Двенадцать альтернативных способов применения крови дракона

      «…Магия никогда не перестанет меня удивлять. Из всех возможных вариантов, я отдал свою любовь и сердце именно ей, о чём, признаться, никогда не жалел. Каждый раз, когда мне открывается новая — пока ещё неизведанная мною — сторона волшебства, я вновь чувствую себя семилетним мальчишкой, впервые в жизни оказавшимся в городской библиотеке. Ты настолько растерян и настолько обескуражен, что ошибочно принимаешь нервную дрожь предвкушения за обычный испуг. И ты совершенно не осознаешь, как же много впереди ждет загадок. И ответов — их будет еще больше. К счастью, в отличие от себя семилетнего, я не ограничен ни во времени, ни в возможностях. Если мне понадобится тысяча лет, чтобы познать ее секреты, я брошу эти годы на алтарь магии и не пожалею ни секунды. Время — больше не проблема.       Куда больше беспокоит то, что иногда я ловлю себя на мысли, что однажды могу потерять интерес. Пресытиться. Устать. Сменить фокус внимания. Чем больше я углубляюсь в свои, скажем так, разделительные исследования, тем чаще меня посещают такие мысли. К тому же Дневник не дает скучать, и иногда мне искренне хочется выкинуть его куда подальше, лишь бы он перестал действовать на нервы своим постоянным нытьем и претензиями. Поверить не могу, что в шестнадцать у меня был такой мелодраматичный характер.       Впрочем, пока мне до скуки и пресыщения далеко: магия все ещё способна поразить в самое сердце. Пару дней назад я случайно оказался в одном чудесном месте, о котором раньше приходилось только слышать. Я приехал в Ниццу, чтобы встретиться с Фалько Трембли, как независимый посредник между британскими и французскими Лестрейнджами. Их семейные драмы меня утомили еще в школе, но никогда нельзя недооценивать силу признательности богатой чистокровной семьи. Оказавшись на месте встречи, меня встретила дочь месье Трембли — очаровательная, как барракуда, Селеста — и решительно уволокла за собой «en quête d'aventure». Прекрасно зная Лестрейнджей — их хватка подобна дьявольским силкам: чем больше сопротивляешься, тем сильнее они в тебя впиваются, — я даже не попытался осадить волшебницу. Мы трансгрессировали в живописную деревеньку под названием Эз. Все в ней красноречиво кричало «магия вокруг»: начиная с постоянно залитых солнечным светом улиц и бьющей по глазам бирюзы моря до типичного для волшебников девиза «Isis Moriendo Renascor» и эмблемы деревни — усевшегося на кости феникса. Эз — одна из самых крупных коммун, в которой довольно мирно проживают и маглы, и маги. Селеста тут же потащила меня лакомиться лавандовым мороженым — и если при его создании не была использована магия, я так и быть готов поверить, что маглы не так ужасно безнадежны, как мне всегда казалось. Мы прогулялись по знаменитой (не для Селесты Трембли, очевидно) «тропе Ницше», но волшебница потеряла интерес к нашей беседе в тот самый момент, когда я решил рассказать ей откуда тропа получила такое название. Hélas, в магическом мире почти невозможно найти слушателя, который был бы одновременно достаточно эрудирован в том, чтобы понимать, что ты рассказываешь, но при этом недостаточно эрудированным, чтобы знать эту информацию до твоего рассказа.       Хоть старому маразматику «А. П. В. Б. Д.» пиши. *тут я тяжело вздыхаю*       Прогулка вышла на удивление хорошей. Приятные ароматы теплой земли и цветущих растений, сквозь которые иногда просачивался солено-терпкий запах моря, навевали воспоминания о моей поездке в Албанию несколько лет назад. Если и в Эзе мне так же повезет, значит я не зря битый час строю из себя джентльмена перед уже не совсем юной мадмуазель Трембли. В какой-то момент я даже позволил Селесте взять себя под руку, от чего девушка выглядела так, будто злоупотребила эйфорийным эликсиром. Радовало хотя бы то, что она воздержалась от дерганья каждого встречного за нос и пения во всё горло.       После прогулки мы отправились в местную книжную лавку. Селеста куда больше горела желанием увидеть часовню и церковь — готов поспорить на Дневник, она уже представляла себе нашу с ней свадьбу, — но я настоял и мы пошли в магазин мадам Эдме. Ассортимент заметно проигрывал даже «Флориш и Блоттс», не говоря уже про библиотеку Лестрейнджей, но даже тут я смог найти несколько удивительных гримуаров. Большинство книг в магазине было написано на французском и старофранцузском, и хотя моих знаний языка хватает для свободного общения с местными волшебниками, я все же решил повременить с покупкой: цены у мадам Эдме были такими же высокими, как гора, на которой Эз так удачно разлегся.       Впрочем, был один действительно заинтересовавший меня фолиант. Гордость мадам Эдме, он был скорее артефактом, чем книгой. Прямо посреди толстенной книги находилась дыра, будто ее насквозь пожрал книжный червь — мне этого магического паразита доводилось встречать в библиотеке школы Махотокоро. Это был тот самый случай, когда «проглотил книгу за один присест» — не просто красивое выражение, которым меня характеризовали однокурсники в школьные годы. Любая магия против книжных червей бессильна: этим скользким гадам даже «Авада Кедавра» нипочем, настолько толстая у них шкура. Зато если существу попадется хоть одна книга с романтическими похождениями молодых сладкоголосых менестрелей — они их что ли кишками чувствуют? — так их сразу начинает тошнить непереваренными страницами, которые потом собирают, очищают и клеят обратно наказанные за проступки студенты. Без магии! Кто бы мог подумать, что в Хогвартсе не самые безумные наказания и отработки? Я — не мог. Не то чтобы меня когда-нибудь наказывали…       Но я отвлекся.       