Пэнлай не существует

Хэлянь И никогда не хотел связываться с чем-то паранормальным и странным. Он считает все эти вещи глупостями, выдумками, призванными лишь для того, чтобы нажиться на других, более подверженных чужому влиянию людях. А вот несколько иначе к таким вещам относился его двоюродный брат Чжоу Цзышу, с которым он дружил с детства. Цзышу слушал все мистические вещи как какую-то сказку. До тех пор, пока родителей того не стало — авария на заводе, где они работали, оказалась летальной для них и нескольких человек. А потому Цзышу забрал к себе Хэлянь Пэй, отец Хэлянь И. Так их стало в семье четверо детей: Чжао, Ци, И, а теперь ещё и Цзышу. И последний больше никогда не верил сказкам и не слушал их. С самого начала оказавшись среди семейства Хэлянь, тот почему-то был почтительнее обычных ребят его возраста. Хэлянь И даже один раз застал того за каким-то очень странным поклоном, который от младшего к старшему делают разве что те семьи, в которых очень древний род. Но они были самой обычной семьёй, зажиточной, да — у главы семейства имелся крупный бизнес — но совершенно ничем больше не примечательной. Хэлянь Пэй, сравнивая порой Цзышу с остальными, сокрушался, что его дети не столь одарены и не так чтят старших и традиции. Возвращаясь к странностям брата Чжоу, стоит сказать одно: он панически боится холода. Не лёгкой изморози на витрине магазина, не снежных горок во дворе дома, на которых они вполне себе спокойно катались в детстве. Нет. Настоящего холода. Такого, от которого леденеет кровь, такого, что можно отморозить пальцы. После случая, когда Чжоу Цзышу, в возрасте тринадцати лет, взяли с собой кататься на лыжах в Альпах, а тот решил прокатиться по одному из безлюдных и опасных склонов, где кубарем свалился вниз — благо, что жив остался! — и застрял там на целых двое суток, пока его не отыскала группа спасателей… Хэлянь Пэй тогда поседел от волнения. Чжао-гэ и Ци-эргэ тоже волновались, но когда Цзышу нашелся — не преминули начать подтрунивать. А сам Цзышу, с неясным тогда волнением, высказал, что сунется в горы только в том случае, если решится на самоубийство. Все тогда посмеялись. Но кто знал, что этот дуралей, ради того, чтобы преодолеть свой страх, уже в зрелом возрасте, отучившись на обычного техника-геолога, полезет исследовать недра земли и согласится на экспедицию именно в снежных горах! А после этого станет лишь бледным подобием себя прежнего.

***

Небесно-голубые стены, деревянные каркасы из светлого дуба, причудливые светильники в виде цветов орхидеи с приятным теплым светом. Очень успокаивающая и располагающая к себе обстановка: Цзышу обвел ее взглядом, находясь за низким журнальным столиком на крохотном диванчике С-образной формы с металлическими ножками. На нижнем этаже, это было видно через стеклянную перегородку, стойка регистрации для посетителей. — Вы Чжоу Сюй? Цзышу обернулся: спрашивал о нем мужчина в строгом халате, ослепительно белом, поверх тёмно-серых одежд. Мужчина вызывал одним своим видом доверие: его губы сложились в приветливую улыбку, наклон головы располагал к себе, а взмах руки, в ответ на кивок Цзышу, пригласил в кабинет. В нем чувствовалось что-то до одури знакомое, и в то же время это «что-то» и отталкивало. Господин Чжоу поднялся с мягкого диванчика, хотя и не очень охотно. Его вообще не должно было быть здесь. Он тут только из-за увещеваний брата И. — Проходите, пожалуйста. Я, доктор Вэнь, буду вести вас. Ладно, брат, возможно, здесь играет не первостепенную роль. — Простите… — Цзышу остановился в проходе и снова взглянул на своего доктора. — А у вас всегда так…светло? — Испытываете светобоязнь? Или все кажется слишком…открытым? — снова наклон головы. Такой понимающий, что хотелось чертыхнуться и ретироваться куда подальше. Хорошо, Цзышу был почти готов признать, что с ним что-то не так. — В моем кабинете есть шторы… и там все не такое яркое. Если хотите, можете сидеть там в углу: из него видно все сразу. Он не боялся темноты и узких пространств. Просто любил контролировать свою жизнь. Но такой контроль, даже над обстановкой в чужом кабинете, лишь