О плохих и хороших днях

Если бы у Ёнхуна спросили: «Ёнхун, какой день ты вспоминаешь с особенным теплом после того, как присоединился к группе?» Ёнхун бы сказал не задумываясь: «День, когда я познакомился с Хёнгу». И если бы Хёнгу спросили: «Хёнгу, бывали ли у тебя плохие дни после того, как ты присоединился к группе?» Он бы ответил: «Да, день, когда я познакомился с Ёнхуном-хёном». Если бы Ёнхун это услышал он бы, наверное, возмущался бы еще месяц, а потом еще месяц подкалывал бы младшего, а еще он бы все время спрашивал: — Разве я не самый лучший хён в мире, Хенгу-я? Хёнгу бы ворчал: — Нет, отстань. Ёнхун бы трогал его за руки, за волосы, обнимал бы его и твердил: — Разве ты не любишь меня больше всех, Канхён-и? Хёнгу бы делал вид, конечно же, что все это ему совершенно неинтересно, неприятно и даже противно, но в конце концов все равно начинал бы улыбаться, потому что не улыбаться было бы невозможно. Ёнхун был непоколебимо уверен в том, что Хёнгу нуждается в его любви и надсмотре. Хёнгу так не считал. Ёнхун писал ему сообщения каждые десять минут, стоило лишь им расстаться. Хёнгу копил их десятками, все эти: «Привет, младшенький» и «Хёнгу-я, покушай», и «Канхён-и, чем ты занят?», а потом, не выдерживал и звонил ему, и они болтали… О еде или о том, чем они были заняты, о новом альбоме или фотосессии, о том, что надо бы сходить поесть пиццу и обо всем, пока Хёнгу не начинало клонить в сон (в те дни, когда они разъезжались по домам на выходные), и он ложился спать, а Ёнхун продолжал писать ему половину ночи и весь следующий день, а вечером Хёнгу снова звонил ему, чтобы обсудить то, чем они оба пообедали сегодня и куда они пойдут, когда вернутся в общежитие. Гиук обязательно над ними хихикал. Каждый раз, едва только заслышав вот это вот: — Хёнгу-я! Из уст старшего. — Разве это не мило? — говорил Донмён и не делал ровным счетом ничего для того, чтобы спасти Хёнгу из цепкой хватки Ёнхуна, в которую тот попадал на регулярной основе. Харин молча хмыкал над потугами Хёнгу сбежать от старшего. Ёнхун считал это воистину благодатью — то, что Хёнгу так повезло, что Ёнхун уделяет ему столько внимания. Хёнгу считал это сплошным мучением. Ёнхун был везде и всюду, где был Хёнгу. Он таскался за ним в студию и пока Хёнгу работал — Ёнхун бренчал на гитаре в углу или сидел в смартфоне. Он торчал за спиной фотографа, когда приходило время фотографировать Хёнгу, он ждал его после окончания записи, чтобы пойти вместе пообедать. — Хён купит всем младшеньким обед, — сообщал он добродушно, дождавшись Хёнгу и Хёнгу думал: «Ну раз так, то почему бы не пойти», хотя еще десять минут назад он ворчал на старшего за то, что тот опять висел на нем всем своим весом. Хёнгу думал: «Ну раз так, то почему бы не пойти» — всякий раз, когда Ёнхун заваливал его сообщениями с предложением сходить поесть мяса и если Хёнгу согласится, то старший купит ему кофе. Хёнгу воротил нос, но потом соглашался, конечно же, и не только из-за кофе… Ёнхун вис на нем, теребил его, доставал его и Хёнгу думал: «Я сотру твой номер из своей телефонной книги» и еще: «Не хочу тебя больше знать, Ёнхун-хён», а потом: «Почему ты такой прилипчивый?» и все это с той отчаянной обреченностью, пока Ёнхун засыпал его стикерами в сообщениях, а если Хёнгу не реагировал — принимался писать в «Бабл» и тогда уж Хёнгу хватал телефон (или мчался к старшему в комнату) с требованием прекратить заниматься ерундой. Ёнхун считал, что он обязательно должен за Хёнгу присматривать. Хёнгу считал, что присматривать за ним совсем не нужно и что Ёнхун мог бы направить свою неуемную энергию на кого-нибудь другого, но с другой стороны он покупал Хёнгу кофе и они болтали вечерами по телефону, когда разъезжались по домам и когда Хёнгу торчал допоздна в студии Ёнхун торчал с ним и заказывал им еду, а Хёнгу со злости один раз удалил номер Ёнхуна из телефонной книги, когда старший принялся закидывать его сердечками, но потом набрал, по-памяти, потому что знал его наизусть и уж с этим Хёнгу ничего поделать не мог. Они целый час молчали в трубку: Хёнгу шелестел страницами книги, а Ёнхун смотрел дораму, и это было прекрасным, уютным молчанием. Хёнгу сохранил номер заново под именем: «Ён-меч», Ёнхун увидел это, похихикал и поддержал эту их игру записав Хёнгу как: «Кан-щит» и это прилепилось к ним настолько крепко, что вышло за пределы их сумасбродной дружбы подбросив одногруппникам новый повод для шуток, которые Хёнгу смущали, а Ёнхуна наоборот, только забавляли. — Разве это не мило? — спрашивал Донмён глядя на очередную их потасовку, когда Ёнхун теребил Хёнгу словно плюшевую игрушку, а Хёнгу сжимал губы, думал: «Я снова удалю твой номер, Ёнхун-хён», но потом все же улыбался, хотя мысли эти были по-прежнему с ним. Гиук хихикал над ними, а Харин хмыкал, и ни один из них не пытался Хёнгу помочь, как бы отчаянно Хёнгу не сопротивлялся и как бы не отбрыкивался от старшего, и как бы ни пытался улизнуть от него, когда на Ёнхуна нападало игривое настроение. Ёнхун считал, что это явно было знаком свыше — их с Хёнгу знакомство и их дружба, которая из этого знакомства выросла. Хёнгу тоже считал, что это было знаком свыше, который он, к сожалению своему, не смог вовремя распознать и пресечь, хотя, говоря откровенно, у него и выбора-то не было никакого, кроме как принять и смириться. Ёнхун считал, что знакомство с Хёнгу — один из лучших моментов с того дня, как он присоединился к группе, Хёнгу же считал ровно наоборот и не уставал об этом напоминать. Но номер старшего все-таки помнил наизусть. Единственный, из всех одногруппников.