Советую читать под «Belki — Akustik» (Dedublüman & Mavzer Tabancas)
«Через два часа я выхожу за него замуж, родной. Если хочешь что-то изменить, то просто приезжай…» Тошнотворно прекрасное белое подвенечное платье. Оно буквально струится плавными волнами по изящной фигуре, окутывая невесту какой-то таинственной мглой, и придает ей особого предсвадебного шарма. Воздушные рукава еле заметно подрагивают на средиземноморском лёгоньком бризе, непослушные (цвет твоих) локоны захватывающе играются с полупрозрачной лилейной фатой, а беспорядочные тягостные мысли сводятся все только к одному. К человеку, с которым, кажется, не судьба. Идеально белые лодочки на тонкой шпильке отбивают нервный ритм, а аристократические пальцы, дополненные элегантным френчем, судорожно вертят новенький смартфон в тягостном ожидании хоть какого-то ответа. Прекрасные, захватывающие виды Сен-Тропе, открывающиеся с этого мраморного колонного балкона, не становятся усладой для (цвет твоих) глаз. Становятся, скорее, медленной, мучительной пыткой, напоминая о всепоглощающей ненависти предстоящего события. Стрелки на часах летели чрезвычайно быстро и менять что-то самой было уже слишком поздно, глупо и невозможно. Предательская одинокая слеза обречённо скатывается по бледной щеке при виде первых отголосков багряного заката. — Неужели это и правда наш конец, Ней? — проникновенный женский голос всемерно пропитался откликами непереносимой сердечной боли, ранимая душа внутри хрупкого тела билась в беспросветном отчаянии. Изощрённая жестокость реальности её поражала, а мысли тщетно пытались отпустить, забыть, повиноваться несправедливой судьбе. Возможно, так было бы и проще, но разве так легко вычеркнуть фигуру любимого мужчины из своей жизни? Было ли возможно любящей девушке забыть человека, за которого, не раздумывая, она отдала бы жизнь? Было ли достижимо вычеркнуть невыразимое, почти неземное, соединившее их обоих, счастье всех последних лет и отречься от мыслей о нём за секунду? Нет, нет, точно нет. — Милая, нам пора! — к Т/И подходит взволнованная, светящаяся фальшивым довольством мать и кивает в сторону роскошной двухэтажной виллы, за которой их ждал свадебный кортеж. Картинка, только что представшая перед взором (цвет твоих) волос/ой, кажется, практически её добивает, стреляет в израненное сердце меткой арбалетной стрелой, заставляя пошатнутся. — Разве вот так всё должно быть, мам? — (цвет твоих) глаза переполнены безнадёжной печалью, моментами чередуясь с яркими всплесками изнеможённой боли. Девушка плавно подходит к застывшей женщине, неловко беря её за руку, которая оказывается могильно холодной. Этот отчаянный жест в череду с меткой фразой моментально сбрасывают с матери маску предельного спокойствия и счастья, оставляя за собой сотни напрасных извинений и сожалений. — Разве должна я ненавидеть всё своё существование перед собственным венчанием? Разве должна мечтать о скорейшей смерти, лишь бы не заключать брака с этим мужчиной? — нескончаемые потоки мутных горьких слёз неминуемо побежали по молочной коже, отражая редкостную красоту кровавого заката. — Разве должна я терзать себя миллионами пессимистичных мыслей, а не просто быть окрылённой силой неземной любви и только и ждать скорейшего приближения этого момента? — смотреть на любимую дочь в таком состоянии было практически невозможно, до безумия мучительно и невыносимо. Грядущая свадьба единственного ребёнка должна была стать значимым, невероятно счастливым и запоминающимся событием, только вот главный критерий всех свадеб отсутствовал. У её девочки в этот знаменательный день не было любимого мужчины рядом, было лишь вынужденное обязательство, долг, договорённость. Её малышка пожертвовала любовью