парочку месяцев назад стал его идеей фикс. Стоит признаться хотя бы самому себе: с ним много чего не так происходит. И вот это правда выбивает из колеи. Порой Цзышу не узнавал сам себя. Раскрывшаяся дверь показала более тесное помещение, которое, от одного хлопка руками доктора Вэня друг о друга, загорелось мягкой подсветкой. Приглушенной. Окна задернуты и сам кабинет в темных тонах: серых, черных, тёмно-коричневых. Чжоу Цзышу переступил порог и подождал, пока доктор пройдет, чтобы закрыть дверь самостоятельно. Беглый осмотр после нашел тот самый стул, куда господин Чжоу постарался поскорее примоститься, лишь бы сразу не встречаться с какими-то странно большими глазами доктора Вэня. Господин Чжоу хотел стянуть с него очки, чтобы тот не видел его лица. Они молчали минуту. После чего Цзышу начал: — Я не знаю, что должен говорить. Действительно, сложно рассказывать о своих проблемах, которые считаешь незначительными и которые замечают близкие уже не первый год. Особенно если они обострились. Чжоу Цзышу был готов сбежать в любую секунду, если почувствует какую-то опасность. А доктор Вэнь слишком пристально смотрел, после чего наконец сел за свой стол, на единственный яркий предмет комнаты: темно-алое кресло. Этот цвет напоминал Цзышу о крови и он невольно вздрогнул, услышав чужой тихий голос. Доктор рассказывал о том, как будут проходить их сеансы, чего ожидает, что следующие не будут такими продолжительными как этот, который специально для него сделали двухчасовым. По правде говоря, все не должно длиться дольше часа, но брат оплатил часы работы доктора, чтобы тот провел длительную сессию. Потому что иначе Чжоу Цзышу бы просто сбежал, как и делал это раньше, закончив на самом начале, не дав даже шанса начать проводить терапию. — Господин Чжоу… Могу я для начала попросить называть вас менее формально? К примеру «А-Сюй»? — получив настороженный кивок головой, тот продолжил: — Так вот, А-Сюй, чтобы мы могли разбираться, нужно полное содействие, взаимодействие и доверие. Я не могу заставить вас высказать все наболевшее, если вы не захотите. Как и заставить проходить лечение, здесь принуждение недопустимо, понимаете? Вы можете говорить о чём угодно. О том, что взбредёт в голову внезапно, или о том, что вам снилось ночью… Цзышу резко посмотрел на него, подавив дрожь в ладонях. Врач продолжил вещать, не глядя на пациента, ища что-то. После вынул на стол блокнот и раскрыл его. Достал ручку и начал что-то записывать. — …о том, как строятся отношения с близкими, о коллегах на работе. Даже о погоде. Все будет важным, если вы захотите это озвучить. В горах сегодня солнечно: хоть господин Чжоу и собирался никогда туда не возвращаться, он проверил прогноз. Это его ежедневный ритуал: неважно, что покажет экран телефона, важен сам процесс. Внезапный внимательный взгляд из-под очков доктора Вэня будто препарировал Цзышу на маленьких А-Сюев, которых он будет анализировать под микроскопом своих знаний со скальпелем-словами, а после закупорит-заточит каждый удачный образец в копилку-пробирку своих побед. — Чаю хотите? — участливо осведомились у господина Чжоу. — Воздержусь. Мне… Я чувствую, будто потерял себя. Будто тону в океане и никак не могу выбраться. Хотя было бы удивительно, если бы смог, я не умею плавать… Цзышу после этих слов говорил так, что не мог остановиться: он захлёбывался собственными словами, которые текли вольным потоком мыслей. Рассказал о том, что плохо спал с детства по ночам зимой, а теперь ещё, как сейчас, и летом. О том, что не горел желанием заводить знакомства на новой работе и приемной семьи для общения ему вполне достаточно. Его иногда даже слишком много. Что девушка брата вкусно готовила, хотя порой и раздражала — они съехались с братом и тот теперь жил вместе с ней, а она старалась ездить с ним везде где можно и каждому пыталась привить любовь к своим непритязательным фотографиям, которые делала — какой адекватный человек будет фотографировать древние захоронения, найденные в песках, и ставить их в рамочку в прихожей? Смеялся, припомнив прогноз и свою нелюбовь — мягко сказано — к