Jealousy

Любой, кто знал, как изучать обычные человеческие эмоции и чувства, знал бы, что ревность является почти ежедневным бременем для многих.У некоторых людей она может быть заметной, видимой, ясной, исходящей от них, или может быть скрыта, вдавленна под линией кожи, предназначенной для людей, отравляя кость под мышцей и венами. Уэнсдей не совсем понимала человеческие эмоции или чувства, ничего из этого,и она не знала, почему же люди так реагируют.Она обнаружила, что ревность легко поддается изучению, особенно когда так много людей вокруг нее страдают от нее. Её первым исследованием был Ксавье Торп, человек, пронизанный болезнью ревности, его горькие взгляды, гневные импульсивные слова и то, как он убегает от ситуаций, когда он раздражен. Она слышала все это от Энид, очевидно, Ксавьер очень ревновал, когда встречался с Бьянкой. У Энид был большой рот, она любила посплетничать, и Уэнсдей с удивлением обнаружила, что мало заинтересована в изучении всех новых фактов о людях, которые учились в той же школе, что и она. Ее следующим исследованием была Бьянка Барклай, ее ревность была разной, она любила усваивать свои эмоции, пока дело не дошло до конфронтации - Уэнсдей узнала об этом не от Энид, а скорее от того, что находилась под кроватью Ксавьера, чтобы ее не видели оба, так как она пришла всего несколько минут назад, чтобы осмотреть сторону комнаты Роуэна. — Разве не поэтому ты ходил за ней, как жадный щенок? — Бьянка делает паузу, с ревностью на языке: — Или есть что-то еще? Ксавье ничего не говорит, отмечает Уэнсдей, она не знает почему, но он встает с кровати, где сидел, и направляется к своему столу, увлеченный своим дневником от упоминания о Уэнсдей. — Серьезно, что ты в ней нашел? —Бьянка продолжает,а Уэнсдей ненавидит, насколько она заинтригована, отмечая, насколько агрессивной стала бывшая Торпа: — Тебе вдруг нравятся трагические девушки-готы с чувством моды в похоронных бюро? Ксавье закрывает дневник с тревожным чувством в венах, поворачиваясь к Бьянке и на секунду прикусывая губу: — Может быть, это потому, что она не пыталась манипулировать мной? Это было похоже на эпизод тех реалити-шоу, которые Энид смотрит все время, где пара спорит из-за ерунды.Голос Бьянки становится извиняющимся, почти умоляющим: — Я сделала одну ошибку, и ты не можешь меня простить… Ошибка?Манипуляция?Взгляд Уэнсдей переключается на Вещь, и Вещь склоняется ближе к спору, более заинтригован,чем девушка.Она сдерживает свой язвительный шепот, которым могла бы поделиться, внезапно забеспокоившись о том, что ее действительно поймают.Она не хотела, чтобы ее называли преследователем Ксавьера. Бьянка хмурится, когда не получает ответа: —Она обращается с тобой как с дерьмом, и ты не можешь насытится. Ксавьер устает от ее постоянных разговоров о Уэнсдей, выкапывая свою ревность: — Хорошо, почему ты так зациклена на Уэнсдей? Бьянка усмехается, почти обиженная вопросом. —Потому что она думает, что лучше всех. Кто-то вроде Бьянки говорит, что Уэнсдей считает себя выше всех остальных, она самопровозглашенная пчелиная матка, а Уэнсдей - нет. Уэнсдей высовывает голову из-под кровати, удивляясь тому, как Бьянка представляет себя такой же самодостаточной, какой она есть. — Я не могу дождаться завтрашнего дня, когда увижу, как рухнет ее соседка по комнате-оборотень, — уже злорадствует Бьянка, дерзкая, — это будет финал Кубка По, который я запомню. Ксавьер сдерживается, чтобы не закатить глаза: — Да, я ненавижу думать о том, что ты