Без названия

Конь нетерпеливо переступал с ноги на ногу, кося влажным глазом в сторону стойла. Бока тяжело вздымались и опадали, мощные челюсти грызли трензель, и с морды капала окрашенная кровью пена. Бедняга-жеребец едва держался. Ривай никогда прежде не позволял себе так загонять лошадь. К животным он относился так же бережно, как к своим людям. Но сегодня было не до этого. Едва узнав новости о стремительной и трагической вылазке, он оседлал своего вороного и помчался в сторону стены Роза. Да, у него был особый приказ, больная нога и почти сто пятьдесят километров впереди. Ничто из этого значения не имело с тех самых пор, как Ривай услышал три слова из доклада запыхавшегося связного. "Командор тяжело ранен". - Твою мать, Эрвин, - едва слышно прошептал капрал, спешиваясь и передавая коня рядовому, чей встревоженный и в то же время полный надежды взгляд слегка привёл его в чувство. – Эй. Не пои его сразу. Дай сначала сена, а через час – воды. - Есть, сэр! Он знал этот взгляд. "Капрал здесь, значит, всё будет хорошо". Так ребёнок верит в то, что его отец всесилен и всегда найдёт выход из любой ситуации. Да новобранцы вроде этого и были ещё детьми. Только вот не был он уверен, что всё сложится удачно. Всё уже летело кувырком. Ривай, разумеется, знал, как действовать в случае ранения, временного выбытия из строя и даже смерти командира. Инструкции на этот счёт имел любой офицер разведки. Но знать – это одно, а следовать плану не всегда позволяет собственное сердце. Дурацкое, глупое сердце. Он прекрасно понимал, что временное командование остатками отряда придётся принимать ему. Ханджи тяжело ранена, Мике без вести пропал. Из наиболее уполномоченных и опытных бойцов оставался только он. Но впервые за всё время службы Ривай не мог, просто не мог действовать по плану. Не сейчас. Ноги уже привели его к лазарету. Сразу заныли старые шрамы и порванные связки больной лодыжки – привычная реакция на запах лекарств. Капрал только раздражённо скрипнул зубами, постучался и, не дожидаясь разрешения, вошёл. Навстречу сразу метнулся человек в белом. Кто-то из гражданских медиков – все свои были либо далеко, либо сами ранены. - Капрал Ривай, - тот хоть и не был военным, но невольно вытянулся в струнку перед надеждой всея человечества. - Как он? – Ривай бросил взгляд в сторону непрозрачной ширмы, не решаясь сделать шаг дальше в комнату, пугающую своей стерильностью. - Плохо, сэр, - медик, похоже, сам испугался своей честности, но врать Риваю было нельзя, это он хорошо понимал. – Он потерял много крови, сразу, потом кровопотеря продолжилась – жгут наложили впопыхах и кое-как. Попала инфекция, началось заражение. А у нас не хватает препаратов… - Переливание? – быстро поинтересовался Ривай, нервно теребя в руках хлыст, который непонятно за каким чёртом потащил с собой. - Сделали, но боюсь, мы опоздали с этим. Начался шок. Ему всё хуже, сэр. Боюсь, к утру… Ривай перебил, подавив в себе очень навязчивое желание взмахнуть хлыстом: - Он в сознании? - Н… нет. Сэр. - Прекрасно. Продолжайте делать всё, что можете. Эти ваши анти… твою мать, как их там называла Зоэ? - Антибиотики, сэр? Да, мы их вводили. - Так пробуйте что посильнее. Я скоро вернусь, - из последних сил сохраняя остатки спокойствия, Ривай развернулся и пошёл искать, где можно хотя бы умыться и сменить одежду. Врач не был виноват ни в чём, но смириться с его словами Ривай не мог. Ничего. Эрвин подождёт ещё минут пятнадцать. Он дождётся. Всё-таки Ривай в него верил. *** Удалось даже принять душ. Успокоиться же, как надеялся капрал, не получилось. Несколько минут он просто проторчал под дверью, уговаривая себя перестать истерить и войти. Да, это была истерика. Своеобразная – внешне Ривай выглядел спокойным. Пожалуй, только руки, постоянно сжимающиеся в