Внутри книги-артефакта была сквозная дыра. Мадам Эдме рассказала, что это не просто книга. Не нужно быть чёртовым гением, чтобы до этого додуматься и без лишних пояснений. Чары, использованные для её создания знаменитым артефактором Аврелией Фоксглав, были воистину уникальными: стоит взять артефакт в руки, подумать о любой книге, которую когда-то прочитал, и ее текст в первозданном виде появится внутри дыры. Даже если ты прочитал лишь одну строчку, артефакт все равно создаст книгу! Правда в таком случае, в ней будут попадаться пустые или перепутанные страницы, или тарабарщина вместо текста, или неприличные рисунки вместо ожидаемых иллюстраций, поэтому для лучшего — правильного — результата следовало представлять только полностью прочитанную книгу.       Когда я увидел этот артефакт, мое сердце возликовало: давненько я не встречал подобного волшебства. В последний раз с чем-то отдаленно похожим я сталкивался лишь в Хогвартсе. Курсе на четвёртом ко мне подлетел взволнованный «Л.Л.» и сообщил, что случайно нашел место, где можно безбоязненно хранить огневиски и не получить по шее от завхоза (который потом это огневиски экспроприирует). Не буду даже пытаться описать любовь моего друга к этому дьявольскому напитку, но она куда сильнее, чем ко всем женщинам, которых он в жизни встретил. А их было чертовски, чертовски много. «Л.Н.» как-то пригласил нас с «А.М.» на премьеру оперы «Дон Жуан» в Париже — и вновь не буду даже пытаться описать любовь моего второго друга к магловским приблудам, она отвратительно сильна, — и все трое из нас согласились, что главный герой явно был вдохновлен каким-нибудь Лестрейнджем из прошлого. Что ни волшебник, то как один повеса и распутник. «Л.Л.» нашел в этом невероятный повод для гордости, что только подтвердило наше наблюдение.       Мерлин с ним — я уже давно устал с этим бороться.       Как оказалось, то самое «место безопасного хранения огневиски» — не что иное, как магическое помещение, которое появляется только тогда, когда оно действительно нужно. Когда «Л.Л.» оказался на восьмом этаже — полагаю, он шел с очередного свидания или на очередное свидание, — из-за поворота показался завхоз и мой друг «очень сильно захотел» спрятаться. Должно быть, распитая наполовину бутылка «старого Огдена» очень мотивирует удачу повернуться к тебе нужной стороной: очень скоро перед моим другом прямо в стене появилась огромная дверь. Хогвартс — просто кладезь загадок и тайн.       Я до седьмого курса изучал эту комнату. Какая бы необходимость у волшебника не возникла, каждый раз Комната обставляла внутри все именно так, как это нужно нуждающемуся. Когда я впервые попробовал «чего-то захотеть» — я думал о том, что мне необходимо оказаться в библиотеке — комната подарила мне запретную секцию. Когда «Л.Н.» захотел увидеть Лувр — Мерлин, он захотел в магловский музей! — перед нами оказались реплики работ да Винчи. Когда «Л.Л.» захотел в бордель, Комната сделала вид, что не поняла инсинуаций парня и превратилась в точную копию кабинета Диппета. Либо это ошибка, либо мы просто чего-то не знаем об уважаемом профессоре?       Когда в моей жизни появилась Комната, кажется, я по-настоящему влюбился. Увы, любовь эта была невзаимной, ибо Комната открывалась каждому, кто очень сильно попросит. Поначалу я был расстроен, что и другие рыцари узнали о ней — я бы хотел сохранить этот секрет только для себя и… других меня. Но с другой стороны, если бы не «Л.Л.», то никакого секрета не было бы и вовсе. У меня и без этого есть тайны, о которых ни один из них никогда не узнает. Если мне и хочется с кем-то ими поделиться, то это едва ли кто-то из окружающих меня волшебников.       Я много экспериментировал, пытался понять, как именно Комната была создана. Пока в ней кто-то находится, она не может измениться. Если не знаешь, чем стала Комната в настоящий момент, в неё нельзя войти. Комнату нельзя обнаружить ни на одной карте, она снабжает обитателей всем необходимым, кроме еды и зелий, она не способна возвращать мертвых, не может перенести за пределы школы, зато может превращаться в огромное хранилище разнообразного хлама — причем для всех оно выглядит одинаково.       Чем больше я работал над тайной этой Комнаты, тем сильнее убеждался: боюсь, эта удивительная, непознаваемая, неповторимая магия подвластна лишь волшебникам таланта Основателей. Никаких сомнений, что передо мной еще одна Тайная комната. Я уверен, что у каждого из Великой Четвёрки была своя: волшебники были слишком амбициозны, чтобы не оставить после себя какого-то скрытого, тайного, символического наследия.       