Долгая пауза

Я дергаю ногами, отпихивая покрывало. Чувствую себя как маленькая девочка, впавшая в истерику. Я так устала, но просто не в состоянии отключиться. Было бы гораздо проще, если бы хоть кто-нибудь был со мной честен! Несмотря на все усилия, всё, что я узнала, оказалось бесполезным. Рагнар сочинил какую-то непонятную сказку, Басти наговорил депрессивной чепухи, а Ян… хоть, казалось, что он использует знакомые слова, но вместе они звучали совершенно бессмысленно… Наконец, сдавшись, я окончательно раскрываюсь и встаю. Наверняка кто-то из этих чудаков не спит. Наверняка… Я открываю дверь в Лякулле и вглядываюсь в бесконечный проход. Здесь всегда холодно и пахнет металлом, поэтому я буквально бегу сквозь коридор, шлепая босыми ногами по бетону, и распахиваю дверь комнаты вечеринок. Блядь. Я почти теряю равновесие, когда мои ноги ступают на слишком мягкий пол. Вероятно, это можно назвать логовом извращенцев. Иначе зачем стелить матрасы на пол? Я иду на кухню, чтобы взять стакан воды. Перебираю в голове добытые крупицы информации, но всё, что приходит на ум, — не имеющая значения чепуха и сюжеты любимых Рю аниме. Ни одна из попыток поговорить с парнями не была неприятной, но… Я тяжело вздыхаю и прислоняюсь к стене. Все разговоры оказались бесполезны. Я думаю о единственном кванси, которого еще не опрашивала — о Викторе. С первой встречи он… пугает меня. Но не опаснее ли метаться вслепую? Разве не все здесь довольно жуткие? Рагнар с его намеками? Марк, ворующий чужие трусики? Чем рисование меня обнаженной с помощью рентгеновского зрения может быть хуже? Решено. Он уже показывал мне свою комнату. Я могу его удивить. Может, даже вывести из равновесия. Ухмыляясь, я пытаюсь игнорировать нервозность, затягивающую внутренности узлом, и подавляю мысль о том, что такие люди редко бывают чем-то удивлены. Я прохожу через кухню, затем сквозь комнату вечеринок с мягким полом — назад, в Лякулле. Выбрав ближайшую дверь, представляю его комнату… голые бетонные стены, накрытые тканью картины… его изысканный письменный стол, аккуратно разложенные кисти. Глубоко вздохнув, я поворачиваю ручку и толкаю дверь… В комнате никого. Я заглядываю внутрь. Дерьмово. Возможно, стоило просто пристать к Басти. — Привет? — мне никто не отвечает. Но если здесь никого… Я шагаю внутрь, позволяя двери захлопнуться за спиной. Холсты на стенах задрапированы белой тканью, но я могу различить размытые очертания, проступающие сквозь неё. Осторожно приближаюсь к картинам. Возможно, получится найти какие-то ответы. Я веду себя тихо, но в безмолвии комнаты мое шелестящее дыхание звучит слишком громко. Я задерживаю дыхание на секунду – и звуки смолкают. Стоит сдвинуться с места – и шаги эхом разносятся по помещению. Оставив надежду на скрытность, иду в дальний конец комнаты. Я хватаю краешек простыни и тяну на себя, обнажая проржавевшую раму, но спустя мгновение на моем запястье сжимается твердая бледная рука. — Я уверен, что предупреждал тебя: не смотри на них. — Что?! — вскрикиваю я и отшатываюсь, упираясь в твердую грудь. — Удивлена? Но это моя комната. Повернувшись, обращаю внимание на его яркие глаза, серебристые блики многочисленных украшений для пирсинга, язвительную улыбку. — Я… — тяжело сглатываю и пытаюсь изобразить спокойствие, которого нет и в помине. — Я хотела поговорить. Никто не отвечает на мои вопросы. — То есть, ты бродишь по мужским комнатам в одной пижаме… в поисках ответов? — Ну что ж, — я пытаюсь отодвинуться, но он обнимает меня за плечи одной рукой. Не крепко, хоть и не давая отодвинуться. Я позволяю ему прижать себя к груди. Руки неловко подрагивают, когда я касаюсь его мышц. Его очень твердых грудных мышц. Пульс учащается, и я чувствую, что мне нужно увеличить расстояние между его обнаженным торсом и моей слишком тонкой ночной рубашкой. Дерьмо. Я должна была надеть больше одежды… Эта мысль сменилась другой. Я чувствую прохладную кожу под ладонями, мышцы слегка