кулаки и разжимающиеся, его выдавали. Он боялся. Не смерти, нет. Боялся увидеть Эрвина слабым. Сдавшимся. Такое было невозможно, но, понимая это разумом, всё же он боялся. И ещё более страшно было думать о том, что командор так и не придёт в себя. "Да возьми же ты себя в руки!" – подумал он и вошёл, без стука и задержав дыхание, словно перед прыжком в ледяную воду. - Свободен. Я буду с ним, - заявил он, не дав медику и рта раскрыть. Тот с видимым облегчением кивнул и исчез, аккуратно прикрыв за собой дверь. Эрвин действительно выглядел хреново. Глаза глубоко запали, нос и скулы заострились, густые брови болезненно хмурились. На влажный лоб легла узкая ладонь капрала и тут же отдёрнулась – Эрвин горел. Впрочем, это было понятно по лихорадочному румянцу и тяжёлому, словно у его загнанного вороного, дыханию. Ривай выдохнул, доставая из кармана чистый платок. Намочив его холодной водой из кувшина и положив на лоб командору, он поставил у изголовья стул, сел и стал ждать. За окном постепенно темнело. Пришлось вставать и искать свечи, зажигать их, расставив на подоконнике, на столике у изножья. Отблески колеблющихся язычков пламени плясали на стенах и потолке комнаты, рождая причудливые тени, гипнотизируя уставшего капрала, превращая лицо Эрвина в странную живую маску. Не уснуть бы. *** Он открыл глаза и не понял, почему вдруг стало так светло. Свечи догорели, оставив после себя застывшие бесформенные лужицы воска. Всё было серым и бесцветным, рассвет только-только занимался, но день уже обещал быть пасмурным и безрадостным. Эрвин лежал в той же позе, глаза были закрыты, лицо расслаблено. Румянец уступил место равномерной бледности. В комнате стояла звенящая тишина. Стул с грохотом полетел на пол, Ривай, вскочив, наклонился над лицом командора, судорожно вглядываясь и пытаясь найти признаки того, что он ещё жив. Дыхания не было слышно, а зеркала или хотя бы лезвия ножа под рукой не было. И только прижав два пальца к впадинке на шее, капрал перевёл дух – пульс был. Слабый, как дрожащая от ветра паутинка. Веки дрогнули и приоткрылись. Смит смотрел прямо на Ривая, и в его взгляде не было ни капли сна или рассеянности от непонимания, что происходит. - Ривай. Голос был слабым и тихим, но все чувства капрала были так обострены, что для него это прозвучало громче крика. - Ривай. Почему ты здесь? Я отдавал тебе другой приказ. - Заткнись, Эрвин, - почти прорычав это, он не заметил, как по щекам побежали злые слёзы. - Я умираю? – будничным тоном спросил командор, словно интересовался, какая за окном погода. - Заткнись, - уже тише, опуская ладонь на его грудь. - Прежде всего, ты должен будешь… - Да заткнись же ты, - почти шёпотом, утыкаясь лицом в пахнущее лекарствами одеяло. Только бы не видеть пронизывающего взгляда голубых глаз. Желания жить в них. И холодного отчаяния. – Я знаю, Эрвин. Знаю, что мне нужно сделать. Не трать на это время. - Тогда и ты не трать, - Ривай почувствовал в его голосе улыбку и поднял голову. – Поцелуй меня. Когда их губы наконец разомкнулись, командор снова улыбался. На его щеке остался влажный след, но глаза Ривая уже были сухие, хоть и подозрительно красные. Ненадолго снова стало тихо. - Холодно, Ривай, - это прозвучало как-то удивлённо и беспомощно. Через несколько минут командора не стало. *** - Седлай моего коня. Рядовой, дежуривший по конюшне, замялся, стараясь не смотреть на капрала. - Он пал, сэр. Через полчаса после вашего приезда. Ничего больше не сказав, Ривай развернулся и зашагал к воротам, едва заметно припадая на левую ногу. - Сэр? – удивлённо окликнул рядовой. – Приготовить другую лошадь? Сэр! Он не ответил. Успеется. Ещё не выйдя за ворота, Ривай знал, что увидит. Нога ныла сильнее обычного. Из-за стены Роза надвигалась другая – серая и беспросветная пелена дождя.