Сначала я думал, что это волшебное помещение было результатом ума гениальной Ровены Рейвенкло, ведь чары и сама идея были слишком сложными. Моя логика была простой: чтобы открыть секрет Комнаты, нужно мыслить нестандартно, проявить настоящую любознательность, зайдествовать ум.       Но потом меня осенило: даже самый пытливый ум на свете не превратит стену восьмого этажа в дверь без настоящей нужды, необходимости или потребности. Не прося ничего в ответ, не наказывая за ошибку, Комната бескорыстно помогала нуждающемуся тем, на что была способна.       А кто у нас известен своей добротой, отзывчивостью, честностью и заботой о ближнем? Хельга Хаффлпафф и её дружелюбные барсуки. Мне и самому доводилось чувствовать на себе их заботу — чаще всего совершенно непрошенную и нежеланную, — но попробуй поспорь с хаффлпаффской девицей, которая положила на тебя глаз еще на втором курсе. Барсуки хоть и не медоеды, но свирепости и бесстрашия у них в моменты больше, чем у всех гриффиндорцев вместе взятых.       Так что я уверен, что эта «комната исполнения нужд» — не что иное, как Тайная комната Хельги Хаффлпафф. Увы, пока создать подобное мне не удалось. Но я обязательно продолжу экспериментировать и однажды создам что-то настолько уникальное, что мое имя будут помнить спустя тысячи лет. Впрочем, я сам смогу это увидеть. Как будто бы я позволю кому-то меня забыть, ха.       И я опять отвлекся.       Эз. Артефакт Фоксглав. Когда я увидел эту книгу, то конечно же сразу захотел её себе в коллекцию. Мадам Эдме просила за нее — подумать только! — пять тысяч галлеонов. Проще было бы достать старой ведьме звезду с неба, чем сначала найти такую сумму, а затем найти в себе силы с ней расстаться.       Как удачно, что рядом оказалась бедная богатая мадемуазель Трембли. Храни эту чудесную девушку — она бы точно училась на факультете Хельги — и Мерлин, и Зевс и магловский Господь Бог в довесок!       Грустный взгляд, горестный вздох, парочка обворожительных улыбок — и я покинул магазин в обнимку с самым удивительным артефактом, который мне приходилось видеть за последние годы. То, что комплектом к нему прилипла и Селеста Трембли было лишь незначительным недоразумением. В конце концов, всегда можно использовать «Обливиэйт». Конечно же, после того, как я разберусь в делах между британскими и французскими Лестрейнджами…».

***

      Гризельда написала Лисандру Лестрейнджу, как только закончила перечитывать записи «Т.М.Р.». Быстро одевшись в школьную форму, она побежала в совятню, разбудила сонного и злого Герцога Совингтона и чуть ли не пинком отправила его в поместье. Понять недовольство птицы было легко: на часах едва перевалило за шесть утра.       Зельда вернулась в свою лабораторию и, усевшись на кровать, не переодеваясь, опять погрузилась в записи «Т.М.Р».       Когда после встречи с Саэрлиссант она проснулась, то тут же бросилась за блокнотами Риддла. Ей пришлось потратить почти полчаса, чтобы найти тот, где упоминалось «место, которое можно найти лишь в случае крайней нужды». К счастью, Седрику Диггори она одолжила только один из блокнотов — тот, что и сама прочитала первым — и в нём волшебник Хогвартс не упоминал вовсе.       Перечитав запись еще раз, Гризельда с грустью вздохнула: и как этот саркастичный, остроумный, блестящий, влюбленный в магию мужчина превратился в Лорда Волдеморта? Сейчас, когда она узнала про крестражи, многое в его повествовании обрело смысл. И от этого Зельде стало в разы горше. В словах Тома, его отношении к магии, его циничном юморе, ситуациях, в которых он оказывался, девушка отчетливо видела саму себя. Волшебники даже внешне были похожи — хотя, конечно, до дьявольской красоты Риддла ей было так же далеко, как флоббер-червю до звания «Волшебник месяца».       Слизеринцы, сироты, не обремененные моральными дилеммами тёмные волшебники и оба обладатели уникального дара — говорить на языке волшебных существ. И это если опустить тот факт, что в жизни обоих важное место занимал Лисандр Лестрейндж.       Интересно, думала она, что было бы, будь она с Риддлом ровесниками, учись они в школе в одно время… Подружились бы они? Или, как и все её дорогие однокурснички, он бы презирал и ненавидел уродку Лестрейндж? Присоединилась бы она к нему? Стала бы, как дедуля, одной из первых «Пожирателей смерти»? Или, может, Гризельда вывела бы Риддла из себя настолько, что именно её убийство стало бы первым на его пути к семи крестражам? Или, наоборот, они бы вместе изучали тайны Хогвартса и стали бы надежными напарниками и боевыми товарищами?       Она вздохнула.       Гризельда никогда не узнает ответ на вопрос, как бы к ней отнесся Том Марволо Риддл. Вместо этого она прекрасно знала, как бы к ней отнесся Лорд Волдеморт: и этот ответ она предпочла бы забыть, как страшный сон. Если Лестрейндж когда-нибудь под руку попадется лордова змеюка, девушка без зазрения совести заавадит ее на том же самом месте. Никакой пощады пресмыкающейся мерзости!       Все утро и до обеда Лисандр не отвечал, но в этом не было ничего удивительного: он всегда поздно просыпался, а ведь нужно было еще и накорябать внучке ответ (если он вообще решит ответить), да и сове нужно было время на то, чтобы долететь до поместья и обратно. И без этого волшебные совы были поразительно быстрыми: Зельда бы не удивилась, если бы они в тайне владели искусством трансгрессии.       