Кроваво-красное на девственно-белом

      Белоснежная скатерть. Он всегда обращал внимание на цвет, ведь чем цветастее ткань, тем легче скрыть за ней пятна и затяжки, но эта была белоснежной. Белоснежной и ровной, как штиль на море или слой снега глубоко в лесу, куда не ступала нога человека. На лице мужчины появилась еле заметная улыбка. Подняв взгляд он отметил наличие громоздких люстр. «Интересно как давно их протирали от пыли, — подумал он, смотря под потолок, — Если вообще протирали».       Сделав глоток воды, он заметил его. Парня с гладко выбритыми висками и прилизанной ко лбу чёлкой. Если можно было написать о внешнем виде официантов, то он бы обязательно это сделал, посоветовав руководству не заставлять своих работников так унижаться перед гостями. На бейдже бордовыми буквами элегантно было выгравировано имя «Томас». Бедный Томас. Он знал, что за человек сидит перед ним и догадывался зачем он сюда пришёл. Несмотря на это он держался весьма уверенно, ставя тарелку с блюдом и бокал шампанского на стол. Приподняв соусницу, он аккуратно наклонил её, и брусничный соус начал покрывать золотистую перепёлку, стекая на дно тарелки, печёные баклажаны и в конце концов на белоснежную скатерть. Последняя капля предательски задержалась на металлической поверхности и капнула на ткань, растекаясь по ней, словно кровь девственницы на простыне. Подняв глаза на официанта Джастин был готов выругаться, но тактично сделал это про себя. Теперь штиль на море сменила рябь, а человек наступил в самый что ни на есть идеально гладкий сугроб. Такая мелочь, а последующие полтора часа, что Джастин провёл в ресторане, он не мог перестать думать об этом пятне. Уж слишком угрожающим оно выглядело на белой поверхности стола.       Выходя из ресторана, он попытался выкинуть из головы мысли о том, что потихоньку начинает сходить с ума. Одна маленькая капля испортила весь обед — перепёлка казалась слишком сухой, баклажаны вообще почудились гнилыми, а десерт был приготовлен неправильно. «Ты же профессионал, метишь в инспектора Мешлена, а ведёшь себя как истеричка». Но обратного пути не было. На то он и ресторанный критик, чтобы критиковать.       Домой идти не хотелось, прогулка по зимнему городу казалась более заманчивой, но риск остыть и написать некачественную рецензию погнал мужчину в сторону небольшой квартирки в спальном районе Нью-Йорка. Бруклин уже активно готовился к празднованию Рождества. Витрины магазинов были украшены гирляндами и рисунками на панорамных окнах; на перекрёстках улиц стояли работники благотворительных центров в костюмах Санты и звенели в золотистые колокола, призывая людей творить чудо. И творить действительно хотелось, но не чудо. Джастин думал лишь о предстоящем написании рецензии, перебегая дорогу раньше времени и обгоняя неторопливую толпу туристов.       Завернув за угол, он наконец остался в стороне от суеты и даже сбавил скорость. Перепрыгнув через ступеньки четырёхэтажного дома, он открыл тяжёлую дверь подъезда и помчался на третий этаж. К квартире, которая была далека от того, что творилось на улицах Нью-Йорка. Иногда казалось, что квартира эта из другого мира, где нет ни праздников, ни вечеринок, ни даже разговоров по душам. Наверно поэтому и возвращаться туда не хотелось, слишком мрачная обстановка. Не квартира, а собачья конура, но даже в конуре могло быть уютнее.       Сбросив с себя дублёнку, Джастин кинул ботинки на пол и поспешил в свою комнату, обогнув диван в гостиной на котором, как казалось, никто не сидел уже несколько лет. Комната его отличалась пустотой. И дело было не в модном минимализме, а в душевном опустошении её обитателя. Односпальная кровать молча стояла у стены застеленная серым пледом, у окна скучал стол, а по правой стене находилось одно единственное украшение (если шкаф вообще можно было назвать украшением).       