напрягаются под пальцами, когда он перехватывает меня за талию и глядит сверху вниз. Он неподвижен и молчалив. Кажется, он может стоять так вечность. После долгой паузы я бормочу что-то, но это пустой вздор. Мне нечего сказать. Я поднимаю взгляд, стараясь не смотреть на руки, лежащие на его груди, и попадаю в ловушку пронзительных глаз, как маленькое животное, загипнотизированное змеей. Не знаю, куда деть взгляд, и он это понимает. Он ухмыляется, руки впиваются мне в талию, в глазах жадный огонек. Я пялюсь на пирсинг — сверкающие камешки стекают по шее. — Пусти. — М-м-м? Почему бы не поболтать немного? — Погоди, ты ответишь на мои вопросы? — Конечно, хоть и сомневаюсь, что ты знаешь, о чем спрашивать. — Я тоже, — мысли кружатся вихрем, пульс ускоряется от волнения. Наконец-то мне расскажут о том, о чем я хочу знать. Он изгибает бровь: «О?» Пирсинг блестит на свету, и, прежде чем я это осознаю, я выпаливаю совсем другой вопрос. — Это больно? Его бровь поднимается еще выше. — Думаю, ты знаешь, о чем хочешь поговорить. И — да, но в этом-то и смысл, не так ли? Я краснею и зажмуриваюсь. Сфокусируйся. Сфокусируйся. Глубоко вздохнув, я спрашиваю: — Как мне заставить работать свои силы? Я устала чувствовать себя беспомощной. — М-м-м… — обдумывает вопрос. Интересно, с каким выражением лица он издает такие звуки, но я держу глаза закрытыми. — Ну, по-моему, Винсент упоминал, что ты можешь лишь усилить способности одного кванси. — Ага. И как мне это сделать? — я слегка подаюсь вперед, желая немного ослабить давление на талию, и мои ладони слегка соскальзывают и цепляются за что-то гладкое и твердое. Пирсинг сосков. Я распахиваю глаза и тут же отдергиваю руки. — У меня есть идея. — А? Он наклоняется ближе. Я чувствую его волосы на своем обнаженном плече. Его аромат — петрикор — земля прямо перед дождем, и за этим чистым запахом угадываются металлические нотки. — Ты мне доверяешь? — Нет, — вылетает, прежде чем я задумываюсь, разумно ли давать честный ответ. — А Рю был не так уж неправ, назвав тебя Злючкой, — смеется Виктор. — Но все-таки, неужели я сделал что-то, из-за чего мне нельзя доверять? — Ну, нет. Но также не сделал ничего, чтобы это доверие заслужить. — Туше. Я думаю, ты не такая невинная, какой кажешься, — его проницательный взгляд заставляет что-то внутри сжаться. Хватит! Я прикусываю щеку, надеясь, что боль поможет справиться с похотью, но не могу отвлечься от возрастающего интереса к мужчине передо мной. Я выпрямляюсь и смотрю ему в глаза. — Не знаю, о чем ты. Я не какая-то там шлюха. Ухмылка Виктора становится хищной. — Я никогда не говорил, что ты ведешь себя неуместно — или что быть не такой уж невинной — это плохо… — он отпускает мою талию и берет меня за руки. Подносит их к губам и нежно целует костяшки пальцев. Дыхание обжигает озябшую кожу. Я наслаждаюсь теплом, стараясь не думать о мягком прикосновении его губ. — Ты сказал… — Я сказал, что ты менее невинна, чем притворяешься. Ты не недотрога, — он притягивает меня, и я грудью вжимаюсь в него. Чувствую твердый металл на его торсе. Разряды тока пробегают по моей коже, пульс неровный, бьется, словно в клетке. — Что, если мы выпустим на волю то, что скрыто? — Его голос — мягкий шепот, щекочущий мое ухо. Дыхание на миг перехватывает, когда я подаюсь вперед, приоткрыв губы. Что-то в нем манит меня, руки обвивают его шею, но он неподвижен, наблюдает за мной. Я чувствую раздражение. Он не хочет меня целовать? Я отстраняюсь, но он кладет руку мне на затылок и хватает за волосы, удерживая на месте. — Что ты?.. Он шикает на меня и проводит языком по моей нижней губе, дразнясь, прежде чем поцеловать. Пирсинг твердеет в мягкой плоти его губ, кажется жестким, неестественным. Что-то во мне переворачивается. Мне нравится. Мои губы открываются и его язык скользит по моему. Через мгновение он всасывает мою нижнюю губу в рот и проводит по ней зубами. Я стону от неожиданности. Он отстраняется, и я