Опасения Лестрейндж по поводу контрольной по Трансфигурации не оправдались: ей удалось превратить карликового пушистика в пресс-папье с легкостью и без особенных сожалений. Когда она трасфигурировала существо обратно, оно окинуло Гризельду таким разочарованным взглядом, что слизеринка даже задумалась, не сама ли Саэрлиссант пожаловала к ней в образе безобидного зверька.       Нерешенным оставался вопрос Дамблдора: они с Диггори договаривались отправиться к директору после уроков, но в свете ночного рандеву с венгерской хвосторогой и открывшейся тайной первого — а точнее второго — крестража ситуация коренным образом поменялась. Зачем идти к Дамблдору и рисковать своей репутацией, свободой и, возможно, памятью, если можно придерживаться их первоначального плана и уничтожить крестражи самим? Не получится — тогда можно и к директору идти. Логично? Еще как, Зельда Лестрейндж. Можешь гордиться своим потрясающим умом и удивительной находчивостью.       Однако она так и не смогла найти подходящего момента, чтобы подойти к хаффлпаффскому старосте. Диггори постоянно окружали друзья и поклонники. После занятия по Древним рунам она почти застала его одного — он задержался, чтобы помочь профессору Бабблинг, — но стоило ей сделать шаг к однокурснику, как Лестрейндж буквально снесла толпа гриффиндорских шестикурсниц. Окружив парня со всех сторон, они умоляли его расписаться у них на сумках. От этой нелепой сцены Гризельде стало настолько стыдно, что она поспешила прочь из кабинета, пока её не стошнило прямо там. На месте Диггори она бы шутки ради предложила девчонкам вместо сумок расписаться на груди: хоть какой был бы прок от этой нелепой популярности.       После обеда — Лестрейндж кусок в горло не лез, но она заставила себя через силу поклевать немного пудинга с говядиной и почками — она отправилась в свою лабораторию. На уроки Предсказаний она не ходила и поэтому могла спокойно наслаждаться возникшим в расписании занятий перерывом. Можно даже попробовать подняться на восьмой этаж и поискать «тайную комнату». Однако мысль о том, как глупо она будет выглядеть, пыжась придумать что-то нужное перед каждой из стенок, заставила ее на время отступить. Она все еще надеялась, что дедуля Лестрейндж не будет тянуть с ответом.       Она завернула за угол подземелья, когда в нее кто-то врезался, причем с такой силой, что Гризельда отскочила на добрый метр назад.       — Эй, потише! — шикнула она.       Перед ней, болезненно сжавшись, стояла девчонка в гриффиндорской форме. За пышными, словно кусты акации, тёмно-каштановыми волосами не было видно лица. Гризельда была на сто процентов уверена, что это маглорожденная подружка Поттера. Таких приметных волос в школе не было больше ни у кого, кроме гриффиндорки и самой Лестрейндж. Как назло, она забыла ее имя — какое-то хитровыдуманное и древнегреческое. Поликсена? Клитемнестра? Андромаха? Да нет же, не настолько хитровыдуманное.       Гриффиндорка плакала, и ее тело сотрясала сильная дрожь. Не могла же Лестрейндж так сильно в неё врезаться? Да и если подумать, из них двоих к лестнице неслась отнюдь не слизеринская шестикурсница.       — Эй, девочка, ты в порядке? — она подняла руку, будто собиралась дотронуться до рукава гриффиндорки. Та в ответ лишь громко икнула и несколько раз покачала головой. Когда она убрала непослушные волосы, открывая лицо, Зельда сделала непроизвольный шаг назад. Изо рта девочки, словно у какого-то жуткого бобра-мутанта, росли два резца. Они были настолько длинными, что доходили ей до ключиц и явно не собирались на этом останавливать свой рост. Слезы девочки текли ручьями по щекам, волосам и — особенно сильно — по зубам, с шумом капая на пол.       Лечебное заклинание «Дантисимус». Использовать его для шуточных проклятий хогвартских младшекурсниц просто отвратительно. Если бы кто-то додумался наколдовать подобную порчу на «Младшего ужаса подземелий», Лестрейндж прокляла бы их в ответ так сильно, что потерянные зубы — это было бы меньшее, о чем им бы пришлось беспокоиться. Им бы и в святом Мунго помогли бы далеко не сразу.       Недолго думая, она достала волшебную палочку и бросила на лицо девочки невербальный «Фините инкантатем». Зубы вмиг перестали расти. Гриффиндорка схватилась за выдающиеся резцы и, всхлипнув, подняла голову на Лестрейндж. Зельда не знала, чего девчонка испугалась больше: торчащих изо рта зубов или стоящей перед ней слизеринской ведьмы. От первого хотя бы поможет трансфигурационное контрзаклинание.       — Шпашыпа, — проглотив слюну, с трудом, но поблагодарила девочка.       Да как же ее зовут… Иокаста? Филомела? Навсикая? О, Мерлин, ну конечно же нет.       — Тебе нужно в больничное крыло: мадам Помфри быстро приведет тебя в норму, — Гризельда махнула рукой куда-то в сторону.       Девочка кинула взгляд на лестницу и, увидев, что по ней спускаются парни-студенты из Дурмстранга, тут же жалобно пискнула и, закрыв лицо руками, отвернулась.       