всей своей жизни взамен на обычное благополучие родителей. — Нам нет прощения, милая, и никогда не будет. То, что мы с твоим отцом натворили, противоречит всем уставам и заповедям Господним, но пойми и прости, прошу, выбора у нас не было, — женщина плачет вместе с дочерью, сожалея обо всех тех действиях, что вызвали эту чёртову вереницу последствий, которые и привели их сюда. — Совсем не было… — мама нерешительно, максимально робко, с тысячами сомнений за спиной затягивает девушку в неловкие объятия и боязливо поглаживает ту по спине, порой запутываясь в волосы. — Прости, прости, прости… А в это время белое Мазератти неслось как сумасшедшее по извилистым горным серпантинам, лишь бы успеть добраться к ней, остановить начало их конца. В голове мужчины сотни мыслей, но ни одного сомнения в своих действиях и принятых решениях. Потерять любимую девушку Неймар не мог, просто не имел права, потому что она только его. Всю дорогу он вертел меж пальцев миниатюрно-васильковую бархатную коробочку, которая так и ждала своего часа. Внутри скрывалось изящное помолвочное серебряное колечко, которое футболист присмотрел уже как три месяца назад. — Я успею к тебе, родная, клянусь, обещаю. Потерпи ещё чуть-чуть, и мы уже навсегда будем вместе! — Т/И стала его судьбой, желанной девушкой, которой бразилец отдался без остатка. Впервые за всю свою жизнь атакующий полузащитник «Пари Сен-Жермен» буквально мечтал остепениться, обзавестись настоящей семьёй, завести детишек, желательно троих, построить собственный уютный дом и постоянно желать туда возвращаться, абсолютно всегда. (Цвет твоих) волос/ая стала любовью всей его жизни, и отпустить бы её он точно не смог… Тем временем в сорока километрах от движущегося Мазератти кортеж сумеречных автомобилей прибыл к месту назначения, к одному из самых живописных скалистых обрывов Средиземного моря, где и должна была состояться церемония бракосочетания. Вся сторона жениха уже давно прибыла на место и праздно наслаждались фуршетом за какими-то бессмысленными, весёлыми разговорами в цвете закатного солнца. В воздухе витал яркий запах праздника, но только не для неё. Обречённость накрыла девушку с головой, а взгляд (цвет твоих) глаз всё ещё надеялся найти его приближающуюся фигуру. Но кажется, всё абсолютно тщетно. Она вяло, почти лишённая всех сил подходит к бару и заказывает стакан крепкого ирландского виски, чтобы хоть на минуту забыть об этой неистовой боли. Алкогольный напиток отрезвляюще жжёт стенки горла, согревая где-то внутри, только вот легче ей не становится. Скорее, только хуже. Лица знакомых, дальних и близких родственников сливаются воедино, когда тот самый решающий час настаёт. Ей трудно дышать. Ей уже невозможно незаметно переживать это ужасное горе. У неё не выходит собрать своё вдребезги разбитое сердце хотя бы в частично целую картину. — Я так надеялась, что ты придёшь, Ней… Как жаль, что для тебя я больше ничего не значу… От внезапного осознания мучительно больно. Каждый шаг под руку с отцом в сторону алтаря отдаётся оглушающим звоном в висках. Противная, почти собственническая улыбка жениха добивает, а судорожные мысли только об одном. На месте Килиана должен был стоять он, Неймар. С его невероятно милыми кудряшками, в идеально выглаженном и чертовски ему подходящем смокинге, с ослепительно-солнечной улыбкой на родных губах, которые бы хотелось зацеловать до одурения. Да, Силва Сантос Жуниор смотрел бы на неё с открытым восхищением и искренней, почти мальчишеской гордостью в карих глазах. Мужчина бы нежно, совсем трепетно взял её за руку и никогда не отпускал. И было бы у них всё по-настоящему, с безграничной любовью, с этого момента и до конца своих дней, но напротив стоял не он, и