До моря — всего лишь вечность

                 Гнев пылал в ней сильнее боли — так ярко, что на мгновение Чёрная Пантера увидела мир, объятый пламенем. Белую вспышку, которая грозила оставить после себя только пепел — куда ярче взрыва, что опалил бога глубин, куда ощутимее, чем металл, который она чувствовала на языке и который впивался в её внутренности.                     Ещё мгновение назад она смотрела сверху вниз на распростёртого у её ног врага, а теперь не знала, что ей делать с ним, с миром и с самой собой. Со своей яростью (разве Нэмор не предлагал разжечь её, стать для неё проводником и топливом, потому что в нём жила почти такая же? Кипящая, как воды глубоководного вулкана?).                     Мир исчез в белом сиянии, а потом Чёрная Пантера моргнула глазами, которые видели теперь слишком много, смотрели чересчур глубоко, замечали мельчайшие детали.                     (Как губы Нэмора едва подрагивали от попыток вздохнуть — или что-то сказать? Как по его золотой коже бежали предательские ручейки пота. Как под её лапами струился песок — до моря, казалось, было далеко, но она видела застывшие солёные лужи, ещё не иссушенные безжалостным солнцем и местными суховеями. И как кровоточили порезы на его щеке — недостаточно глубокие для того, чтобы ярость Пантеры утихла. Недостаточно для того, чтобы застрявший в её глотке рык стих и превратился в урчание. Она хотела впиться когтями в его плоть и держать так долго, прижать так крепко, чтобы почувствовать, как вся его божественность стекает с него, обнажая человека...)                     Чёрная Пантера моргнула, а потом, спустя несколько вечностей, Шури начала говорить.                     Она не вспомнит, что именно. Слова лились из неё не праведным гневом и не ядовитым потоком — они жгли ей лёгкие, но с каждым выдохом в раскалённый, влажный воздух Шури чувствовала, как ярость испаряется. Уходит на дно.                     Она не вспомнит, что говорила сама, но навсегда запомнит, как Нэмор выдохнул «Я сдаюсь».                    В то мгновение он совсем не походил на бога. И не то что бы Шури верила в богов — несколько часов (дней? время давно слилось для неё в одну бесконечную гонку) назад она говорила с давно умершим человеком, но предки — это не то же самое. Любого бога делали лишь верящие в него люди. Потому в какой-то степени Кукулькан был богом. Но Шури не обязательно было в него верить.                     Однако она это сделала. Сделала, когда опустилась на колени — она чувствовала рассыпающийся песок даже сквозь костюм — и положила когтистую лапу ему на плечо.                     Она не стала спрашивать, может ли он встать — потянула вверх, и Нэмор послушно поднялся, тяжело, с надрывом, совсем не стесняясь того, что не смог бы сделать этого сам. Он тоже молчал, и Шури удивилась тому, какой не требующей нарушения была эта тишина. Не уютной, конечно — Пантера внутри неё всё ещё рвалась вцепиться в его глотку клыками, и Кукулькан сжал и руку в кулак и тут же разжал её.                     Его лоб почти касался её ключицы, и теперь Шури видела, что успели нарисовать её когти на его спине.                     Тишина между ними была наполнена скрипом песка, ленивыми волнами прибоя и тяжёлым дыханием обоих. Последние делали тяжёлый воздух вокруг ещё более тяжёлым, и у Шури закружилась голова — то ли от того, сколько крови успела потерять, то ли от того, что сделала невозможное.                     Они поднялись — неуклюже и медленно. Кто кого поддерживал? Шури — Нэмора? Кукулькан — Чёрную Пантеру?                     Взгляд зацепился за свалявшиеся от крови перья у золотистой лодыжки. Пантера целилась в крылья и не промахнулась. Кукулькан тоже не промахнулся, и если бы не коллективная мощь предков, всё закончилось бы быстрее... но стал бы он драться с ней на равных, если бы она вышла на бой в старом костюме, без бегущего по венам цветочного сока?                     Шури почувствовала на себе чужой взгляд: Нэмор проследил за тем, как она пялится на пострадавшее крыло, но молчания не нарушил. Шури фыркнула и ощутила, как медленно выдыхает совсем близко от неё Нэмор. Может, его ярость тоже испарялась. Тоже затаивалась в глубине.                     Шури закинула его левую руку себе на плечи и сделала вид, что у неё самой совсем не дрожат ноги.                     Первый шаг дался им с трудом. Но с каждым следующим горячий воздух всё меньше жёг Шури лёгкие, а Нэмор всё меньше на неё опирался.                     До моря оставалась куда меньше, чем ей казалось.