вижу красную точку на его губах. Поднимаю руку и касаюсь губ, замечая кровь на кончике пальца и медный привкус на языке. Виктор улыбается. Может, я не так уж невинна, но чувствую слабость. Он ненамного выше меня, но кажется надежным и крепким, и с ним так хорошо. Когда он отстраняется, я покачиваюсь и чуть не падаю. — Так, тебе нужны ответы? — Да, — мое сердце колотится, и я чувствую себя ошеломленной, но цепляюсь за свою цель. Он опасен... хоть не могу отрицать, что хочу получить от него не только ответы. — У меня тоже возникли некоторые вопросы. Ты единственная женщина, у которой когда-либо развились способности. Возможно, мы сможем удовлетворить… любопытство друг друга. После поцелуя я дышу тяжелее, чем нужно, но мне хочется большего. Его кожа почти такая же светлая, как и волосы. Пряди обрамляют лицо, но большая часть собрана сзади, живописно спадая на плечо и частично скрывая ключицу. — Ну, что скажешь? Я моргаю и встречаюсь взглядом с его яркими глазами. — Да? То есть, — я облизываю внезапно пересохшие губы. — Я до конца не понимаю, что ты предлагаешь. Он поворачивает голову, и волосы соскальзывают с плеча назад. Хватает меня за подбородок и заставляет посмотреть на него. — Ужасно рассеянная. Уверена, что готова? Делаю глубокий вдох в надежде, что получится сконцентрироваться, но легкие заполняет запах ржавчины и дождя. Я чувствую себя еще более дезориентированной. — Да. Мне нужны ответы. — Как и мне, — он склонил голову. Меня раздражают его расплывчатые формулировки и отсутствие конкретных ответов. Я чувствую, как неуверенность тает, уступая место нарастающему гневу, ставшему таким привычным в последнее время. Я встречаю взгляд его глубоких красных глаз. — Просто скажи уже. Какого хрена? В его смехе есть нечто скользкое, я почти чувствую это, что-то влажное и неправильное, медленно стекающее по моей спине. — Сомневаюсь, что ты владеешь нужной мне информацией. — Я могу… — Но это не значит, что ответы не спрятаны где-то внутри тебя. — Погоди, что? — Тебе нужны твои ответы, а мне — мои. Его взгляд скользит по моему телу, и желудок сводит от тошнотворного чувства, что нужно немедленно уходить. Я вспоминаю нашу встречу в лесу, темные тени, окутывавшие его, вытянутые руки с окровавленными запястьями. И его глаза. Сейчас они почти такие же яркие, как тогда — затухающие мерцающие угольки. Чувствую толчок в спину и, вскрикнув, отшатываюсь. — Аккуратно. Не прислоняйся к картинам. — Прости. Не думаю, что повредила их, — я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на завешенные холсты, но он прижимает меня к себе. — О картинах я не беспокоюсь. — Почему? Он игнорирует мой вопрос и продолжает: — Хочешь узнать, что я предлагаю? — Ладно… — я не доверяю этому человеку. Нет. Этому кванси. Он вообще человек?.. В таком случае, кем это делает меня? — Мы совершенно отвлеклись, не так ли? — Да. Если б я только могла заснуть. — Ты хочешь, чтобы я ответил на вопросы, или помог тебе уснуть?.. хотя то, что я хочу предложить, поможет нам убить сразу двух зайцев. — Выкладывай уже. Он тянется, чтобы коснуться моей руки, увлекая за собой от картины к письменному столу. Его пальцы нежны, от легкого прикосновения кожу покалывает. По коже пробегают мурашки, а соски твердеют от внезапного холода. — Все на самом деле очень просто. Вопрос за вопрос. — Хорошо, но что, если я не буду знать ответ? — Отвечай настолько полно, насколько получится, в меру своих возможностей. — И ты поступишь так же? — Так будет честно. Несмотря на все усилия, я снова чувствую, как на меня накатывает непонятная вялость. Я вонзаю ногти в бедро. — Ты не причинишь мне вред? — Непоправимый — нет. Я смотрю на него, изо всех сил пытаясь расслабиться, но не могу ему довериться. Он ухмыляется. — Ты можешь усилить только одного кванси, и я не теряю надежды, что это могу быть я. Зачем мне вредить тебе? Это противоречило бы моим эгоистичным интересам. — Действительно, зачем… — бормочу я себе под