Мигрень

Иногда у Чарльза болит голова. Быть телепатом не так-то просто; не то чтобы он знал, как бывает иначе — с детства привык к тому, что никогда не остаётся в своей голове один, к постоянному многоголосью, даже в полной тишине, даже в полной, казалось бы, изоляции. Иногда у него просто, банально и совершенно по-человечески, болит голова. С этим можно жить — это не страшные мигрени, всего лишь неприятный зуд в области затылка или висков, который заставляет морщиться время от времени, но, по сути, никак не влияет на распорядок дня. Об этом даже просто забыть. Представить, что это не имеет никакого отношения к его мутации — у людей, в конце концов, тоже может болеть голова, им не нужно для этого уметь слышать чужие мысли. И обычно Чарльз так и делает — забывает. Притворяется, что он обычный человек. С появлением Церебро притворяться приходится всё чаще. (Если быть честным с самим собой — то Церебро тут ни при чем). Эрика нигде нет; глупо надеяться, что он окажется настолько наивен, что останется и без шлема, и без Эммы, прикрывающей его, пока он знает, что Чарльз его ищет. Конечно, не останется. Но и Чарльз не перестанет искать, даже если придётся поплатиться за это болью, которая сводит не только виски, но и всю голову, простреливает глазницы и челюсть, заставляет скрипеть зубами и сильнее стискивать подлокотники кресла. Он может себе позволить только короткую передышку, потом — всё сначала. И он ищет. И ищет. И снова ищет. А потом, спустя несколько дней, проведённых в постели, когда он не мог даже подняться от боли, когда даже во сне чужие мысли казались раскалённым железом, он долго вертит в руках пока ещё несовершенный шлем: ему нужно что-то более изящное и удобное, без этих проводов на голове, но для этого будет время после. Пора снова искать, но при одном взгляде на машину к горлу подступает тошнота. Иногда Чарльз просто устаёт. Точно так же банально и по-человечески — и хотя он никому в этом не признается, но даже у него иногда проскальзывают мысли о том, чтобы бросить эту затею, как ему уже не раз советовали Мойра и Хэнк. Он гладит шлем, словно набираясь решимости снова его надеть, и вздыхает, прикрывая глаза. Его висков мягко касаются чужие пальцы. — Тебя не было несколько дней, — тихо и уверенно, почти насмешливо. — А до этого ты так нашумел в эфире, что даже я заволновался. Чарльз не открывает глаза и молча улыбается, расслабляясь. Остатки боли исчезают, повинуясь мягким прикосновениям к голове. Его столько времени убеждали, что искать Эрика — бесполезное занятие, что он и сам почти поверил в это. Но, несмотря ни на что, всё-таки нашёл.