Лестрейндж неуверенно почесала макушку. Можно было просто уйти — она ведь уже помогла девчонке. Но ведь она не могла ее тут бросить, да? Как бы поступил Том Риддл на ее месте? О, этот очаровательный дементор строил бы из себя джентльмена до самого конца. Сначала проводил бы ее до больничного крыла, а потом уничтожил бы, использовав убийство лучшей подруги заклятого врага для создания очередного крестража. Да, определенно точно: теперешняя Зельда Лестрейндж вряд ли бы подружилась с таким Томом Риддлом. Хоть капельку, но у неё все еще была совесть.       Зачем только судьба постоянно заставляет ее становиться героиней? Честное слово, такими темпами она ещё и орден Мерлина однажды получит. Дедуля Лестрейндж её просто засмеет.       — Пойдем, я провожу, — она резко взмахнула палочкой и направила её на гриффиндорку. Та испуганно отпрянула, а затем схватилась за голову.       — Дезиллюминационные чары, — пояснила Гризельда с улыбкой. Девочка с ужасом и одновременно диким интересом смотрела, как ее тело, словно у хамелеона, сливается со стеной и полом коридора. — Держись рядом, чтобы в тебя никто не врезался.       Лестрейндж почувствовала, как девчонка схватилась за край ее мантии. Если бы пару месяцев назад кто-то сказал Гризельде, что она будет идти по коридором школы чуть ли не в обнимку с подругой гребаного Гарри Поттера, она бы покрутила пальцем у виска. И вот смотрите-ка, идут рука об руку… А где-то её еще ждет Седрик Диггори, с которым она собирается останавливать почти восставшего из мертвых Лорда Волдеморта.       Ну и драконы, да, куда же без этих очаровательных тварей.       Может, если вдруг она останется жива после всего этого безумия, податься в писатели? Вряд ли ее приключения будут хуже «Духов на дорогах» или «Каникул с каргой», а эти огрызки литературы стали настоящими бестселлерами в мире магии и принесли Локхарту немалые деньги.       Что, конечно, куда больше характеризовало мир магии, а не качество книг.       Но ведь Зельда может стать хорошим писателем? Отправится в мир маглов, если понадобится — они-то точно с руками оторвут ее фантастические рассказы про школу магии и одну особенную девочку с красивыми, но смертоносными глазками.       — Прышли, — гриффиндорка остановилась перед дверью больничного крыла.       Пенелопа? Пандора? Кассандра? Нет, слишком просто.       Зельда придержала дверь, и обе девушки вошли в «святая святых» мадам Помфри.       — Мисс Лестрейндж, у вас что-то случилось? — медсестра как раз проходила мимо двери, когда в помещении появилась Гризельда и её новая слегка сливающаяся со стеной подруга. Женщина левитировала огромный поднос с какими-то зельями и стаканами.       — Але оп! — слизеринка взмахнула палочкой, накидывая на девочку невербальный «фините инкантатем».       Геката? Геро? Гер…       — ГЕРМИОНА?! — мадам Помфри заорала так пронзительно, что на подносе задребезжали колбочки и стаканы.       — Ну конечно, Гермиона! — Зельда стукнула себя по лбу.       Она повернулась к девочке и улыбнулась — широко и дружелюбно, — но Гермиона выглядела так, будто увидела перед собой чешущего лягушачье пузо гриндилоу, а не симпатичную слизеринку.       — Мисс Лестрейндж, вы опять кого-то прокляли?       Медсестра же выглядела так, будто этот самый гриндилоу сначала разбил все имеющиеся в школе флаконы «костероста», а затем сломал всем имеющимся в школе студентам все имеющиеся у них пальцы рук и ног. И, ехидно смеясь, умчался на дно Черного озера.       Ну, в принципе, звучало, как что-то, что Гризельда Лестрейндж могла бы теоретически сделать.       — Так уже было, когда я пришла, — она состроила самую честную мину, на которую была способна, и вытянула руки перед собой. — Да и «дантисимус»? Не вам ли, мадам Помфри, лучше всех известно, что я действую обычно намного тоньше…       — Фто не Лескрынж, — неожиданно вступила в разговор Гермиона. Она с благодарной улыбкой посмотрела на слизеринку. Вкупе с огромными длинными зубами эта улыбка выглядела немного пугающе. — Шпашыпа.       — Никаких проблем, подруга, — Лестрейндж неловко потопталась на месте. — В следующий раз ставь «Протего» и быстро бей в ответ.       Гермиона весело помахала рукой.       — Пройдите за ту ширму, мисс Грейнджер, — мадам Помфри указала пальцем в сторону одной из кроватей. Затем она повернулась к Гризельде и с серьезным видом сложила руки на груди. — Держитесь от студентов подальше, мисс Лестрейндж.       Гризельда возмущенно фыркнула.       — Это вы лучше студентам скажите держаться от меня подальше!       Лицо медсестры приняло строгий вид.       — Выход — там, — она махнула палочкой, и дверь отворилась. Более красноречивого предложения покинуть помещение представить себе было сложно.       Зельда подарила женщине паскудную ухмылочку и медленной гордой походкой вышла из больничного крыла.       Вот и спасай жизни этих неблагодарных людишек! Может, Том Марволо Риддл стал Лордом Волдемортом, потому что к нему, как слизеринцу и тёмному волшебнику, все плохо относились и заранее подозревали во всех преступлениях?       В таком случае, подумала Гризельда Лестрейндж, они бы с волшебником всё-таки нашли бы общий язык. И плевать на совесть.

