***
Они говорили что-то о первом культиваторе, а Паймон кричала, даже пообещала придумать какое-то обидное прозвище для него! И придумает, обязательно, только после того, как они найдут то, что нужно Люмин. Волосы пшеницы и глаза цитрина. Дайнслейф смотрит странно, когда девушка начинает говорить о брате. Паймон, несомненно, подхватывает. Описывает его, не так, как Люмин конечно, но достаточно, чтобы понять, что речь идёт о том, кого сильно хотят найти.***
«знаешь…» Начинает девушка, чтобы потом грустно улыбнуться. «твои волосы, совсем как у него… только холоднее» Компаньон смотрит на неё с улыбкой, не замечая, как взгляд того, кому были адресованы слова — поник сильнее, чем у её подруги.***
Они находятся в какой-то пещере, где всюду стоит густой туман, а воздух пропитан запахом тьмы. Запахом бездны. Статуя Барбатоса перевернута, (что бы сказал Венти на это?) а в её руках было нечто большое, темное и ужасно страшное. Это пугало не на шутку, заставляя слышать стук сердца в ушах, что они даже не заметили, как появился вестник бездны. После Дайнслейф сразу вступил с ним в бой, Люмин, конечно, не отставала.***
Что-то большое, тёмное и ужасно страшное было сейчас в самой Люмин, когда она понимала и осознавала: что, то, что сказал ей тот монстр — правда. Что: то, кто пытался помочь найти то, чего нет, знал об этом с самого начала. Что она бессмысленно скиталась по миру вместе со своим маленьким компаньоном и тешила, таила внутри надежду, смешанную с горечью утраты. Итэра нет. Итэра никогда не было. Люмин никогда не видела пшеницу волос, что были заплетены в косу (да боги, она ведь сама ему её плела!), не смотрела в глаза цвета цитрина и не чувствовала его объятий. О боги, Селестия сделала чертовски злую шутку с ней. С ними. Каенри’ах пал. Паймон пыталась, она утешала, вытирала горькие слезы с глаз подруги. А в голове Люмин крутилось только одно. Итэра нет. Его не было, а все те моменты с ним: тёплые объятья, разговоры и поддержка в трудный момент, а ещё путешествие по океану звёзд. Это было только в голове Люмин.***
Он нашёл её сидящую на обрыве скалы в логове Ужаса Бурь, без своего компаньона, в компании лёгкого ветерка (Барбатос пытался приободрить её? Но он тоже ей врал!) «Итэра — нет» Нарушила она тишину, заглушаемую гулом ветра. Дайнслейф лишь качнул головой, садясь рядом. «когда ты видела его, вспоминала меня?» Люмин повернула голову к нему, являя его взгляду невысохшие дорожки от слез, что обрамляли её лицо. «твои глаза — сапфир» Дайнслейф ухмыльнулся уголками губ, на что она отвернулась, смотря на заходящее солнце, а спустя время добавила: «может быть, не знаю…» Он продолжал смотреть на Люмин тем взглядом, который Итэр дарил ей. Дайнслейф погладил девушку по голове, слегка касаясь интейвата в её волосах, а затем взял за руку. И Люмин вновь заплакала. В её воспоминаниях, таких фальшивых и родных одновременно, так делал лишь её брат. Итэр гладил её и успокаивал, обнимал и дарил тепло. А теперь это делает Дайнслейф: держит крепко, прижимая к себе, даря то тепло, в котором она так долго нуждалась за последнее время прибывания в Тейвате (по крайней мере, она думала, что чужая), но смотрит на неё двумя сапфирами, такими незнакомыми и родными одновременно. И в голове все же настойчиво билась мысль, что она создала Итэра — лишь бы компенсировать отсутствие его, в её поломанной Селестией жизни. «я скучала, Дайн…» Шепчет Люмин ему в плечо, в перерывах между всхлипами. Он молчит, но крепче прижимает к себе. И пусть Итэра не существует. И пусть её воспоминания о путешествии между разных миров — фальшь. И пусть все это странствие с её маленьким компаньоном было зря. Люмин понимает: что, то тепло, что она ощущала от глаз цвета цитрина — было настоящим. И сейчас не важно, что в прошлом его дарили сапфировое глаза напротив.