этим всё сказано. Когда рука чужого мужчины сплетается с её девичьей ладонью и священник начинает свою приветственную свадебную речь, сердце девушки пропускает окончательный оглушительный удар. — Уважаемые дамы и господа! Килиан Мбаппе Лоттен и Т/И, Т/Ф! От лица возлюбленных я рад приветствовать всех вас и благодарю за то, что собрались здесь разделить с нами этот счастливый момент! Сегодня мы собрались в этом прекрасном захватывающем дыхание величественном месте, на берегу бушующего лазурного Средиземного моря, вдали от суеты и шума больших городов, чтобы соединить сердца двух влюбленных, решивших идти рука об руку по нескончаемой дороге жизни. В (цвет твоих) глазах на мгновение темнеет, а доступ к кислороду в момент перекрывается. Будто какая-то ниточка в груди с треском в одночасье оборвалась, такая дорогая и безумно нужная. Без которой назад пути уже не будет. (Цвет твоих) волос/ая крепко сжимает ладонь своего будущего супруга, тихо шепча священные молитвы про себя. От чего-то необъяснимая тоска в сочетании со звенящей пустотой внутр только нарастает и отступать совсем не желает. — Вступление в брак — это сугубо личный поступок, но для того, чтобы черпать силу и прожить вместе долгие годы, их союз должен одобряться родными и близкими. В этой связи, Килиан и Т/И обращаются сейчас ко всем вам: поддерживаете ли вы их решение вступить в брак, и готовы ли вы принять нового человека в свою семью и в свои друзья? — возможно, внешне (цвет твоих) глаз/ая и выглядела умиротворённой, совсем чуть-чуть нервничая, но на самом деле глубоко внутри бушевал неистовый ураган. Она душераздирающе кричала, взывая к богам о помиловании и спасении. Представляла его образ и почему-то не могла, знакомая фигура любимого мужчины обмывалась тёмной дымкой под хором сказанное «да». — Есть ли здесь человек, который знает причину, по которой Килиан и Т/И не могут вступить в законный брак? — зыбкая тишина вокруг, её отчаянный, пропитанный тягостным унынием взгляд и неумолчный шум, разбивающийся о неприступные скалы бесконечных волн. Гробовая тишина становится ей проклятым согласием. — Из миллиардов людей на планете вы нашли друг друга, познали и полюбили, и теперь, когда вы стоите рядом и смотрите глаза в глаза, я хочу спросить вас: Согласны ли вы, Килиан, любить, хранить и оберегать, защищать и строить ваш семейный очаг, поддерживать во всем свою жену, быть ей надежной опорой и непробиваемой стеной от злого умысла, взять в законные жены Т/И… — девушка в последний раз делает тяжёлый вдох и безуспешно, затравленным взглядом, пытается его отговорить, но всё бессмысленно. Судьбоносный ответ срывается с его губ быстрее. — Да. Я согласен. Клянусь любить… — и в эту самую минуту, ловя его сверлящий опасливый взгляд, она даёт волю кровавым слезам, отражающим всю безнадежность и истерзанность любящего сердца. Хрупкие надежды отступных путей моментально обрываются и заблудшая, покинутая всеми душа летит в обрыв реалий. Реалий, где нет его, их будущего, семейного счастья. Где есть только замкнутый адский круг без шанса на нормальную жизнь. — Т/И, согласны ли вы любить и быть любимой, в добром здравии и в болезни, в радости и печали, не слыша шума медных труб, через огонь и воду, до конца времен, взять в законные мужья Килиана… — из горла вырывается то ли полувсхлип, то ли полустон. Отчаянный, дикий, совершенно необузданный. Мулат напротив сильно стискивает её ладонь, таким образом желая привести девушку в чувства и напомнить о прецизионности ответа, который был только один. Господи, что они творили, она выходила замуж за настоящего монстра. — Да. Я согласна. Клянусь любить… — ну вот и всё, конец их любовной истории длиною в пять лет. Понимание этого накрывает