И мир был чужд им обоим.

Керосиновая лампа светила на тумбочке - единственный источник света на данный момент в комнате. Окна закрыты на шторку, дабы лишние глаза не смотрели за их действиями. Любовь слишком запретная, дабы обнажать и афишировать её. Слишком страшно, что об этом узнают, не дай бог, все. Тогда и весь мир отвернётся от них. Но щас им не до этого, они заняты друг другом. Высокая, худая и острая фигура лежала на кровати, схватившись за спинку кровати, вцепившись будто в неё своими пальцами. Сердце стучало громко, отдавая пульсом в ушах, стоило фигуре пониже и коренастей нависнуть над ним, аккуратно водя своей теплой и мягкой рукою под его рубашкой. Тихий стон так и вырывался из уст Лоуренса, стоя этой руке аниматора задеть его бока. По этой же причине, Сэмми закусывал губу, кусая её чуть ли не до крови. Слышны лишь его прерывистые вдохи и выдохи,долгое мычание удовольствия. А Штейн водил рукою по его телу, начиная с ключиц и постепенно спускаясь ниже и ниже. Он обожал, когда высокая фигура таяла и изгибалась под ним, словно кошка. Настолько это изящное зрелище. Однако, Лоуренс не выдержал, издав стон под ним, стоило руке Генри коснуться его внутренней стороны бедра. Самая щекотливая зона. Самая желанная зона. -- Ак-аккуратно. . Тенор музыканта мог выдавить из себя только это слово, что сразу же прерывалось стоном, стоило аниматору сжать слегка бедро. Жар пролился по телу Лоуренса, грудь выпятилась, спина выпрямилась, а в штанах стало теснее прежнего. Кажется, лёгкий бугорок нащупывается под тканью его брюк с подтяжками. -- Не думал, что тебя так легко завести, Лоуренс. . . - Генри сказал это перед тем, как прильнуть к его шее, став аккуратно прикусывать мягкую и бледную кожу музыканта. Тихие стоны с каждым лёгким укусом и синяком заводили его хорошо, заставляя схватить за запястья и прижать их к подушке. Музыкант всегда был беспомощен перед художником, во всех ситуациях. Но сейчас эта беспомощность обнаженная и играла лишь на руку для настроения обоих мужчин. Пока тот кусал, свободная рука Штайна опустилась ниже, расстёгивая пуговицы и замок его штанов. Обычные чёрные боксёры и бугорок между ног. И Генри аккуратно рукою стал поглаживать и надавливать, вызывая у музыканта больше стонов и вдохов. Лоуренс пытался дышать ровно и глубоко, но это каждый раз проваливалось из-за надавливания на промежность. Тихо усмехаясь и отстраняясь от шеи Сэмюэля, Генри начинает стягивать с него подтяжки и штаны, обнажая его тонкие худые ноги. Боксёры становились все уже и уже на ощущение, хотелось их снять. И Штейн это понял, аккуратно хватая и стягивая боксёры вниз, приподнимая его ноги вверх для удобства. -- Ты не против? - Штейн аккуратно скользнул рукою по всей длине члена Лоуренса, выззчав у него громкий стон. А Лоуренс заткнул себя, прикусив ладонь, и кивая головой в ответ. Генри начал водить сперва языком по головке, постепенно беря больше и больше, пока не взял наконец головку в рот, посасывая её. Лоуренс же выгибался, прижимаясь головой к подушке и пытался дышать, не задыхаясь от каждого действия Штейна. Он слишком умело "брал в рот", сукин сын. Лоуренс хотел что-то сказать, но застонал громче, стоило Штейну заглотать член по все основание. Он сосал, поднимая и опуская голову, водя языком по достоинству. Он так и делал, пока белая жидкость не распространилась по горлу. Кажется, семя на вкус было сладкое. . . Он что, ел ананас? Вынув член изо рта, Штейн сглотнув все до последней капли во рту, слизывая вскоре с его члена. -- Жив? Штайн засмеялся тихо, нависнув вновь над ним и рассматривая это красное от смущения лицо. Он запустил руку ему в длинные волосы, аккуратно сжав и поцеловав в лоб. Потом и в нос. Потом и в щеки. . И так он дошёл до губ, аккуратно целуя, без какого либо напора. Лоуренс же его аккуратно держал за щёки, стараясь дышать. Клянусь, он был готов отдать всё за такие моменты нежности. Однако, его мысли сбили действия Генри: он схватил его за бедра, приподняв и закинув себе на плечи для более удобного угла. Расстёгивая ремень и снимая штаны, Генри тянется к тумбе, открывая ящик и доставая тюбик со смазкой. Кажется, и так ясно, к чему это шло. Хорошо смазав нижнего, Генри убрал смазку, закинув её на тумбу, рядом с лампой. Он взял его за бедра, притянув ближе к себе, и тёрся членом об его анал. Лоуренс уже предвкушал дальнейшие действия, держа Штайна за плечи своими худыми руками. Он слегка сжимал их, возбуждаясь все больше и больше. -- Штейн, Генри, я-я не пойму, чего ты ждёшь!. . Давай же, входи, чёрт де- Но он не успел договорить, как его затыкают поцелуем и резким толчком внутрь. Штейн сразу же проходился по простате, заставляя Лоуренса мычать сквозь поцелуй. Дрожь пробивала его насквозь, но это от возбуждения. Толчки были сперва медленные, дразнящие, но они усиливались с каждым новым толчком внутрь, набирая более быстрый темп. Отцепившись от губ друг друга, Штейн тихо мычал и постанывал, сжимая бока Лоуренса и наблюдая за его мимикой. А Лоуренсу сносило крышу: он выгибался и выпрямлялся, опрокинув голову назад. Он старался стонать меньше, но это не выходило с каждым толчком. Темп был максимально быстрый, его выдалбливали в кровать и скользили по простате. Его это сводило с ума. Настолько сводило, что он даже не мог держать руки без дела: он царапал ему спину, точно кот. -- Ч-черт, Генри! Лоуренс выл от удовольствия, впившись зубами ему в плечо. А Генри кончил, почувствовав этот укус. Белая масса заполнила Лоуренса, стекая из него, стоило активному выйти из него. Сбитое дыхание двух горячих тел - единственный звук, прерывающий ночную тишину мира. И они были заняты собой, мир им был чуждым.