***
— Саша, — шепчет сквозь тьму до боли знакомый мужской голос. Саша делает хрипящий вдох, который своей болью приводит его в сознание заставляя разлепить глаза после долгого сна. Получается не с первого раза, но всё же спустя время выходит. — Мы уже было думали, что ты не очнёшься, — вновь хрипло шепчет пожилой мужчина, явно сдерживаясь чтобы словно барышня не разрыдаться. Свечников сидит совсем на краю постели и осторожно проводит рукой по щеке своего названного сына не желая причинять боли. — Алина, — едва слышно, одними губами шепчет Руневский прилагая все усилия, чтобы сфокусировать взгляд на Владимире Михайловиче. — С ней всё хорошо, — так же тихо отвечает князь, наклоняясь к прикроватному столику за бокалом свежей крови. — Она сейчас спит. По сравнению с тобой, Алина Сергеевна ещё легко отделалась, но и ей не слабо досталось. — Свечников подсаживается ближе и осторожно придерживая голову графа, медленно поит того кровью. — На счёт того упыря не переживай, мы его взяли. Висит в подвале дома в кандалах, как амёба, накаченный психотропными препаратами. Так что никуда он от нас уже не денется. Вот подлатаем тебя мальца, и после суда можно будет сжечь гада. Уверен, Юсупов с радостью предоставит тебе возможность самолично свершить приговор. — Сколько… Сколько времени прошло?.. — Почти полторы недели, Саша, — серьёзно промолвил князь, убирая полупустой бокал обратно на столик. — Ты сильно пострадал, регенерация протекает чертовски тяжело… Если бы не Алина Сергеевна… — Как мы выбрались из усадьбы? — Тихо прохрипел Руневский жмурясь от боли в рёбрах. И Владимир Михайлович рассказал. Рассказал, как мальчишник сыну устроить хотел, как Карамора его всякой гадостью накачал, да под пытками про свадьбу рассказать заставил. А как возможность сбежать появилась, так князь сразу к Юсупову за помощью побежал, да с теми, кто от Священной Дружины остались, в поместье спешили. И не зря торопились. Только-только вытащив едва живых несостоявшихся молодожёнов на улицу из огня, потолок обваливаться стал. Благо народ проживающий близ имения огонь заметил и помощь в тушении оказать решил. Долго поместье восстанавливать придётся, ой как долго. А в конце рассказа своего, Свечников уже и на коленях перед Александром Константиновичем стоял, вымаливая со слезами у него прощение за свою слабость. Граф в свою очередь на названного отца зла не держал, ибо понимал всё. После долгого разговора, Владимир Михайлович оставил мужчину набираться сил, а сам отправился справиться о здоровье «невестки». Так Руневский проспал ещё до вечера следующего дня. А незадолго до пробуждения к нем в комнату вошла Алина с небольшим подносом в руках, на котором стояла пара бокалов крови. Тихо, стараясь не издать лишних звуков чтобы не разбудить спящего беспокойным сном вампира, девушка прошла к прикроватному столику опустив на него свою ношу, и сама присаживаясь на кровать рядом с изголовьем. В комнате было темно. Тяжёлые шторы на окнах были задёрнуты не пропуская лучи алого ноябрьского заката. Мужчина, лежавший на кровати, был покрыт испариной и беспокойно спал. Подсев чуть ближе к нему, Алина осторожно, едва касаясь, убрала со лба Александра Константиновича прилипшие от пота пряди волос. — Алина… — Тихо прохрипел он во сне. Видимо кошмар. — Тише, я здесь, — любовно произнесла девушка, оглаживая лицо любимого человека. Голос её будто послужил спусковым крючком к пробуждению. С усилием разлепив усталые глаза, Руневский встретился с таким родным ему карим взором, что в тусклом свете свечей казался вампиру почти чёрным. — Сашенька, — еда ли, не рыдая, с неким облегчением брюнетка вновь нежно провела по его щеке будто боясь навредить. За это едва слышное, такое нежное «Сашенька», Александр Константинович мог отдать всё на свете, только бы слышать эту форму своего имени из её уст. Превозмогая боль, граф