Моя любовь слепа, а его сумасшествие - я

Пропуская сквозь пальцы угольно-черные пряди волос, Се Лянь не мог зацепить из прорвы собственных мыслей ни одной дельной, ни одна из них не подходила под ситуацию, ни одна не могла описать восторга новонареченного Бога. Мягкие, отдающие тонким ароматом ландышей локоны в руках Наследного принца, будто перезвоном хрустальных колокольчиков на весеннем ветру навевали ему светлую в своей необъяснимости радость. Волосы, все ещё влажные после купания, блестящие стальным глянцем, были слегка спутаны, а цветочный аромат сплетался с запахом сырости и речной тины, которой было предостаточно в реке близ Храма Водных Каштанов. Се Лянь, взяв в руки гребень, бережно расчесывает смоляную гладь, вверенную в его руки. Жестковатые, будто золотые нити проволоки, но в то же время невыразимо похожие на шёлк, волосы податливо перетекали меж пальцев и зубцов деревянного гребня. Случайно цепляя алую ленту, затерявшуюся в волосах и дергая её гребнем Се Лянь поспешно отнимает руки, и тихо ойкнув укладывает их на плечи сидящему перед ним юноше. Алые одеяния безбожно смяты под резкими движениями, будто ставший осязаемым огонь осел на изящных ладонях Наследного принца. - Извини-извини, Сань Лан, я не хотел!- неловко, со сквозящей в голосе легкой виной сбивчиво лепечет небожитель. В ответ же ему звучит бархатистый тенор, ещё по-юношески тонкий, но Се Лянь отмечает для себя, что в этом перезвоне нот есть второе дно, нечто спрятанное в разы глубже чем кажется. - Не страшно, гэгэ, продолжай. - бледные, ухоженные ладони молодого господина затягивают ленту иным узлом, крепче, но удобнее для продолжения манипуляций Его Высочества с волосами. У Се Ляня на мгновение перехватывает дыхание, лента, что скрывала половину лица Сань Лана, карминно-красная, расшитая белоснежными цветами по краю, она притягивала его внимание с самого момента встречи в повозке и оторвать взгляд было испытанием сравнимым разве что с Небесной Карой. Получив вновь столь желанное разрешение, божество тянется к ласково ложащимся в руки прядям. Он ведь и не знает, что если бы попросил не расчесать волосы, а придушить своего юного друга собственными руками, этот самый юноша - Хуа Чэн, согласился бы. Под алеющей на бледном лице повязкой он прятал свой величайший секрет. Секрет, который он обнажил самым сокровенным образом перед Его Высочеством Наследным принцем Сяньлэ. А тот даже не подозревая об этом невинно сверкал своей счастливой улыбкой, несомненно подходящей к золоту глаз и собирал ускользающие сквозь пальцы волосы Третьего молодого господина в незатейливую косицу, видеть когда-то величайшего Бога Войны в подобной обстановке, такого уютно-домашнего.... Превыше всяких мечтаний. * * * Темнота. Непроглядная, жгучая, уже ставшая старой знакомой, что оказывала радушный приём и заставляла потонуть в своих объятьях. Хуа Чэн свыкся с этой темнотой. Он знал чего стоила ему сила и эта цена была лишь крошечной каплей в океане того, что демон был готов отдать за своего принца. А ещё была ночь... Вопреки всему ночь забирала темноту, ночь дарила возможность, которую Хуа Чэн отнял сам у себя когда-то. Свет, который снисходил до него в глубинах ночи был прожигающим до костей, заставляющим кипеть давно застывшую в иссохшихся венах кровь, это был свет его единственного божества. Благодарность за светлые мгновения снов лилась через края сознания кровавым дождём - слезами Князя демонов. Но была и обратная сторона. Горькая, болезненная и чертовски жалкая, в которой Хуа Чэн цеплялся за эти сны всем своим существом, ему не хотелось уходить из тех времен, когда жизнь не имела смысла, какая ирония, приобретая этот самый смысл жертвовать пришлось им же. Сань Лану не нужно было больше надеяться на ночные грёзы, Сань Лан часами лежал и вслушивался в размеренно-тёплое, до щемящей под рёбрами нежности родное дыхание Его Высочества. Никакие сны не могли заменить тепла его рук, их вечерних посиделок, того как увлечённо гэгэ рассказывал ему методику приготовления ужина или приглушенного рукавом монашеского ханьфу смеха. Каждым таким воспоминанием Хуа Чэн отогревал продрогшее за годы одиночества сердце, все больше он был уверен в том что находится на нужном месте. Крохотный храм на задворках Поднебесной был ему ближе собственного города. Здесь его ждали. Хуа Чэн и надеяться не смел что Его Высочество примет его таким, что станет единственным смотрящим на него прямо. Не через призму дурной славы Владыки демонов, не испытывая жалости к калеке, не даст усомниться ни на миг в своём праве быть рядом, в том что именно здесь он нужен. Тот образ что все эти годы хранил в памяти Хуа Чэн остался лишь светлой дымкой, детской мечтой, волшебным спасением и нитью что держала его на земле, а сейчас с ним рядом был Се Лянь. Не Его Высочество Наследный принц, не Бог Войны в короне из цветов, а просто Се Лянь. Его гэгэ. Который учил деток из деревни Водных Каштанов плести венки и обязательно оставлял один для Сань Лана, который с лучащимися счастьем глазами рассказывал о найденных трактатах по боевым искусствам, бесконечно любящий по утрам тянуться в объятья и вести распроссы с пристрастием о делах Призрачного города совмещая теплое причитание с приготовлением завтрака. Сань Лан - тот кем он стал - кем был всегда, но лишь сейчас нашёлся тот кто это оценил. Хуа Чэн , будучи малышом Хун-Хуном, влюбился в принца Сяньлэ, любимца богов и одного из самых юных небожителей. А полюбил, всем сердцем, что замирало по новой лишь при взгляде на возлюбленного. Полюбил даочжана Се Ляня, которого можно звать А-Лянь и слепо доверяя ловить его поцелуи по утрам.