и притянула к себе. — Я... Саш, я, - её голос никогда так не дрожал. - Чёрт, да как же сказать-то! Неожиданно, он коснулся тыльной стороной ладони её щеки. — Я знаю, - едва слышно сказал он, - пожалуйста, не убегай больше, когда хочешь меня поцеловать. Инга прыснула в ответ. — Я и не хочу убегать, - она набрала побольше воздуха в лёгкие, - особенно сейчас. И робко коснулась его губ своими. Так они и простояли в обнимку, и, полные счастья, целовались, иногда прерываясь на смех, пока приятно долгий новогодний салют гремел за их спинами.