Аромат цитрусовых

I want it now Give me your heart and your soul

— Извини меня. Они сидят на его кровати — слишком близко для друзей и слишком далеко для… Кого? Увы, Ксавье не знает, как охарактеризовать эти странные взаимоотношения. И по всем законам логики, извиняться сейчас должна она. «Извини, что я тебе не доверяла» «Извини, что после секса я сдала тебя полиции» «Извини, что мне почти удалось разбить тебе сердце» Но Уэнсдэй Аддамс не будет собой, если признает поражение. И потому извиняется он. — Из-за меня тебя ранили, — он взглядом указывает на повязку, уголок которой белеет из-под ворота неизменно чёрного платья. — Мне правда жаль, я хотел как лучше. И ещё я хотел сказать спасибо. Из моего окружения мало кто заслонил бы меня от стрелы. Точнее, совсем никто. Но Ксавье совсем немножко хочется преувеличить свою значимость. — Ничего. Мне нравятся шрамы. «Особенно наносить их другим». Он мог бы съязвить об этом вслух, но Ксавье совсем не хочется, чтобы этот их разговор закончился перепалкой, как все предыдущие. Поэтому он молчит, глядя в стену прямо перед собой и временами задевая взглядом ее тонкую ладонь, лежащую на тёмном покрывале. На бледном запястье слабо различимы красновато-фиолетовые следы от оков. Совсем как у него. Ему бы испытывать мстительный триумф. Или хотя бы лёгкое злорадство, что ошибки Аддамс привели к кандалам не только его. Но не выходит. И дело совсем не в том, что она смело шагнула под удар стрелы, предназначенной ему. Дело лишь в том, что это Уэнсдэй. Его Уэнсдэй. И, кажется, он способен простить ей все что угодно. Пряный аромат цитрусовых сегодня ощущается слабее, чем обычно — ничего удивительного, вряд ли у нее была возможность воспользоваться парфюмом. Но даже его смутных отголосков достаточно, чтобы Ксавье мог почувствовать себя безнадежно пьяным. Или безнадёжно влюблённым, что в сущности одно и то же. И совершенно плевать, что ему не удалось стать гордым рыцарем, сразившим врага одним метким выстрелом. Неправильный рыцарь и неправильная принцесса тоже могут жить долго и, возможно, даже счастливо. Потом Ксавье не сможет точно вспомнить, кто из них потянулся навстречу первым. Потом каждый предпочтёт думать, что инициатива исходила от другого. Потому что думать так приятнее обоим. Их губы встречаются, и это непохоже на заряд электрического тока или обжигающую вспышку. Это похоже на ураган пятой категории, не оставляющий шансов на спасение. Сегодня в поцелуях Ксавье нет ни осторожности, ни нежности — он не медлит и не спрашивает разрешения, когда с голодной жадностью запускает руки под ее платье. Уэнсдэй придвигается ближе, прижимается своим бедром к его, но Ксавье этого отчаянно мало. Крепче сжав ее талию под свободным платьем, он тянет Аддамс на себя, принуждая сесть ему на колени. Она шумно выдыхает и явно не от удовольствия, и он запоздало вспоминает, что у неё под ключицей свежая рана. По его вине. Ксавье мгновенно ослабляет хватку, но тут же ловит ее колючий взгляд. — Если ты будешь осторожничать или извиняться, я уйду. Эта фраза ломает последние преграды. Ксавье снова накрывает ее губы своими. Его руки ложатся на застежки ее платья — много мелких пуговок в узких петельках, подрагивающие пальцы отказываются подчиняться. Не разрывая поцелуя, Уэнсдэй сама расстёгивает оставшиеся пуговицы и здоровой рукой тянет платье вверх, снимая его через голову. Ксавье задыхается от ощущений. Ему до умопомрачения хочется ощутить ее тело полностью, коснуться каждого соблазнительного изгиба, оставить след от зубов на изящной тонкой шее. И пусть красноватые отметины заживут совсем скоро, он всегда будет помнить, что они были, были… Аддамс приглушенно стонет, когда его ладони ложатся на ее грудь, стягивая кружево белья и перебирая пальцами соски. Он поспешно избавляется от своей футболки, прижимаясь торсом к ее обнаженной груди. Его кожа горит огнём, ее — обжигает холодом. Идеальный баланс двух противоположностей. Одежда воспринимается как досадная помеха, освободиться от которой сейчас