Дай мне ещё минуту.

Трогать. Чувствовать, щупать, ощущать тепло, и не просто руками, а всем телом... Как же Женя это любит. Объятья – верный способ изложить чувства к человеку. Определённую суть, ясную лишь дарящему прикосновения и их получателю. Нежнейшие поглаживания кожи рук холодными кончиками пальцев – это трепет, особая связь что тел, что душ. И мурашки, подобно тысячам звёзд в бездонных ночных небесах, усыпают запястья, плечи... Поцелуи обретают ценность, оставляя след на щеках, вне зависимости от обстоятельств, от причины. – Я же говорил, что мне не приятно, когда меня трогают. – Говорил... – Тебе, ебать твой рот, кошки мало? – Я закончил обнимать кошку, теперь твоя очередь. И как так вышло, что они вместе? Гипертактильность Огнева – вероятно, не лучшее, что получил Саша в комплекте с любовником. "Мне не нравится, Женя, хватит", – слышал первый чаще всего, не понимая до конца, как реагировать. Слов ведь мало, да и как можно не любить обниматься? Потому приходится действовать, пусть и редко, напрямую: подходить и брать. Затягивать в хватку согревающих рук, запускать ладони в волосы, пальцами осторожно перебирая прядки, пока партнёр не вырвется. И слышится тяжёлый вздох отвлеченного от чтения Александра. Очередное проявление не то, чтобы неожиданно, однако резко. На живот его ложится голова, щекой на домашнюю графитового цвета футболку, а вздох пришедшего ощущается где-то ниже, ногами, когда грудь Евгения вздымается с новым набором кислорода в лёгкие. – Не может быть моей очереди, – Измученно твердит Рубчинский, тогда как прикрывает руками глаза. – Она всё равно должна была подойти. Уверенность в голосе Дыбенко более, чем поражает. Она заставляет думать о том, что молодой человек в действительности решил забить на правила, установки и условия Саши. А сам он наслаждается моментом, пока может. Пока может – сжимает, позволяет себе трогать. Позволяет быть открытее. Разрешает самому себе прикрыть глаза на миг, вновь распахнуть, оглядеть комнату... Послушать сердцебиение, подсчитать удары, успокоиться, снять напряжение и, что самое главное, подарить то, чего не скажут за касания слова. Даже самые мудрые, повидавшие жизнь поэты и писатели не передали бы эмоций Жени ни за что. Никак. Не найти подходящих сравнений и метафор. – Ты невыносим, Жень, блять... – на выдохе протягивает природнившийся голос, слышимый достаточно чётко и громко, но не намеревающийся обидеть. – Дай мне ещё минуту и я отпущу тебя. Иначе нельзя, Саша будет недоволен. Ни в коем случае не допустимы подобного рода мероприятия "на подольше". Купчино всё ещё рвано, нервно дышит. Он, конечно, привык к такой наглости со временем, но комфортнее не становится. Нет, он точно не для объятий. Абсолютно для другого создан. – Пиздец. – Заключает Шура, описывая одним словом все свои ощущения и впечатления. Последние моменты даются трудно. Как и обычно. Отрываться не хочется... Оставлять снова попросту лежать такого восхитительного человека – преступление! 10... 9... 8... Разочарованный вздох несчастного осознания. Вот и всё, остаются жалкие секунды, когда можно в крайний раз услышать удар под рёбрами "жертвы". 7... 6... 5... Евгений медленно вынимает из-под чужих лопаток ладони, до сего сжимавшие на спине одежду. Нехотя приподнимается, сглатывая и окидывая того взглядом вновь. 4... 3... 2... Остаётся лишь усесться, либо уйти. Дело за малым. 1. Оставляет поцелуй на подсохших, искусанных губах. Такой невесомый, какой поумерит пыл Саши и не станет разжигать в нём более эмоций. Всё должно быть в меру. Всё должно быть в меру... Тяжело это осознавать. "Пора научиться сдерживаться, либо находить другие способы справляться со своими эмоциями", – проносится в голове парня так быстро, как только может. Да уж, пора бы. – Ты будешь продолжать так делать? – С явным недовольством выдаёт Купчино, глядя прямо в глаза, напоминающие цветом своим яркие камни янтаря на свету. – Возможно. – Мне неприятно.