её с головой, почти сбивая с ног. Теперь девушка отдана другому и никогда уже не будет принадлежать ему, любимому мужчине. Навсегда родному и бесценному. Кажется, что изящный корсет на талии затянули в трёхкратном размере, перекрывая весь доступ к кислороду, впрочем, ей он уже был не к чему. Фигура (цвет твоих) волос/ой обречённо застывает на прохладном ветру и просто наблюдает за очередным пылающим закатом под заключающие речи священника. -Т/И и Килиан, обменявшись клятвами, вы объявили о своём твёрдом намерении жить вместе в любви и согласии на протяжении всех дней, подаренных вам судьбой. Теперь вы можете в знак верности друг другу обменяться кольцами, древним символом, простым и священным. Пусть они всегда напоминают вам, что ваша любовь бесконечна. Килиан, наденьте кольцо своей жене Т/И, теперь вы, Т/И, наденьте кольцо своему мужу Килиану, — обручальные кольца, покрытые испанским золотом, весили, кажется, под тонну. Обременённые моральными обязательствами и наглой ложью, они подписали девушке безжалостный заключительный приговор. В лучах знойного летнего солнца они переливались словно адские круги, окутанные смертельной красотой багряного заката. — Властью, данной мне вами, объявляю вас мужем и женой! Теперь Т/И, вы по праву можете носить фамилию вашего новоиспечённого мужа. Поздравьте друг друга! В знак объединения прошу скрепить ваш союз трогательным поцелуем, — прикосновение его горячих губ ощущалось как чудовищное, абсолютно непростительное предательство. Мулат зарывается ей в волосы, болезненно оттягивая и почти маниакально шепчет, что теперь она только его. Блестящие слёзы продолжают бежать по её мертвенно холодным щекам. — Дорогие супруги! Дорогой любви вы пришли на обрыв этого прекрасного моря объявить во всеуслышание, пред всем честным народом, что вы теперь муж и жена. Сохраните дар первых счастливых дней и пронесите их чистоту и верность через долгие годы жизни. Пусть ваше счастье будет светлым и чистым, как летнее небо, долгим, как вся ваша жизнь, и прекрасным, как ваша большая любовь. Именитые, но совсем не прошенные гости подходят к паре и начинают вереницу этих бессмысленных поздравлений. Т/И уже и не вспомнит, как в её подрагивающих руках образовалось буйство редкостных, диковинных цветов, букетов, пропитанных дразнящим ароматом, сводящим голову с ума. Девушка молчаливо, словно блуждающий призрак, покидает неприятную компанию своего нелюбимого мужа и подходит к самому концу скалистого обрыва. Белоснежное платье, увенчанное пышным длинным подолом, развевалось на пронизывающем ветру. В ярко-голубом, переплетённом сумерками небе проявились первые, совершенно одинокие и холодные звёзды, которые он так любил. Любил смотреть на них, рассказывать ей о несравненной красоте далёких созвездий и целовать любил, под величавым таинственным покровом ночи. — Я люблю тебя, Неймар. Люблю так сильно и мучительно, что даже смерть теперь не кажется мне страшным шагом, — её тревожный шёпот трогательных слов со стороны звучит зловеще. Она обнимает себя страстно, прощально, балансируя на тонкой грани с безумием, тщетно пытаясь согреться. А в голове только одно, до чего же прекрасно было бы сейчас непростительно ошибиться, запутаться в подолах длинного белоснежного платья и кануть вниз, в эту манящую головокружительную бездну, разбившись о безжалостные скалы, и навсегда остаться под покровительством таинственных волн в лучах малинового заката.***