***

      «Дорогая двоюродная внучка,       Когда Герцог (очень недовольный) принес письмо, я был удивлен. Не помню, когда ты мне писала в последний раз? Курсе на третьем, когда тебя чуть не отчислили? Или это было на четвертом? Знаешь, а я не против, чтобы ты писала мне почаще. Кажется, и правда старею.       Раз спросила, отвечу: дела у меня нормально. Мы с Ноттом завтра едем в Челтнем на ипподром. Ты же знаешь его страсть ко всему магловскому. Если я завтра не выиграю кругленькую сумму, то придется напиться до гиппогрифов в глазах, чтобы забыть всех этих магловских женщин в ужасных шляпках.       Насчет твоего вопроса: то, что тебе нужно, находится на восьмом этаже. Напротив входа висит гобелен волшебника, который учит троллей балету. Нужно трижды пройти мимо стены, усиленно думая о том, что тебе нужно. Если очень постараешься, найдешь спрятанный мной запас огневиски (если найдешь, отправь немедленно в поместье — годы «Огдену» к лицу).       Поверить не могу, что «сама-знаешь-какой-мой-друг» написал о комнате в своих блокнотах. Он еще эксцентричнее, чем всегда казалось (я в восхищении). Когда вернешься, отдашь их мне — я тоже хочу прочитать. И еще: если вдруг решишь провернуть очередной ритуал по его записям, большая просьба — ДУМАЙ, что делаешь. Не хочу в следующем письме узнать, что он вернулся из мертвых, и все, что тебе есть сказать в оправдание: «Так уже было, когда я пришла».       P.S. Буду в Хогвартсе на первом испытании. Постарайся не уничтожить школу до этого момента: у меня там будет важная бизнес-встреча.       P.P.S. Слышал, что чемпионом школы стал хаффлпаффец. Спасибо, что чистокровный. Про Поттера даже упоминать не стану. Я все еще считаю, что единственный достойный чемпион во всей гребаной школе — это ты.       P.P.P.S. Макгонагалл прислала мне уведомление о твоем плохом поведении. Превратить голову гриффиндорца в тыкву? Моя ты радость!       Л.Л.»

***

      Уже битый час Гризельда Лестрейндж пыталась найти Седрика Диггори. От отчаяния она даже подошла к хаффлпаффской старосте шестого курса Тамсин Эпплби, чтобы выяснить, куда подевался её коллега. Девушка окинула слизеринку таким взглядом, что Зельде захотелось провалиться на месте.       — Седрика фотографируют для «Ежедневного пророка».       Мерлин всемогущий!       Она заметила Диггори во внутреннем дворике через час. Он был в шумной компании других ребят: их было человек десять студентов с галстуками желтых, синих и красных цветов. Староста сидел в центре, и его окружало несколько девушек с глуповато восторженными взглядами. Лестрейндж отчего-то вспомнилось, как Риддл описывал очаровательную барракуду Селесту.       Она решительно прошла в центр дворика. Подходя к ребятам, она заметила, что у некоторых на груди висят большие круглые значки. Желтые поддерживали «настоящего чемпиона Седрика Диггори», а отвратительно-зеленые указывали, что «Поттер — смердяк».       Лестрейндж закатила глаза.       — Диггори, — гордо выпрямившись, она позвала старосту. Он вмиг оторвался от разговора с какой-то девицей и, подняв брови, повернул голову к Гризельде, — тебя ищет профессор Снейп.       — О-о-о, вы только посмотрите, кто к нам пожаловал… — внезапно сказал другой хаффлпаффец. Высокий светловолосый мальчишка с огромным носом.       Оливер Фоссетт. О, она прекрасно его помнила.       — Кажется, нам нужно немного усовершенствовать наши значки, да, Олли? — проговорил еще один хаффлпаффец, невысокий и коренастый.       Филипп Стеббинс. Мадам Помфри почти неделю не могла избавиться от сосулек из соплей, которыми Лестрейндж его однажды наградила. Хорошие были времена.       — Да, стоит переделать надпись в «вонючая Лестрейндж» и раздать всем желающим, — ухмыльнулся Фоссетт.       — Или ты с тех пор помылась, Лестрейндж? — Стеббинс вскочил со своего места и пружинистой походкой подошел к девушке. — Признайся, кто кого вдохновляет? Ты — Снейпа, или он — тебя? Может, ты и спишь с ним, Лестрейндж?       Зельда опять закатила глаза.       — Перестаньте, — Седрик поднялся со своего места. Его друзья и поклонники с удивлением посмотрели на старосту.       Но Лестрейндж уже вошла в боевой режим.       — А ты что, ревнуешь, Стеббинс? — девушка осклабилась. — Мечтаешь со мной переспать? — она приложила руку к груди. — Или, может, со Снейпом?       — Ты мерзкая змеюка, Лестрейндж, — выплюнул хаффлпаффец. — Отвратительное создание.       Девушка хохотнула.       — Не нужно оскорблять змей, Стеббинс. Они предпочитают убираться на другую сторону дороги, завидев меня, — она ткнула пальцем в значок на груди парня. Ярко-зеленые значки «Поттер — смердяк» отчего-то сильно ее раздражали. — А вообще интересная ситуация… Меня называете мерзкой, а из самих-то благородство и дружелюбие так и хлещет.       — Что ты несешь?.. — начал Стеббинс.       — Одно дело я — наше противостояние давно превратилось в игру, но значки с оскорблением Поттера? Ребёнка, который никогда вам не ответит, никогда не заколдует вас в ответ, который вообще-то волшебный мир спас, а? Нормально себя чувствуете, барсуки? Нигде дружелюбие не давит? Диггори, тебе нормально? — она повернулась к Седрику. Желваки на его лице заиграли с удвоенной силой.       — Поттер обманул всех, чтобы стать еще популярнее! — влезла в разговор какая-то девушка из Рейвенкло.       — Да, ведь Поттер выглядит, как человек, которому не хватает славы… раздает автографы, фотографируется для журналов, дарит поклонницам улыбки… Ой, прости, Диггори, я вас перепутала.       Седрик понуро молчал. Жалкое зрелище.       — Что ты вообще можешь знать о благородстве, Лестрейндж? — спросил Фоссетт.       — Справедливо, — хмыкнула Зельда. — Но из нас двоих, барсук, это ты нацепил значок с оскорблением ребёнка, а я, красивая и благородная, стою в стороне и осуждающе качаю головой. И кто из нас тут мерзкий?       Несколько студентов вскочили со своих мест, кто-то достал волшебную палочку и поднял ее в боевой стойке.       — Твоя мать вообще Беллатрикс Лестрейндж! — крикнула девица из Гриффиндора. Она была одной из тех, кто любовно заглядывал хогвартскому чемпиону в глаза.       — А отец — Волдеморт. А дедушка — Гриндевальд. И что? — закатила глаза Зельда. — Как это оправдывает вас?       Ребята переглянулись.       — Свали, уродка! — десять палочек поднялись в воздух и направились на одну взбалмошную слизеринку.       Интересно, мадам Помфри сильно ее убьет, если она наколдует в школьном дворике массовую порчу?       — Хватит.       Голос Седрика Диггори был громким и не терпящим возражений. Все кругом резко повернулись к старосте. Он выглядел очень раздраженным. Если и он сейчас достанет волшебную палочку и направит её на Лестрейндж, вряд ли у нее получится выйти сухой из воды.       — Оставьте Лестрейндж в покое, — строго сказал он. Подойдя к Стеббинсу, он отодвинул того своим плечом и оказался возле девушки. — Идите в гостиную и делайте домашнюю работу. Не надейтесь, что вечером я просто так дам вам списать Историю магии.       Он повернулся к Зельде и заглянул ей в глаза.       — Идём.       — Что, Диггори, первый курс вспомнил? — крикнул ему в спину Фоссетт. Остальные хаффлпаффцы заулюлюкали. — Решил-таки лично проверить, не превратится ли жаба в прекрасную принцессу после поцелуя любви?       Лицо Диггори побледнело, но он лишь крепче сжал челюсти и молча пошел в сторону выхода из дворика. Зельда с улыбкой повернулась к ребятам.       — Ну, значит, прокляну вас в следующий раз.       И гордо двинулась следом за старостой Хаффлпаффа.       Они прошли не больше пары десятков метров, когда она услышала его тихий голос.       — Я говорил им снять значки.       Девушка саркастично хмыкнула.       — Оу, вау, ну раз говорил, то, получается, никаких к тебе претензий, приятель.       Седрик на секунду повернул голову, встречаясь взглядом с Лестрейндж. Он выглядел смущённым.       — Прости за то, что они тебя оскорбили.       Они проходили мимо какого-то заброшенного помещения — скорее всего склада для метел и швабр. Девушка остановилась перед дверью и с силой толкнула ее ногой. Когда дверь открылась, послышался визг и торопливые шорохи. За дверью оказались двое студентов: слившиеся в страстном поцелуе гриффиндорка и слизеринец.       — Брысь отсюда, — приказала Лестрейндж, и ребята боязливо вылетели из помещения. Зельда вошла и движением головы пригласила Диггори присоединиться. Он закрыл за собой дверь. Внутри было темно, и парень зажег «люмос». В помещении пахло сладковато-приторными духами гриффиндорки.       — Если меня что-то и оскорбляет, Диггори, то это твоя постная мина. Ненавижу скуку, — смотря Седрику в глаза, нагло ответила Гризельда. — А твои так называемые друзья слишком тупые, чтобы заставить меня своими словами даже бровь поднять. Не забывай, мне больше не одиннадцать. Да и для оскорблений талант иметь надо — пусть у профессора Снейпа поучатся.       Седрик нахмурился.       — Мне стоило раньше их остановить.       — Диггори, — она сложила руки на груди. — Тебе лучше знать, что стоит делать, а что нет. Я тебе не мать, не друг и тем более не твоя совесть. Каждый поступает, как считает нужным.       Кто-то дружит с людьми, которые оскорбляют и издеваются над беззащитными, а кто-то это терпит или даёт сдачу. С первого курса прошло шесть лет и ничего не изменилось.       Гризельда Лестрейндж не наивная дурочка считать, что две ночи общения и совместный секрет поменяют что-то в их отношениях с Седриком Диггори.       — Ладно, Диггори, перейдем к делу, — она достала из кармана письмо дедули Лестрейнджа. — Планы поменялись: к Дамблдору больше не идем.       — Ты узнала что-то о крестражах?       — Да, во сне ко мне пришла хвосторога и сказала, где искать два из них.       Седрик открыл рот в изумлении.       — Что?       — У тебя проблемы со слухом?       — Нет, я… — его лицо приняло озадаченное выражение.       — Тогда какого Мордреда ты заставляешь меня повторяться?       Диггори нахмурился.       — Ты все же злишься на меня, — с грустью сказал он.       Девушка ехидно засмеялась.       — Нет, Диггори, я не злюсь, я всегда такая. Если ты вдруг решил, что я милая и очаровательная, то смею тебя разочаровать: это был побочный эффект драконьей легилименции, — она откинула кудрявую прядку волос в сторону. — Но теперь злая ведьма вернулась.       — Очень мило, — парень сердечно улыбнулся.       — Если тебя что-то не устраивает, то сейчас самое время выйти из игры, Диггори, — строго покачала пальцем Гризельда. — Думаю, дальше я справлюсь и сама: не хочу, чтобы мое назойливое спасение мира мешало твоим фотосессиям.       Диггори приблизился и наклонил голову к Зельде.       — Я не променяю наши с тобой приключения ни на одну фотосессию в мире, — горячо проговорил он.       От того, как часто Лестрейндж закатывала в этот день глаза, у неё уже болела голова.       — Вот как, — сказала она. — Может пойдешь и скажешь это своим друзьям? А то, я смотрю, храбрости тебе не занимать только, когда мы остаемся один на один.       Он устало провел рукой по лицу.       — Это правда, — с неловкой улыбкой согласился парень через несколько секунд. — И я приму к сведению всё, что ты мне сказала, Лестрейндж.       — Ладно, проехали, — быстро отмахнулась девушка. — Я просто делюсь своим мнением, Диггори, — она погрозила старосте пальцем. — Мне абсолютно плевать на тебя, понял?       Он улыбнулся.       — Понял, Лестрейндж, проблем со слухом не имею. Что там с крестражами?       Она несколько раз вздохнула, унимая вспыхнувшее раздражение. Вот дернул же её Мордред ввязаться в эту авантюру!       Гризельда достала из сумки блокнот Риддла и, открыв на нужной странице, передала напарнику.       — Чего тебе сейчас не хватает больше всего на свете, Диггори?       Они стояли перед каменной стеной. Напротив висел гобелен с Варнавой Вздрюченным. Сумасшедший волшебник пытался научить троллей, одетых в балетные пачки, каким-то затейливым танцевальным па, за что периодически получал от них тумаки и удары деревянными дубинами.       — Итак? — Седрик сложил руки на груди.       — Сейчас всё будет, Диггори, не ной, — Лестрейндж вновь принялась ходить перед стеной.       Три предыдущие попытки чего-то пожелать — захотеть чего-то необходимого — не увенчались успехом.       «Ну же, мне очень нужно место, где Том Риддл спрятал крестраж. Хельга, дорогая, будь хорошим барсуком и помоги мне его остановить».       — Смотри… — рука Диггори обхватила ее локоть. Девушка подняла голову и увидела, как в цельной стене начали проявляться очертания двери.       Как и у Риддла при виде восхитительной, неизведанной еще магии, сердце Лестрейндж возликовало.       Они приблизились к двери. Седрик потянулся к ручке. Когда он нажал на неё и дверь с легким скрипом приоткрылась, парень повернул к Лестрейндж голову и, улыбнувшись самой счастливой улыбкой, которую только ей доводилось видеть, сказал:       — Разве мы с тобой не об этом когда-то мечтали, Зельда?