жизненно необходимо. Ксавье мягко опускает ее на постель — на фоне белоснежных простыней ее глаза и волосы выделяются ещё ярче. На секунду он отстраняется — какая невыносимая пустота! — и быстро снимает пижамные штаны вместе с боксерами, сбрасывая их куда-то на пол. Уэнсдэй гипнотически-пристально смотрит на него снизу вверх, тяжело дыша, и в этом взгляде сквозит не извечное ледяное безразличие, а бушующее пламя. И Ксавье отчаянно влечёт навстречу этому огню — десять раз обжигаемся, а все равно хотим гореть. Затаив дыхание, он касается подушечками пальцев трогательно-выступающих ключиц. Чуть ниже одной из них наклеена небольшая повязка с проступившими капельками крови. Ксавье заставляет себя сосредоточиться на другом. Опускается к ее груди, покрывает бледную кожу быстрыми легкими поцелуями и неожиданно резко прикусывает затвердевший сосок. Аддамс выгибается под ним, запрокинув голову и сминая пальцами простынь. — Ты такая красивая… Такая совершенная… Я безумно хочу тебя, — сбивчиво шепчет он, осыпая поцелуями плоский живот с напряженным прессом. — Прекрати болтать и займись тем, что у тебя действительно получается, — острые ноготки впиваются в плечо. Не до кровавых царапин, но весьма ощутимо. Его губы скользят ниже и замирают, натыкаясь на последнюю преграду в виде трусиков. Ксавье нарочно медлит, обжигая кожу на животе горячим дыханием и задевая языком особенно чувствительные места. Уже через несколько секунд Уэнсдэй сама разводит согнутые в коленях ноги и приподнимает бёдра, позволяя избавить себя от нижнего белья. Но Ксавье этого мало. Ему хочется довести ее до умопомрачительного исступления, заставить умолять о продолжении. Он проводит рукой по внутренней стороне бедра снизу вверх, невесомо касается нежных складочек, ощущая влагу. У Аддамс вырывается стон, и она инстинктивно подаётся навстречу его пальцам… Ксавье мгновенно убирает руку. Эта выходка не остаётся безнаказанной — дотянувшись до его спины, она мстительно медленно проводит заострёнными ногтями по коже. Это больно, на царапинах тут же выступают бисеринки крови, но Ксавье все равно чертовски доволен собой и не намерен останавливаться. Он касается ее языком, лаская клитор легкими дразнящими движениями и ощущая, что она становится ещё более влажной. Обнаженная грудь Уэнсдэй часто вздымается, а с губ начинают срываться приглушённые стоны. Ксавье тут же прекращает ласки. — Я убью тебя. Медленно и мучительно, — констатирует Аддамс, но из-за сбившегося дыхания ей не удаётся угрожающая интонация. — Не убьешь, — он улыбается, подперев голову рукой и разглядывая ее совершенное тело. — Ведь будучи мертвым, я вряд ли смогу заставить тебя кончить. Уэнсдэй предпринимает попытку перехватить инициативу и перевернуть его на спину, но Ксавье предугадывает ее действия — одной рукой стискивает тончайшие запястья и запрокидывает ее руки наверх к изголовью кровати. Проскакивает шальная мысль, что неплохо бы ее связать, но в зоне досягаемости нет ничего подходящего. Аддамс обхватывает его бедра своими, прижимаясь к давно готовому члену, и Ксавье забывает обо всем остальном. Его бросает в жар от неукротимого желания поскорее ощутить ее целиком и полностью, заставить ее стонать от каждого толчка и почувствовать в конце, как сокращаются напряженные мышцы, сжимая его член… Нет. Слишком рано. Им обоим сегодня придется запастись терпением. Поэтому Ксавье немного отодвигается и, не отпуская ее рук, впивается в манящие губы новым поцелуем. Их языки сталкиваются, Уэнсдей отвечает ему со всей своей упоительной безжалостностью, и он невольно дергается от особенно сильного укуса. Его ладонь скользит вдоль ее тела и останавливается между стройных ног. Аддамс настолько влажная, что даже простынь под ней уже стала мокрой. У Ксавье перехватывает дыхание — настолько восхитительно осознание, что именно он является тому причиной. Ему снова приходится бороться с собой, чтобы немедленно не ворваться в неё сразу на всю длину. Уэнсдэй нетерпеливо извивается под ним, прижимается