Ревность бога Смерти

Видя, как его ягнёнок мило щебечется о чём-то с очередной представительницей прекрасного пола, Нариндер глухо скрипит зубами, чувствуя, как внутри него клокочут неистовая ярость и злость. Кровавые глаза бога, кажется, вот-вот готовы буквально испепелить стоявшую рядом с Ламби овечку одним лишь взглядом, оставив от неё только жалкую горстку пепла. Да, именно его! Только Его ягнёнок, и ничей более! И эта глупая овца глубоко заблуждается, если думает, что у неё есть хоть какой-то шанс заполучить его. Да, бог Смерти ревнует. До зубного скрежета ревнует! А этот белый комок шерсти, как будто назло ему, то и дело провоцирует, строя глазки то одной, то другой, не обделяя вниманием ни одну свободную юбку в их деревне. И ладно бы только к овечкам лез, так нет же — то одной милой пухлой крольчихе глазки состроит, то на следующий день с весёлой белой кошечкой под ручку гуляет. И цветы дарит всем, без разбора — даже сам их выращивать научился, подлец. А ведь раньше только и делал, что у Лешего из Чащи таскал — младший епископ тогда страшно злился, несколько раз даже приходил к Нариндеру, сетуя на то, что тот слишком уж распустил своих последователей. А этому барану хоть бы что — стоит только, невинно хлопая ресницами, да смотрит на своего повелителя большими честными глазками. О, бог Смерти был просто несказанно зол на него. Убил бы тогда, честное слово! Да рука не поднялась; пожалел. Проклятый агнец. Радовало лишь, что Нариндер каждый раз мог вволю отыграться на каждой овечке, то объявляя их «тушками» для будущих жертвоприношений, то заставляя работать в поте лица. Да, подло, но на что только не пойдёшь ради восстановления справедливости! На войне все средства хороши, как любил говорить его брат Шамура. Да и проклятая ревность то и дело давала о себе знать. Да уж, скажи кто-нибудь Нариндеру раньше, что он — великий и беспощадный епископ, повелитель Смерти и всего сущего, будет ревновать к каждому кусту какого-то жалкого барашка, да ещё и своего последователя — то бог Смерти просто-напросто закопал бы этого шутника живьём. А теперь ему больше ничего и не остаётся, кроме как мучиться и скрипеть зубами от злости. Смех и позор, одним словом! Правда, с недавних пор всё вдруг резко изменилось. Ягнёнок как будто бы разом присмирел; он всё меньше времени проводил со своими подружками, теперь всецело посвящая всё своё время богу Смерти. Едва у него выдавалась свободная минутка — он тут же бежал к Нариндеру, ходил за ним хвостиком повсюду, беззаботно щебеча обо всём на свете. Епископ, конечно, пару раз прогонял его для виду, хоть в глубине души и радовался, словно маленький котёнок. Неужели этот глупец наконец-то образумился? Верилось с трудом. Бог скорее поверил бы, что это просто очередная игра под названием «приручи грозного и неприступного епископа» — уж больно подозрительно выглядели все эти милые улыбки, случайные-неслучайные касания и прочие штучки, которые одновременно и раздражали, и были в какой-то мере приятны. Бог Смерти всё ожидал, когда же барашку это надоест, и он снова вернётся к своим обычным развлечениям. Но тот продолжал упрямо бегать за епископом, словно щенок, а также игнорировал почти всех своих подруг — с одной и вовсе разругался в пух и прах. Наверное, вся деревня тогда слышала этот пламенный «разговор»: — Ламби, да ты же меня совсем не слушаешь! — возмущенно кричала овечка. — Только и делаешь, что за нашим повелителем бегаешь! Имей совесть хоть! Ты же не с ним встречаешься, в конце концов, а со мной! Нариндер, незаметно наблюдавший за этой занимательной сценой издалека, невольно поморщился: какой же пронзительный был у этой девчонки голос! Чуткий слух бога Смерти и так на дух не переносил никаких громких звуков, а тут бьёт по ушам хуже, чем скрип несмазанной двери. Её бы отправить на пару дней прямо на болото к Хекат — пускай бы там лягушек распугивала. — Эми, сколько раз тебе повторять, что мы уже давно не встречаемся? — тем временем устало поинтересовался ягнёнок, которого, казалось, совсем не впечатляли упрёки его бывшей подруги. — Просто пойми уже наконец, что мы с тобой не пара! Я люблю нашего повелителя, и точка! — последнюю фразу он почти прокричал, видимо, слишком устав сдерживать свои чувства. А бог Смерти, услышав это, невольно оцепенел. Барашек любит его? Он не ослышался? А вот это уже интересно. А уже на следующее же утро Нариндер обнаружил на пороге своего храма букет свежих камелий, что сперва вызвало у него лёгкое удивление: откуда осенним цветам взяться ранней весной? Но затем на его губах появилась широкая улыбка, и повелитель Алой Короны негромко усмехнулся. Так вот, почему злой, как чёрт, Леший вчера ворвался к нему в храм прямо во время проповеди, таща с собой за шкирку едва живого ягнёнка. А ведь тот тогда так искренне клялся, что бог Смерти взаправду поверил, что он ничего не украл. Негодник. Нариндер прискорбно вздохнул. Пожалуй, это явно уже стоило того, чтобы сделать этого несносного барашка своим личным слугой и поселить в своих покоях; заодно и времени будет меньше на всякие глупости, и кроме того, он будет почти всегда под присмотром бога Смерти, который уж точно не позволит ему никуда улизнуть тайком и снова вляпаться в неприятности. А там уже Нариндер сам решит, когда именно настанет час «присвоить» себе его милого ягнёнка, чтобы тот всецело принадлежал только ему, и чтобы никакие овечки не смели даже смотреть в его сторону. Ведь перед природным очарованием самой Смерти не устоял ещё никто. Впрочем, сияющий от счастья барашек, кажется, и сам не возражает против такого.