нос. — Хорошо. Давай поступим так, но начнем с меня. — Конечно. Каков твой первый вопрос? — Почему я могу усилить лишь одного кванси? — Я думал, ты знала. Это связано с твоей эмоциональной привязанностью. — Верно, но почему? Как это работает? — Мы еще многого не понимаем. Ты единственная женщина-кванси. В этом, наверное, дело, но больше… не могу сказать. — И это все? — Я не могу рассказать того, о чем не знаю. — Я уйду, если тебе нечего добавить. — У меня еще не было возможности задать вопрос. — Ладно, но придумай получше. Уверена, что для меня это будет бесполезно. — У тебя есть родимые пятна? — В смысле?! — Есть какие-либо родинки или пятнышки, которые у тебя с рождения? — Я знаю, что это такое. Просто… Зачем об этом спрашивать? — Это уже следующий твой вопрос, а я все еще не получил ответ. — Я имею в виду… не знаю… на правом плече есть одно, — я поворачиваюсь и отбрасываю волосы на другую сторону, чтобы он мог увидеть необычную родинку. Виктор проводит по ней рукой, и я снова вздрагиваю. — Вот. Почему ты спрашиваешь о моем родимом пятне? — я выпрямляюсь, снова поворачиваясь к нему лицом. На его лице уже привычная веселая маска. — Я пытаюсь понять, как тебе удалось обрести эти способности. Все необычное может быть подсказкой. — О. — И мне всегда интересно, насколько мои наброски совпадают с натурой. Шлеп! Прежде чем я осознала, что происходит, я залепила ему пощечину. Он касается покрасневшей щеки и улыбается мне. — Ты задолжала мне как минимум один ответ. — Пустая трата времени. — Может, да. Может, нет. — Прекрасно. Пустая трата моего времени. Задавай вопрос, — я скрестила руки на груди. Он постукивает пальцем по подбородку. — Если у меня есть только одна попытка, надо удостовериться, что она будет удачная. — Я не собираюсь ждать всю ночь. — А ты нетерпелива, не так ли? — похоже, что происходящее его веселит. — Я устала от этой игры. — Настолько, что готова без сна ворочаться в своей холодной одинокой постели? — красные глаза прожигают меня, единственный источник тепла в этой холодной бетонной комнате. Но настоящего тепла здесь было не найти. Я ловлю себя на том, что с тоской вспоминаю о куче мурлыкающих приемных котиков, которые раньше всей гурьбой спали в моей кровати. — Нет, но и здесь не лучше. — Может быть гораздо лучше. — Задавай вопрос. — О’кей, как долго ты можешь стоять с поднятыми руками? — Чего? — Ну? — Я… понятия не имею. Это какие-то странные кванси-штучки? Почему тебе это важно? — Это могут быть странные кванси-штучки. А важно мне это потому, что я получил возможность задать еще два вопроса. — Виктор. Я устала. — Нет, устала ты от странных игр. Признаюсь, у меня нет реальных ответов относительно тебя и твоих сил… Я закатываю глаза, не понимая, почему меня это так уязвило, ведь никто другой не был со мной честен. Не знаю, чего я ожидала. — Но я честно отвечал, когда ты спрашивала. Я на мгновение задумываюсь. Он не лжет. Приятно, что кто-то признается, что ничего не знает. — Еще два вопроса. Он улыбается, сверкая улыбкой, настолько белозубой, что контрастирует с его бледной кожей. — Я могу применить свои силы на тебе? — Насчет крови не знаю. Я… — Нет, я не собираюсь использовать свои силы, чтобы заставить тебя истекать кровью. Просто… мне любопытна твоя восприимчивость и сработает ли это вообще. — Сработает ли… что? — Каков твой ответ? — Его глаза ярко-красные, переходящие в бордовый цвет запекшейся крови. Я с трудом сглатываю, но любопытство сильнее меня. Я бы солгала, сказав, что меня не заинтриговал этот хитрый, удивительный человек. — Ладно, — я смотрю на него, изображая решимость, — что мне делать? Он выдвигает стул из-за стола. — Сядь. Пока в этом не будет необходимости, это тебе и не понадобится. — Пиздецки загадочно, — мой пульс учащается, но я сажусь. Это тупо, бестолково, неправильно. Инстинкты вопят, чтобы я уходила, но я игнорирую нервный холодный пот, стекающий по спине, и скрещиваю ноги, глядя на Виктора. — Ну