обнаженной грудью и, воспользовавшись его замешательством, хитроумным движением освобождает запястья из его железной хватки. Но не успевает предпринять ничего больше — Ксавье вводит в неё сразу три пальца. Аддамс протяжно стонет и прикрывает глаза, концентрируясь на ощущениях. Он двигается нарочно медленно, согнув кисть под особым углом и задевая место наибольшей концентрации нервных окончаний. Большой палец ложится на клитор. Ее стоны становятся громче, разведённые бедра начинают подрагивать. Но за несколько секунд до кульминации Ксавье опять отстраняется. У Аддамс вырывается ругательство. — Ух ты, не думал, что ты знаешь такие слова, — поддевает он с улыбкой. — То, что я не использую их в своём лексиконе, не означает, что я их не знаю, — огрызается порядком раздражённая Уэнсдэй, тыльной стороной ладони убирая с лица взмокшие волосы. — Чего ты добиваешься? — О чем ты? — ему почти удаётся сыграть искреннее недоумение. Аддамс со вздохом закатывает глаза. — Ты и правда заставишь меня объяснять? — Нет, — Ксавье склоняется к ее уху и, задевая мочку губами, шепотом произносит. — Я хочу заставить тебя умолять. — Ни в этой жизни и ни в какой другой. Если ты продолжишь в том же духе, в следующий раз я прикую тебя к кровати и буду пытать всеми возможными способами. «В следующий раз». Она и правда это сказала? Ксавье на минуту теряет дар речи, не в силах поверить в услышанное. Она и правда думала о следующем разе? Из уст Уэнсдэй Аддамс это звучит практически как предложение руки и сердца. — Ты так и будешь на меня таращиться? — она скорее изображает недовольство, чем испытывает его на самом деле. И Ксавье сдаётся. Впрочем, ему никогда не было по силам противостоять ей. Он резко склоняется к Уэнсдэй, впивается в призывно приоткрытые губы глубоким поцелуем. Ее руки обвивают его шею, притягивая ещё ближе, хотя ближе уже некуда… Между ними нет ни миллиметра расстояния, тела сплетаются, охваченные огнём, и ее ледяная холодность неумолимо плавится под жаркими прикосновениями рук и губ. Ксавье на долю секунды отстраняется, опираясь локтями на постель, и резким движением входит в неё. Уэнсдэй с неожиданным рвением подаётся навстречу, и проникновение получается ошеломляюще глубоким. От избытка восхитительных ощущений комната плывёт перед глазами. Ксавье незамедлительно начинает двигаться — грубо и быстро. Так, как нравится ей. И ей вправду это чертовски нравится. С каждым толчком Уэнсдэй стонет все громче, сама тянется за новыми поцелуями и раз за разом оставляет на его коже глубокие кровавые царапины. Ее стоны сводят с ума, Ксавье уже близок к финалу, но ему безумно хочется, чтобы она испытала это сокрушительное удовольствие первой. Его рука опускается вниз и надавливает на клитор, массируя круговыми движениями. Проходит не более трёх минут — с особенно протяжным стоном Аддамс выгибается в спине, и он чувствует, как ее пульсирующие мышцы плотно сжимают член. По инерции сделав ещё несколько глубоких движений, Ксавье едва успевает выйти, и его накрывает волной максимального удовольствия. — Кажется, нам пора подумать о контрацепции, — уже позже произносит он, накручивая на палец прядь ее смоляных волос и расслабленно глядя в тёмный потолок спальни. Уэнсдэй коротко кивает. Она лежит на незначительном расстоянии, прикрывшись простыней, сливающейся по цвету с ее кожей. Бездонные глаза прикрыты, и от этого она выглядит непривычно расслабленной. Она отказалась обниматься — как и в прошлый раз, стоит Ксавье разжать объятия, она отодвигается как можно дальше и пресекает все его дальнейшие попытки прикоснуться. К счастью, у него узкая кровать. Их руки лежат совсем рядом. И Ксавье решается. — Уэнсдэй, знаешь… Кажется, я люблю тебя. Хотя он знает, что ему не кажется. Признание даётся легко, ведь он точно знает — это правильно. Это его судьба. Вместо ответа Уэнсдэй переплетает его пальцы со своими. Холод ее кожи больше не обжигает. Очевидно, у Ксавье выработался иммунитет. Он с наслаждением закрывает глаза, вдыхая пряный аромат цитрусовых.