холодной местности. Как вопреки ей побывал в геологической экспедиции: поехал изучать горные породы в ледниках. О чем его предупредили и он решил, что так даже лучше: пойти и лицом к лицу встретить свой давний страх. Как вместе с группой коллег начал бурмашиной искать новые виды, которые можно было бы зафиксировать. Исследования — его страсть. И это, последнее путешествие, полностью эту страсть истребило. Потому что когда он, руководитель группы, после пролетал на спецтранспорте мимо интересующих его высоченные гор, возвышающихся над ним монументально, то нашел ту, которой не было на карте местности, а спутниковое изображение постоянно показывало лишь снег вместо горы. Ветер усилился, забарахлила аппаратура, его занесло в полете, а отказавшаяся работать техника рухнула вместе с ним. Да, он выжил. Но провел около пяти дней в какой-то непонятной пещере. — Вам было страшно? — подобрался к сути доктор Вэнь, но недостаточно близко. — Поначалу как-то нет. Первостепенным был шок, что с ним подобное вообще могло приключиться. На этом шоке он кое-как и держался. Пещера как пещера — все внутри практически изо льда и камня, нет возможности нормально выбраться. Самолёт остался где-то там, на поверхности, а самого Цзышу, при столкновении, выбросило через стекло салона. Пять дней без связи, во льдах, в стуже. С первого же дня он не мог нормально спать. На второй — действовали на нервы завывания ветра и вспомнились детские страхи. Тогда Цзышу пытался выйти на связь со своей группой, но ничего не вышло. На третий — пошел осматривать пещеру, чтобы не сойти с ума от собственных мыслей. Страхов добавляло и то, что только фонарик, обычный, а не телефонный, и работал. В пещере единственное что он нашел — человеческие скелеты. Они не пугали, потому как при его работе попадалось всякое. Больше удивило их нахождение в таком странном месте — не то оккультном зале, для ритуалов каких-то, не то молитвенном. Но скелеты были необычными. Один из них привязан цепями к металлическому стулу, не пойми как тут появившемуся, а другие три просто лежали в отдалении, с разинутым... Тем, что когда-то было ртом. Тогда он, увидев эту картину, просто выбежал из этого непонятного зала — нервы шалили, наткнувшись на такое воздействие на психику. Но потом любопытство победило. Скелеты все так же лежали на месте — на каком-то каменном постаменте с большими трещинами и сколами, как если бы тут произошло землетрясение. Металлический стул с цепями тоже был там. Он оставил фонарь на полу в таком положении, чтобы тот освещал больше пространства, а сам двинулся осмотреть находки. Одежда на скончавшихся странная. Чжоу Цзышу не эксперт в подобных вопросах, но предположил, по сохранившимся кое-как тканям, местами даже — что казалось невероятным — обугленным, что им много веков. Больше одного-двух уж точно. Старинные плащи, которые носили во времена императоров. Мечи на поясе и неизвестного назначения трубки в костяных руках. Видно, что Чжоу Цзышу не первому довелось побывать в этом месте. А тот, кто сидел на стуле… Когда Цзышу подошёл ближе, то понял, что то был не до конца истлевший труп, а не просто скелет. Или, если быть точнее, не до конца сгоревший. Но сгоревший изнутри — характерные отметины виднелись. С одной стороны — череп, с другой — ещё с намеком на прежнюю красоту серое лицо, с обожженными частями кожи, которые лизало в свое время нечто вроде пламени. Устало улыбающееся, словно человек выполнил свой долг. Или сделал все, что мог. Все, что было в силах. — Вам было жаль его? Показалось несправедливым, что тот умер в цепях и от какого-то неведомого действия. Что может заставить человека быть выжженным изнутри, практически не затрагивая одежды? Прежде всего был исследовательский интерес. Он осмотрел ткань, бывшую когда-то темно-синей, а тогда покрытую изморозью, что искажало восприятие как и недостаток нормального освещения. Под ней виднелась ещё одна, вроде темно-красная. Тоже с обугленным прожилками. Одеяния человека на железном стуле древнее тех, что на лежащих на каменном полу останках. Цзышу быстро достал перчатки для более тонкой работы, которые