Год спустя. Париж. Кладбище Пер-Лашез. — Ну вот и всё, мамуль. Теперь ты вновь находишься среди своих любимых белых роз, будто в настоящем райском саду, — (цвет твоих) волос/ая плавно поднимается с колен, оттряхивая чуть сырую землю после дождя. В воздухе витает дождевая удушающая влага, а суровое, застланное густыми облаками небо вот-вот вновь разразится очередным непрекращающимся ливнем. Шум надвигающегося грома заставляет в ужасе вздрогнуть, а внутренности испуганно сжаться. Повсюду, тут и там мелькают яркие смертоносные молнии, но ей безразлично. Взгляд (цвет твоих) глаз блуждает по надписям на гранитном памятнике, одиноко стоявшем на огороженной миниатюрной территории, будто бы всё ещё не веря в происходящее. — Надеюсь, ты и правда там, мамуль. О другом я и думать не желаю… Окоченевшие от осенних заморозков пальцы, одетые в резиновые перчатки, собирают засохшие листья с рыхлой земли. Действия почти что механичны, мыслями она далеко. Совсем далеко. Порывистый ветер усиливается с каждой секундой, заставляя (цвет твоих) глаз/ую плотнее затянуть полы своего чёрного пальто. Противные мурашки бегут по коже, то ли от жгучего октябрьского холода, то ли от полного осознания, что она осталась совсем одна. — Знаешь, а я ведь всё ещё думаю о нём, мам. Почти каждую минуту своей никчёмной жизни, вспоминаю его в каждой вещи, в каждом действии… — девушка присаживается на потрёпанную скамейку, снимает грязные перчатки и подносит холодные ладони к вишнёвым губам, тщетно пытаясь согреться. — Я не смогла отпустить, как это сделал он. Я не смогла распрощаться с нашей историей, наверное, никогда и не смогу… — мелодичный голос надламывается, рыдания так и просятся наружу. Тот август, та злополучная дата сломали её окончательно, добили, отобрали последние крупицы веры в лучшее. — Я всё ещё помню, какого это, просыпаться в его чувственных, любящих объятиях и наслаждаться первыми лучами рассветного солнца. Помню, какого это, ждать его с очередного матча, удачного или нет, без разницы, готовя для него его любимые блюда, а после исцелять его разбитое неудачей сердце нежными поцелуями, — сотни счастливых воспоминаний мелькают у неё перед глазами, а хрустальные слёзы начинают медленно, до одурения мучительно душить. Разбитое вдребезги сердце всё ещё болело, а истерзанная душа никак не могла найти покоя. — Я помню, какого это, просто любить его, мам, отдаваясь без остатка и не желая ничего большего взамен… Сокрушительная правда тяжело повисает в морозном воздухе, а судорожные всхлипы заглушаются очередным ударом молнии. Т/И рвано вздыхает, закрывая лицо ладонями, и истошно плачет. Плачет на могиле родной матери, на окутанном мёртвой тишиной кладбище, ведь за его пределами позволить себе этого не может, попросту не с кем. Никак не может попрощаться со своими разрушенными мечтами о счастье и благополучии, теперь уже усеянными сероватым пеплом. Всё так же, как и в тот августовский вечер, стоит на руинах своего истерзанного жизненного наслаждения и в панике желает обернуть время вспять. Вернуться в точку невозврата. — Боже, мне не стоило затрагивать эту тему, мамуль. Прости, пожалуйста, сегодня только твоя дата, твой день, а я всё так же возвращаюсь к нему, — она аккуратно поправляет букет белоснежных роз в вазе, смаргивая новые потоки горячих слёз. — Прости, прости, прости… (Цвет твоих) глаз/ая потихоньку начинает собирать все свои кладбищенские принадлежности, попутно пытаясь выровнять дыхание. В состоянии истерики показаться перед Килианом было сродни самоубийству. Женские слёзы мужчина терпеть не мог, считал признаком вечного нытья и недовольства, поэтому с лёгкостью поднимал на неё свою руку, желая выпустить ядовитый пар. Но ничего, это совсем ничего, она уже привыкла. На (цвет твоих) волосы приземлились первые капельки проливного дождя, но Т/И их откровенно проигнорировала, продолжая витать в собственных удушающих мыслях. Оглушительная гробовая тишина вокруг совсем её не угнетала, наоборот, своеобразно успокаивала и