запланировала. — Моя игра уже началась, — она,довольная собой,улыбается. Уэнсдей смотрит на вещь, вещь смотрит на нее, — мне нравится побеждать, это так неправильно? Ксавьер хмурится из-за того, что она так близко. — И ты удивляешься, почему я расстался с тобой. — Раньше тебе нравился мой инстинкт убийцы, — ее рука скользит по его руке, — нам было хорошо вместе. Ее третье исследование было Уэнсдей Аддамс, ее собственное я. Она обнаружила, что внутри нее растет очаг того самого, чего она боялась. Сначала она заметила это по тому, как ее веки слегка дернулись, когда она вслушивалась в разговор, по тому, как ее губы сжались сильнее, чем обычно.Она резко вдохнула, сохраняя тишину. — Нам? — Уэнсдей, наконец, возвращается к текущей ситуации, Ксавьер хмурится, глядя на Бьянку.Он выглядит почти побежденным, — или ты просто хочешь, чтобы я чувствовал себя так? Брови Бьянки на секунду нахмурены, сбитые с толку от его ответа, пока не расслабляются и не поднимаются.Она шокирована, обижена, понимая, что он действительно любит Уэнсдей.Девушка делает шаг назад.— Поверь мне, Уэнсдей Аддамс не твоя девушка мечты. Теперь брови Ксавьера слегка сдвинуты вместе, и Бьянка продолжает: — Она — предмет твоих ночных кошмаров. Глаза Уэнсдей следуют за Бьянкой, когда она уходит, прежде чем вернуться к парню. Уэнсдей позволяет себе отвлечься от чувств, которыми она была отравлена, наблюдая, как Ксавьер тихо вздыхает «Боже», прежде чем вернуться в ванную, чтобы закончить свою рутину.Девушка восприняла это как собственное благословение, и она, и существо выдвинулись из-под кровати и, наконец, встали. Она смотрит на вещь. — Ты нашел? Когда Вещь лишь трясет пальцем в знак «нет» в ответ, ее обычное хмурое выражение еще больше усиливается.Она предположила, что здесь должно быть что-то еще, чего они не заметили раньше, какой-то другой скрытый люк. Уэнсдей шла медленно, стараясь быть тише, когда она подошла к стороне комнаты Роуэна, листая книги на его книжной полке. Кремовый, красный, коричневый, но ни один из них не фиолетовый. Ей не удалось уйти далеко, потому что в ту же секунду, когда она с поражением отошла от книг, Ксавьер вышел из ванной. — Боже мой,Уэнсдей?Какого черта ты здесь делаешь? — спросил Ксавье, явно потрясенный вторжением. Она медленно поворачивается, мудро обдумывая свои слова, и напоминает себе, что нужно сосредоточиться, даже при виде Ксавьера в этой красной рубашке, серых спортивных штанах и недавно вымытых волосах.Девушка тяжело сглатывает, не понимая, почему воздух внезапно кажется таким густым: — Я заблудилась. Это было ужасное оправдание, она могла бы придумать что-нибудь поумнее или сказать правду, но ее разум сбился с пути. — Потерялась? — Ксавье тихонько усмехнулся про себя, — Ты обычно теряешься и оказываешься в чужих общежитиях? — Ты ребячливый, — свирепо смотрит Уэнсдей, — я исследовала сторону комнаты Роуэна , мне нет дела до твоей. — Я не спрашивал, — возражает Ксавьер. У нее слегка сбивается дыхание,когда он подходит ближе,и она не думает отступать, пока не заговорит: — Говорил ли Роуэн что-нибудь в прошлом, что тебя беспокоило? Очевидно, она пыталась отвлечь его, и это сработало лишь немного. Он делает несколько шагов ближе, слегка нахмурившись при упоминании о парне.Уэнсдей заметила больше вещей в окружающих ее людях, особенно в Ксавье, она заметила, как ему нравилось стоять поближе, когда он разговаривал с кем-то, или как сильно он выражал свои эмоции на своем лице.