носил с собой, взамен своих грубых, что были на нем. Надел и аккуратно, стараясь не повредить, осмотрел лежащих на каменном полу в поисках ключа. А потом, с ним же, найденным, подошёл к сидящему, освободил от цепей. Такое спокойное с левой стороны лицо. С правой — череп, который прикрывали некогда живые волосы. Он не удержался и коснулся их. Наверняка мягкие, через ткань перчаток не понять. Почему-то именно этот человек захватил его внимание. Возможно из жалости, что тот погиб в неволе. Чжоу Цзышу снял защитные перчатки — холод стал в разы ощутимее. Но Чжоу Цзышу словно был заворожён. Он дотронулся. Волосы неживые, но очень ухоженные даже сейчас, даже покрытые налетом снега, такими возможно были и при жизни, если не лучше. Из волос выпала заколка: он еле успел поймать, из-за чего голова мертвого человека мотнулась в сторону. Он придержал и ее, чтобы найденный скелет не рассыпался от возможного удара. Заколка как искусно вырезанный лёд. Подняв ее на переливающийся от фонарика свет, Цзышу вгляделся и понял, что она из нефрита. Такие украшения можно найти разве что в музее сейчас. Достойная находка, но кажется столь неправильным — уделять внимание лишь ей одной. Он осторожно, трясущимися пальцами, положил ее в свой карман и прикинул, может ли аккуратно перенести скелет со стула. Подумал, что у него это может даже получиться. И все же что-то в груди запротестовало этому. Не к остальным же его положить? Потому он оставил все почти как было, лишь только убрав цепи подальше, а чужую голову аккуратно запрокинул наверх. Так казалось, что умерший сидит чинно на троне. В дальний зал, подняв фонарь, сунулся Цзышу с опаской. Перед ним предстала библиотека, со снежным налетом на книгах, не поддающимися пальцам страницами, с закорючками внутри, назначение которых он не знал — древний китайский, или что это был за язык, сложен для понимания, здесь нужны лингвисты. Ещё дальше — почти пустующая комната с раскрытым гробом. А рядом с ним — нечто. Кукла, на одной деревянной палке, с головой в виде лошади, с нарисованными тушью мертвыми глазами как у дохлой рыбы, которые будто следили за каждым его шагом. Она напоминала чем-то старообрядческие куклы, которыми заставляли похоронные дома. Была сделана из страниц книг с теми старинными и непонятными письменами, какие он увидел найденной в библиотеке. В гробу тоже лежал скелет, он словно перед смертью пытался вцепиться во что-то. Или, судя по положению рук, скрести. Одежды на нем похожи на те, что были на мужчине, имеющем только половину целого лица. На тело были положены рисунки, выполненные тушью, три штуки: на каждом из них двое мужчин. Лицо не показывается ни на одном, а вот силуэты и одеяния соответствовали тому, что Чжоу Цзышу уже видел. Похоже, мертвецы в ханьфу были знакомы. Вернувшись обратно в каменный зал, Цзышу все же умудрился аккуратно, с фонариком в зубах, перенести один скелет к другому. Гроб достаточно вместительный, как специально сделан для двоих. Уложив одного к другому, он хотел уйти, но что-то на подсознательном уровне показалось неправильным. Цзышу достал спрятанную в карман шпильку и вложил ее в костлявую ладонь. Человек с половиной лица смотрелся умиротворённым. Ещё более, чем раньше, хотя ничто в нем вроде бы не изменилось. После Цзышу вернулся обратно, и, ради любопытства, осмотрел трубки непонятного назначения. Они медные, но точно не подзорные — без линз. Он не понял, что могло послужить смертью всех этих людей. Ведь дыры на одеяниях были не от пуль, хотя походили на них немного размерами, но не формой. Да и самих пуль не было поблизости раскидано. И не из чего было ими стрелять. Особенно громкое тиканье — час прошел — вырвало из мыслей. Все ещё смотря в свои раскрытые ладони, он почувствовал пронизывающий взгляд, который будто хотел пришпилить его на иголку как бабочку, чтобы повесить после на стене в качестве украшения. А звуки собственного голоса слились с тиканьем часов, от чего начало мерещиться, что стоит только замолчать, как и тиканье опасно прервется на секунду и все помещение окунется в красную вспышку взрыва, а на его месте