исцеляла. В ледяном месте, сплошь покрытом могильными камнями, она ощущала себя своей, ни в коей мере не чужой, напротив, извращённо желанной. Тут одинок был почти каждый, и её собственное одиночество уже не казалось чем-то из ряда вон выходящим. Желая ополоснуть руки, она направилась к своеобразному умывальнику, расположившемуся в паре сотен метрах от могилы матери, в глубинке самого кладбища. Абсолютно неизвестный маршрут совсем не пугает, стук её каблуков отдаётся пугающим эхом в недоброй тишине надвигающейся бури, уже положившей начало своему концу. Монотонный дождь постепенно стал усиливаться, а в груди будто разрасталась зияющая дыра, как в тот проклятый день её свадьбы. Лихорадочное беспокойство молниеносно хлынуло по венам, буквально принуждая остановиться. По вискам до одурения больно хлестнуло, а (цвет твоих) глаза во внезапном шоке распахнулись. — Нет, — она неверующе застывает у непримечательной могилы, потрясённо мотая головой. (Цвет твоих) волосы резко взметаются при новом порыве ледяного ветра. Безутешные, пропитанные безысходным безумством слёзы смешиваются с дождем, когда глаза вновь и вновь перечитывают до боли знакомое имя. — Нет, нет, нет! — проникновенный голос срывается на истошный крик, стая воронов с соседнего, совершенно голого дуба взметается ввысь. Одинокая беломраморная могильная плита смотрела на неё отрешённо, будто излучала сотни сожалений, дышала мрачной, трагической безысходностью.«Неймар да Силва Сантос Жуниор 05.02.1992 — дата её свадьбы (извините, я суеверна) Навсегда любимый сын, отец и друг.»
— Ты не мог уйти, Ней. Не мог, нет, это не можешь быть ты… — девушка обессилено падает на колени, на абсолютно мокрую землю, пропитанную дождем, и безутешно рыдает. Он спешил к ней в тот день, он очень сильно к ней спешил. Не оставил, не бросил, не забыл. Он её любил и надеялся сохранить их любовь, чего бы ему это ни стоило. К слову, стило это ему жизни. Но разве пугают влюбленного человека, полностью окрыленного любовью, слова о смерти, когда на кону стоит девушка его мечты? Определённо нет. — Господи, что же я наделала? — Ты не виновата, Т/И. Никто не виноват, так просто вышло… — неожиданно появившаяся мама бразильца присела рядом с безутешной (цвет твоих) глаз/ой и судорожно приобняла. Увидеть любимую девушку погибшего сына была сродни медленной мучительной пытке. Женщина будто бы перенеслась назад, в то время, когда её мальчик был счастлив, окрылённый неземной любовью, и счастливо улыбался, заливисто смеясь, а не безмолвно лежал в этой холодной сырой земле. — Я, ему написала я. Он ехал ко мне! — её хрупкие плечи сотрясают истерические рыдания, мокрые пальцы зарываются в (цвет твоих) волосы и чуть ли не рвут их. Её душа, её любовь, её единственный и самый родной мужчина. Его больше не было, не было уже как год, а она даже не знала. Не знала, что в тот вечер он нёсся к ней на всех порах, даже не задумываясь о всех опасностях горных серпантинов, только бы успеть, пока она трусо, почти без боя смирялась и покорялась коварной судьбе. — Его погубила любовь к тебе, Т/И, но не ты, — мёртвый голос его матери убивает девушку ещё больше, Надин поднимается и кладёт на землю красные розы, которые он ей так часто дарил. Обрывочные воспоминания отдаются нестерпимой, адской болью во всём теле. — Все влюблённые рано или поздно теряют голову. Так случилось и с ним, когда никого не было рядом… — Как это произошло? — тихий хриплый голос девушки рушит зловещую тишину пустынного кладбища. Т/И не может успокоиться, в висках болезненно пульсирует боль. (Цвет твоих) глаза давно покраснели, а поток нескончаемых горьких слёз никак не желал прекращаться. Её будто резали без ножа, так метко, без какого-либо сожаления, с