протянул руку касаясь щеки вампирши и стирая большим пальцем солёные дорожки слёз. Видеть её такой было больно. Знать, что Алина была в таком состоянии из-за него — ещё больнее. — Прости, — тихо прошептал Руневский извиняясь и за состояние своей невесты, и на раны на её прекрасном теле, в появлении которых мужчина винил себя, и за сорванную свадьбу. — Я обещал тебе счастливую семейную жизнь, а что в итоге?.. — Ты не в чём не виноват, — более строго произнесла Алина. Она терпеть не могла, когда Саша винил себя во всех смертных грехах. — Прекрати говорить ерунду. Однако несмотря на всё, долго злиться на Александра Константиновича Алина не могла, поэтому успокоившись, она накрыла ладонь мужчины, что нежно гладила её щёку своей и крепко прижалась к ней губами снова выпуская слёзы наружу. — Я думала, что потеряю тебя… — Маленькая моя, — за неимением возможности сесть, Руневский тянет руку к себе, а в след за ней, к нему в брежные, невесомые объятья опускается сама Алина. И так осторожно, едва касаясь, боясь задеть ещё не до конца сошедшие ожоги, да раны от пуль. Мужчина целует её в кудрявую макушку перебирая спутанные тёмные пряди не слушающимися пальцами, пока тело девушки содрогается от беззвучных рыданий. — Милая, — снова поцелуй. — Глупенькая, — и снова. — Куда же я от тебя денусь, — риторический вопрос, на который Алина не желает знать ответ. Сейчас главное, что они живы и они вместе. Прошло ещё около недели, прежде чем Александр Константинович набрался сил и начал вставать с постели, однако всё же не без посторонних, за что мужчина проклинал свою беспомощность. Дошло даже до того, что он и вымыться сам не мог, приходилось звать слуг Свечникова. И пусть от тяжёлых ожогов не осталось и следа, но вот пулевые ранения давали о себе знать. Алина же всегда была рядом. Развлекала жениха разговорами, читала в слух любимые произведения графа, а также помогала тому вставать, выходя на свежий воздух, а также баловала его приготовленной лично ей едой. Мать и отчим девушки держали небольшую булочную, где сами готовили изумительные десерты, чему и дочь научили. И хоть сама девушка давним- давно ненавидела это дело, но признаться честно, сейчас была благодарна матери за навыки.***
— Саша, ты ещё не окреп до конца! — Возмущался Владимир Михайлович попыткам сына самостоятельно одеться и явиться к Юсупову с целью решения вопроса о суде над Караморой. — Мне тошно от осознания того, что со мной в одном доме находится живой Каразин! — Медленно надевая пальто произнёс граф с гримасой боли. — А об Алине Сергеевне ты подумал, — Пытался переубедить своего воспитанника Свечников. — Когда она проснётся, я уже вернусь. Алина нечего не узнает. Легкоумие и упорство Руневского когда-нибудь точно сведут пожилого вампира в могилу. Остановить Александра Константиновича он, к сожалению, не мог, а отпускать одного — совесть не позволяла, поэтому чертыхнувшись и наказав дворецкому ничего не говорить Алине Сергеевне, князь подхватил свой цилиндр и поспешил за графом.***
К облегчению двоих, по их возвращению Алина Сергеевна только проснулась, а предупреждённый дворецкий наплёл ей что-то про беспокойный графский сон и то, что сейчас того беспокоить никак нельзя. Словно пара ворюг мужчины крались по усадьбе в надежде не наткнуться на молодую вампиршу, иначе чуяло сердце Саши, не сносить им голов. Особенно ему. Вскоре состоялся суд над Караморой, на который по просьбе Руневского Алину не пустили. Знал, что для неё это тяжело будет. Несмотря на её прошлое, душа у Алины Сергеевны ох какая нежная, сам Александр Константинович в это убеждался бессчётное количество раз. Самого же Каразина уже окончательно лишившегося рассудка было принято четвертовать и сжечь до пепла, чтобы окончательно убедиться в его смерти. По просьбе графа Руневского, приговор в исполнение привёл он собственноручно.