останутся руины и пепелище. Или… холод пещеры, цепи как на теле, увиденном им. И далёкий взрыв как от динамита, которым расширили проем, в который свалился Цзышу, и тем самым вызволили его из заточения сердца горы. — Господин Чжоу… А-Сюй, вы в безопасности. Иногда часы — всего лишь часы, не стоит наделять их большими качествами, чем они имеют. Итак… Что я могу вам сказать? Вы прекрасно осознаёте свою проблему. И подсознательно даже тянетесь к тому, что вам нужно сделать. Чтобы вы не решили, я здесь для того, чтобы выслушать вас. Нервозность, скопившаяся в Цзышу, подняла свою голову вместе с ним, наполнившимся ядом еле сдерживаемого гнева при виде доктора Вэня. Это доброжелательное лицо бесило его. Мягкий взгляд карих глаз заставлял желать вцепиться в воротник белого халата и врезать по массивному носу. — Если я и так все сам знаю, чем можете тогда помочь мне Вы? — Принять себя. Дать волю тому, что вас сейчас сдерживает. — А если мне хочется стереть вашу улыбку в порошок? — несмотря на эти слова, кончики его губ невольно приподнялись. Доктор Вэнь чиркнул что-то в своем блокноте и любезно отозвался, отложив его наконец-то на стол: — Тогда за вас можно порадоваться. Когда в последний раз вы откровенно говорили о своих истинных желаниях? Как говорится, А-Сюй: «Познай себя, познав — не испугайся». В образе доктора мелькнуло что-то странное. Из-за мигнувшей лампы, буквально на долю секунды, Цзышу показалось, что его тень в полумраке кабинета стала шире и выше, как если бы он сидел не на кресле, а на троне. А на голове словно была маленькая корона. Но он моргнул и как будто ничего не было. — Давно надо лампы заменить… Простите за это недоразумение, на наших с вами сеансах такое все же недопустимо, сбивает настрой. Чжоу Цзышу вышел из уютного кабинета в слепяще светлый коридор. Ощущения были как если бы он только что проснулся: хотелось вернуться обратно, не вставать, и чтобы шторы задернули. Возможно его брат был прав, и нужно было всего лишь с кем-то обговорить увиденное. Обернувшись, он чуть не врезался в целителя душ, которых пошел его проводить до выхода. Тот его придержал за плечи, а после легко отпустил. — Я готов прийти на ещё один сеанс. — Запишитесь внизу тогда. До встречи, господин Чжоу. И хоть Цзышу не сказал ему настоящего имени, но за время сеанса уже немного привык к тому, что его называют «А-Сюй», хоть и все равно на «вы». Дверь закрылась, но не до конца. Цзышу остался ненадолго около нее, давая себе время прийти в себя после сеанса, длившегося, казалось, вечность, а не чуть больше часа. Не сдержав странного любопытства, он заглянул обратно внутрь, не входя в комнату, где прошел его первый сеанс. Кабинет все также находился в полумраке. На одной из стен висело зеркало, в котором отражался доктор Вэнь. Тот, с каким-то сомнением при взгляде на себя, дотронулся до своей короткой прически и поправил медицинский халат, разгладил на нем складки. — Скройся с глаз моих, чудовище, — сказал тот. Вздрогнувший Цзышу сначала подумал, что это говорили ему, но доктор не обернулся на него. И он понял, что тот, почему-то, говорил это скорее самому себе. Или тому, кого увидел в зеркале. Вернувшись к столу, присев на кресло, врач подрагивающими морщинистыми пальцами снял очки, потёр переносицу, достал таблетки, которые томились в самом нижнем ящике его стола. Проглотив их, он на мгновение расслабился, но потом вдруг вскинул ошалело голову, словно услышал чей-то голос. Доктор Вэнь Юй с опаской, на покрывшемся мелким по́том лице, посмотрел на дощечку со своим именем, но не увидел в отражении никого, кроме себя самого: страшно бледного и напуганного. Цзышу поспешил поскорее уйти. Вскоре этот случай забылся сам собой. Хэлянь И устало запускает пальцы в волосы, прикрывает глаза ладонью и невидяще смотрит в нее же, загораживающую свет от компьютера со сфотографированной записью, написанной забористым почерком, которую только что читал. Он понимает, что ему нужно обратится к этому подозрительному доктору. Потому что Вэнь Юй что-то знал. И Хэлянь И позарез нужно узнать все, что тому известно. Ради своего А-Шу.