долей садизма. Пересилив себя, она задаёт женщине последний вопрос, который уничтожает её истерзанную душу: — Что случилось в тот вечер, Надин? — Ней не смог справиться с управлением. Полицейские сказали, что скорости на спидометре достигали критической отметки, а на горных серпантинах это непростительно, — по щекам брюнетки побежали обременённые материнской болью и любовью слёзы. Принять смерть родного сына было просто невозможно, сколько бы времени ни прошло. — На одном из поворотов он просто потерял контроль и слетел с дороги, прямо с горы в пропасть. Это случилось около восьми часов вечера, по дороге в Сен-Тропе. Если быть точнее, в пяти километрах от места твоего бракосочетания, девочка, — осознание происходящего в тот злополучный вечер нахлынуло на неё смертоносной лавиной и вырвалось в дикий крик отчаяния. Сотни мыслей бесконтрольным роем завертелись в её голове, причиняя несусветную боль. Господи, что же он пережил в той машине, в тот вечер, пока она просто приняла неизбежное. Что же он пережил, когда она опустила руки и поддалась беспросветному унынию. — Я должна исполнить его последнюю волю, Т/И, — Надин в последний раз присаживается перед девушкой сына, бьющейся в страшной истерике и привлекает её внимание, осторожно касаясь ледяной руки. — Мой мальчик хотел сделать тебе предложение в тот день. Хотел сорвать эту договорённую свадьбу и сделать тебя своей. Мечтал создать с тобой семью и прожить всю жизнь, как видишь, не получилось, — Сантос достаёт из сумочки крохотную коробочку и вкладывает её в ладонь плачущей (цвет твоих) глаз/ой, которую когда-то сама посоветовала взять нервному, спешащему к любимой сыну. В тот вечер она видела его в последний раз. — Не знаю, как, но оно уцелело после этой страшной аварии, Т/И. Наверное, помог сам Бог, береги его, прошу. Ведь ты навеки останешься его единственной невестой, любовью всей его жизни. Женщина оставляет девушку одну под этим серым проливным дождём, в мёртвой тишине могильных плит. На фоне гремит гром, в беззвёздном хмуром небе вспыхивают сотни слепящих молний, но ей плевать. Т/И склоняется к холодному камню, к безжизненной кладбищенской земле и плачет навзрыд, не прекращая обрисовывать пальцами контуры его самого прекрасного на свете имени. Острые шипы только что оставленных красных роз изящно скользят по молочной коже, проливая алую кровь себе в назидание. А грязные озябшие пальцы судорожно сжимают крохотную коробочку с кольцом. Она бессильно ложится на ледяную, насквозь пропитанную сыростью землю в окружении букетов и венков, истошно крича. Вспоминает все их счастливые моменты, листая галерею телефона. Жалобно, душимая слезами, разговаривает с его душой, что мучается рядом, замечая её в таком состоянии. Рассказывает о том, что жизнь без него не имеет смысла, как не имела весь этот год. Девушка остаётся с ним до предрассветных сумерек, в последний раз засыпая с ним вместе. Ну а тем же утром в СМИ напишут о страшном ДТП, произошедшем на Александровском мосту, в самом сердце романтичного Парижа. Машина жены успешного футболиста французской сборной по несчастному стечению обстоятельств неудачно выехала с моста, трагически перевернувшись в реку. Ситуацию окрестят несчастным случаем, вереницей случайных обстоятельств, которые и привели к трагическому завершению. Густая ночная мгла, скользкая дорога, непроглядная стена ливня. И никто никогда не узнает, что свернула туда, в эту необъятную бездну именно она сама, находясь в здравом уме, но в полном отчаянии. Окружённая непереносимой болью и безутешным горем. С вертящейся меж пальцев миниатюрно-васильковой бархатной коробочкой и с такими привычными скорбными слезами на глазах. — Я так сильно люблю тебя, родной, прости…