Ей еще предстояло понять, почему. — Мы все видели его раньше, он жив. — сказал он дрожащим голосом. — Живой, но уже не тот, не так ли? — Ты слишком глубоко смотришь в это, он был таким же. — Он такой же суровый, как всегда?Если ты так считаешь, ты должен знать о нем больше, чем кто-либо другой. — Боже,Уэнсдей, я не знаю, почему тебя это так волнует, — он отмахнулся от ее любопытства. — И я не знаю, почему тебя это так мало волнует, — возражает она, — что ты скрываешь? —Ничего, может, ты просто перестанешь любопытствовать?Роуэна исключили. Ксавьер нахмурился, сдвинув брови в замешательстве, почему она так сосредоточилась на этом парне. Только в короткой паузе тишины они заметили, как близко они друг к другу: общее дыхание, один и тот же кислород. Ксавьер моргнул, Уэнсдей — нет.Ее губы на секунду плотно сжались. — Роуэн умер, Ксавье, я видела это. — У тебя нет доказательств, Уэнсдей, просто брось это. Ксавьер раздражался, жгучее чувство горело в его животе. Она моргнула: — Я знаю, что я видела, это должен быть кто-то другой, одетый как Роуэн. Ксавье выдохнул, она такая упрямая, у него нет на это времени, наверное вскоре кто-то услышит в его комнате голос Уэнсдей. — Не могу поверить, что ты так беспокоишься о человеке, который пытался тебя убить. — Кто на самом деле умер, Ксавьер?— снова наступает глубокая пауза тишины, его зеленые глаза встречаются с ее темно-карими в их типичном взгляде.Она увидела эмоции, которые не могла объяснить в его глазах, слова, которые она никогда не слышала от него.Она снова моргнула, — Есть ли кто-нибудь, кто формирует… Ксавьер наклоняется вперед и быстро затыкает ей рот, когда его губы внезапно касаются ее губ. Он не знал точно, что двигало им, может быть, это было недавнее осознание того, как сильно он любит Уэнсдей, или желание, чтобы она перестала спрашивать о Роуэне. Глаза девушки были широко открыты, в то время как глаза Ксавьера были закрыты, но ни один из них не оторвался от поцелуя, и потребовалось всего несколько секунд, чтобы они, наконец, разделили одни и те же мысли. Мягкие, их губы были мягкими. Ксавье слегка отстранился, его опухшие губы в последний раз коснулись губ Уэнсдей. Девушка с трудом определяет, что она чувствует: у нее горят щеки, сдавливает легкие, а сердце бьется как не в себе.Она попала в мир незнакомой земли, но все же нет чувства дискомфорта. Уэнсдей снова моргает, она моргала три раза в присутствии Ксавьера и никогда не моргала в присутствии других. — Извини, я не должен был этого делать, — Ксавьер осознает, насколько импульсивны его действия, и Уэнсдей только смотрит на него.Слова борются за то, чтобы составить предложение из ее горла, но она не может понять, какое сказать.Это первый раз, когда она неуверенна, она всегда на пути к истине, всегда в курсе вещей, но в этой ситуации — у нее язык повязан. Ксавьер открывает рот с новыми извинениями, и Уэнсдей берет на себя ответственность быть той, кто затыкает другого.Она идет по его пути:бледные, тонкие пальцы сжимают его красную футболку, чтобы притянуть его вниз и позволить их губам снова слиться. *** Действия прошлой ночи делают соревнование следующего дня ещё более ужасным.Уэнсдей изо всех сил пыталась заснуть прошлой ночью, слишком занятая, пытаясь понять значение всех своих чувств. Это было позади нее, ну, так она думала, пока ее глаза не встретились с глазами Ксавьера, когда они садились в свои каное. Он посмотрел на нее с легкой улыбкой, и она почувствовала то же тепло, что и всегда рядом с ним. Это был долгий учебный год.