и? — Потерпи меня немного. Выпрями ноги. Он заходит мне за спину и роется в своем столе. Я слышу, как перекатываются кисти и позвякивают стеклянные сосуды. — Что… — я осекаюсь, прежде чем спросить что-то еще. Не думаю, что мы все еще играем, но не хочу задолжать ему еще вопрос. — Не волнуйся. Я здесь, — его голос шепчет прямо позади меня, и у меня по спине пробегает дрожь. Меня здесь ничего не держит. Почему я не могу заставить себя уйти? — Просто немного попробую. Он точно что-то сделал, потому что внезапно в комнате становится тихо, как будто все остановилось и воздух исчез. Но это нормально, потому что мне почему-то не нужно дышать. Больше ничего не происходит. Что ж, немного разочаровывает. Не знаю, чего ожидала, но могло быть что-то и поинтереснее. Внезапно воздух в комнате становится густым и тяжелым, и я чувствую губы на шее, шепчущие что-то, руки, сгребающие мои волосы и тянущие их в сторону, и — каким-то образом — те же руки, скользящие по моему телу. Я дышу прерывисто, воздух сгущается в легких, а пульс учащается и дрожит от мгновенного всплеска желания, которое прожигает меня. Ощущения исчезают, и я наконец вижу мужчину, стоящего передо мной. Я моргаю, пытаясь сосредоточиться на нем. — О, хорошо. Тебе понравилось? Потребовалась не одна попытка, но в конце концов мне удается выговорить: — Это был следующий вопрос. Он смеется, вокруг глаз морщинки, и это, должно быть, первое искренне веселое выражение, которое я вижу на его лице. — И правда, но я хочу знать. Хотя у меня есть несколько догадок. Я знаю, что мои щеки раскраснелись, пульс только начинает приходить в норму. — Это не было ужасно. Он снова смеется. — Что это было? — Еще одна демонстрация? Для тебя — что угодно. Закрой глаза. Я метаю в него подозрительный взгляд, но мне хочется большего — чем бы это ни было, поэтому я пожимаю плечами и закрываю глаза. Комната снова неподвижна, все замерло, и на этот раз я чувствую, что воздух застыл. Он не пропал, просто не двигается, но ведь и я тоже. Есть что-то ужасающее в этом оцепенении. Не могу открыть глаза. Я ничего не чувствую: ни стула под собой, ни холода комнаты под босыми ногами. Я понимаю, что должна задыхаться, хотя легкие неподвижны. Думаю, что должна испытывать слабость, но вообще ничего не чувствую: ни холода, ни скованности, просто абсолютное онемение. Я теряю счет времени, делаю все возможное, чтобы успокоиться, но не могу сделать глубокий вдох. Затем, внезапно, способность дышать возвращается. И накатывает всё и сразу. Я делаю глубокий вдох и захожусь в крике, когда оргазмы один за одним пронзают меня, спускаясь по нервам и напрягая каждый мускул в моем теле. Призрачные руки повсюду, скользят по моей коже, проскальзывают под пижаму, трутся об меня. Я чувствую губы, зубы и проколотый язык, двигающийся по моей шее, плечам и груди там, где моя пижама обнажала кожу. Пальцы двигаются внутри меня, растягивая с восхитительной болью, пока эти же руки потирают клитор. Спина выгибается и упирается в жесткий деревянный стул. Я чувствую прикосновение его волос, когда он наклоняется и целует меня в губы нежно и требовательно, а наши языки переплетаются. Я сжимаю его и дрожу, ощущая пальцы, но все ещё до боли жажду его. Мои глаза распахиваются, и я вижу очень самодовольного Виктора, наблюдающего за мной, обмякшей на стуле. — Кажется, сработало, причем неплохо… хотя интересно, что было бы, усиль ты мои способности. Он идет ко мне. — Не надо больше, пожалуйста. Я… — не могу подобрать слова. Но, к моему облегчению, он становится на колени и убирает волосы с моего, теперь очень красного и потного, лица. — Этого достаточно, — он целует меня в щеку и задерживается на мгновение, — на сегодня. Я чувствую себя слабой и вялой, поэтому почти не возражаю, когда он подхватывает меня и несет обратно в гостевую комнату. Он укрывает меня и выключает свет. — Теперь я хоть посплю немного. — Если не сможешь уснуть, ты знаешь, где меня найти. Сладких снов.