Ди, не смей меня так больше пугать!

Блять! НЕТ!!! Нет-нет-нет-нет! Чёрт! Папина любимая гитара! Что делать?! Он меня за это убьёт! Он даже смотреть на них не разрешает! Что делать?.. Нет. Безумие. Нет, Ди, ты не сделаешь этого! Хотя… *Та самая совесть в голове* Ооставить панику! Рассуждай логически. В угол он тебя не поставит, не в твоём возрасте. Ну, максимум, телефон заберёт! Ну, заставит уборку делать! Ну и что?! *Совесть перебил телефонный звонок* Папа звонит. — Алло? — Алло, привет, Ди. Мы едем домой. У тебя всё хорошо? — Да, пап, всё в порядке. — Отлично, пока. — Пока… Это была последняя капля. Подросток схватил куртку и телефон, обулся и выбежал на улицу. Побежал куда глаза глядят. Глаза глядели на парк. И на магазин, за энэргосом сбегать тоже неплохо. Дома у родителей чуть не случился инфаркт. Глем, когда увидел обломки любимой гитары, понял, что сын сбежал. Обзвонили всех, даже до полиции добивались. Через 5 часов, ночью, Анна обнаружила Ди в переулке. Возле него стояли трое здоровых мужиков в чёрных масках. Анна, используя биту, вырубила громил. Ди поднялся с асфальта, женщина быстро осмотрела подростка на наличие травм. — Ди, Господи! Ты живой вообще?! — Д-да, тётя Анн-на. Я цел, — блондину было жутко и стыдно, а она уже звонила Глему. — Алло, Глем, я нашла Ди! — Бла-бла-бла (просто не слышно). — Мы на улице Генриха, около перекрёстка. На Ди какие-то полудурки напали. Что нам делать? — Бла-бла-бла. — Окей, мы поспешим, — она бросила трубку — Мы едем к вам домой. Глем сейчас остановит твои поиски полицией и успокоит всех остальных. Тебя искали все. ВСЕ. Да, мадой, ты конкретно влип. Садись. Они сели на мотоцикл и поехали. — Тётя Анна… — Что? — Скажи, пожалуйста, какой у папы был голос? — Очень серьёзный, взволнованный. Это странно. Я его таким не помню. — Мне хана! Если он серьёзный, значит он Капец какой злой! А это значит… Эхх… — Мы подъезжаем. Вылазь. Всё, пока, дальше сам. — До встречи, — мотоцикл уехал. Ди один, и его ничего не спасёт. Дрожащей рукой он потянул ручку входной двери. Сразу в прихожей стоял Глем. Вид у него был устрашающий. А конкретно — лицо. Серьёзнейшее, суровейшее выражение лица, которое Ди видел. Плюс одна фобия — серьёзный отец. — Ди Себастьян Швагенвагенс, через 6 минут придите ко мне в кабинет, — ледяной тон, полное имя, обращение на «вы». Очевидно, Ди влетит по полной программе. — Х-хорошо, пап, — сделать безразличный вид и голос почти невозможно — Где мама и Хеви? — Они придут через час. Нам этого хватит. — А-а, — Отлично! Теперь целый час он абсолютно беззащитен. Круто! Как Ди было страшно…

*В кабинете*

— Сядь на стул, Ди, — сел. Жутко. Страшно. Стыдно — Ну что, молодой человек? Есть, что сказать? — … — Тогда я скажу. Ты поломал гитару. Мне интересно, почему ты вообще был в моём кабинете? Предположим, случайно ты сломал эту треклятую гитару. И что дальше?! — тут голос стал повышаться, у Ди по коже пробежали мурашки — решил убежать?! Нафига?! Поверь, я бы не стал кричать и ругаться по поводу гитары. Да, я был бы зол. Но ничего ужасного бы не сделал. А что в итоге?! Я знаю, что на тебя напали. Если бы не тётя Анна, ты бы был изнасилован или убит. И как прикажешь мне дальше жить без тебя?! — он закричал — Ты повёл себя как ребёнок! Чтобы я делал, если бы ты погиб?! А?! — он понял, что переборщил. На глазах у Ди появились слёзы. Он их постарался спрятать, но от взора Глема это не ушло. Сын быстро потупил взгляд. Губы начинали дрожать. Глем продолжил более спокойно — Что мне с тобой делать? Телефон забрать? Мало. Уборка? Слишком мало. В угол поставить? Ты взрослый уже! Тебе 16. Хочешь, покажу, что со мной делал отец за малейшие проступки? Вот! — Глем показал зарястья. — Пап. почему ты не рассказывал?! — Ты был не готов это увидеть. Эти шрамы от ударов линейкой, Ди, никуда не уйдут. Я желаю тебе добра. Я не хочу повторять ошибки своего отца. Да вот только ты чуть не умер! Что мне с тобой делать? Я давно решил. — П-пап! Ты о чём? Не будешь же ты меня линейкой бить? — Линейкой- нет, — гений встал и начал вынимать ремень из джинсов. — Папа, ты чего?! — Ди до жути перепугался. Родители никогда его так не наказывали. — Знаешь, Ди, я надеялся, что мне никогда не придётся пороть тебя или Хеви. Виноват сам. — Я взрослый! Мне 16! — подросток, вопреки своим негласным правилам, не скрывал эмоции. Было жутко. Его отец хочет его выпороть! Худший кошмар! — Нет, Ди. Я так прикинул… Когда ты выпил, когда начал курить, когда взломал защиту, нужно было тебя отхлестать. Ты бы не стал ошибаться снова и снова. А сейчас ложись ко мне на колени. — Ну п-пожалуйста… — Бегом. Ди лёг отцу на колени. С него сняли штаны. Как унизительно! Первый удар был жутко болючим. Ди еле сдержался, чтобы не закричать. На пятом шлепке он всхлипывал, а на десятом вскрикивал. На двадцатом сын заплакал. На двадцать пятом по щекам потекла тущь. На тридцатом Глем сказал: «Всё, Ди. Можешь одеваться.» Подросток молча оделся и встал. Мужчине было больно видеть сына таким. Что сейчас? Что Ди будет думать о нём? Как он будет относится к нему? Что ему делать? Ди просто не смог совладать со своими имоцеями. Он бросился к отцу в объятия и разрыдался в голос. — Папа, прости, пожалуйста! Я никогда больше такого не сделаю! Я-я… Я люблю тебя, пап. — Я тоже люблю тебя, сынок. Я не хотел. Зато ты понял. Ди, не смей меня так больше пугать!