Открыв скрипучие дверцы, мужчина снял с себя рубашку и накинул на плечи удобную старую толстовку цвета слоновой кости. В помещении было тепло, но температура была не достаточно комфортной, как и всё остальное, что находилось в квартире на третьем этаже. «Надо срочно отсюда съезжать, но потом, после всего». Рука сама по себе поднялась, и пальцы нащупали плотный конверт, что лежал на самой верхней полке. Доставать его Джастин не решался, он вообще пытался особо не смотреть в его сторону, но потрогать иногда хотелось.       Собравшись с мыслями, мужчина подошёл к столу и положил на него небольшой старенький ноутбук. «Тебя я тоже поменяю после всего, — подумал он, — а пока не подводи». Несколько минут карие глаза бегали по клавиатуре, собирая буквы, слова, предложения в единый текст. А после пальцы, что всё ещё ощущали на подушечках грубую поверхность конверта, принялись клацать по серым клавишам.       Первый абзац получился скомканным, совсем не для рецензии в популярном кулинарном журнале, но вполне подошёл бы для поста в социальной сети. Удалив всё написанное, Джастин закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Порой держать всё в голове очень трудно, особенно, когда перед глазами всплывает только брусничное пятно и дурацкая причёска официанта.       Встав, он начал ходить из стороны в сторону, то останавливаясь и смотря в окно, то прислоняясь лбом к холодной стене. Почавкав, он принялся вспоминать вкус и консистенцию блюд, но вместо этого его одолела головная боль и чувство усталости. Желание написать хорошую рецензию сменилось желанием поскорее закончить с работой и отдохнуть. Поэтому вернувшись за ноутбук, Джастин перестал думать и дал волю эмоциям. Он написал и про внешний вид официанта, и про ужасный крем-брюле с пузырями, про сухость перепёлки, а статье дал вполне громкое название «Кроваво-красное на девственно-белом». Теперь дело оставалось за малым. Отправив текст в издательство, он закрыл ноутбук и перенёс своё тело на кровать. Как только его сознание начало проваливаться в сон, входная дверь громко хлопнула, а следом послышалось тихое бормотание. «Я буду разбрасывать обувь до тех пор, пока ты не перестанешь хлопать дверью». Как жаль, что Джастин не умел читать мысли, тогда бы он понял, что его сосед думал о том же, ставя на место грязные ботинки мужчины.       Через несколько часов телефон начал разрываться от звонков. Кому-то было жизненно необходимо связаться с Бибером, и тот даже догадывался, кто ещё мог ему звонить в одиннадцать часов вечера. В такое детское время для взрослых и взрослое для детей.       — Я слушаю, — сонно произнёс мужчина, ущипнув себя за переносицу.       — Мы прочли твою рецензию и, честно говоря, в полном разочаровании. Ты не пойми меня не правильно, она хорошая, вкусная, но Джастин, — голос на том конце затих, — у тебя будут проблемы.       — Так они могут её опубликовать?       Мужчина вернул голову на тёплую подушку и натянул одеяло повыше. Несмотря на толстовку, ему всё ещё было зябко, а в носу почувствовалась заложенность.       — Да, но…       — Тогда пусть публикуют, — собеседник изобразил театральный вздох. — Что ещё?       — Джастин, если они это отправят на печать, то все твои старания пойдут насмарку. Ты так долго к этому шёл, тебя узнают, к тебе прислушиваются, а тут целый абзац о грязной тряпке.       — Перечитай текст несколько раз, а потом перезвони, когда поймёшь, что я имел в виду под «грязной тряпкой».       Бросив трубку, мужчина положил телефон под подушку, предварительно выключив его. В этот момент где-то в глубине квартиры послышался шум льющейся из-под крана воды. Он был таким далёким и тихим, что не помешал глазам вновь сомкнуться, оставив весь этот мир за стенами холодной комнаты одинокого и никем не понятого ресторанного критика.