***
Принять свою влюбленность — это подвиг для меня. Даже похлеще побега из тюрьмы. Наверное. Это был сентябрь. Да-да, точно сентябрь. Я шла под руку с Тьюксбери и под ногой у меня шелестели опавшие листья. Тьюки нёс какую-то чушь про урожай лисичек, а потом как-то резко перевёл разговор на ужасные усы какого-то его знакомого. Я особо не вслушивалась, мне было просто очень хорошо рядом с ним и просто очень наплевать на урожай лисичек и ужасные усы какого-то его знакомого... —Хм, Энола, а что ты думаешь на счёт того, чтобы и я отрастил усы? —Господи, Тьюксбери, ты совсем спятил?—засмеялась я и дала ему лёгкий подзатыльник. —А что не так? Думаю, мне бы они пошли. —Только посмей, виконт Тьюксбери, только попробуй! —Ладно-ладно, я шучу. Просто заметил, что ты меня не слушаешь. —Извини. Я задумалась. —У тебя новое дело?—с подозрением посмотрел он на меня. А я лишь улыбнулась. —Нет, пока нет. Я даже уже заскучала. —Заскучала? Неужели со мной можно заскучать? —Какой же ты балбес, Тьюки, конечно нет!—проговорила я и тут взгляд мой пал на голову юноши. Я остановилась и встала на мысочки, чтобы достать до его макушки и убрать с неё ярко-жёлтый листок. А Тьюксбери улыбался. От моего прикосновения или от моих слов? Увы, этого я не могла понять. —Знаешь что, Энола?—спросил Тьюксбери спустя минуту молчания. Я в ожидании взглянула на него. Его ухмылка явно означала, что его задумка, по его мнению — гениальна. —Просвети меня. Мы свернули в парк. Кажется, Тьюксбери не особо-то и хотел посвящать меня в свои планы. По крайней мере, такое создавалось ощущение. Ведь он не сказал больше ни слова. Просто вёл меня за руку к ясеню. А я послушно шла за ним, совершенно не смотря под ноги. Зря. Когда я увидала то, что задумал Тьюки и услышала его радостные возгласы, а также многочисленные вопросы по типу «Ну как тебе, Энола? Тебе нравится?», от неожиданности ступила назад и очень неудачно. Наступила ногой в глубокую лужу и мутная вода брызнула мне на подол платья. Я чертыхнулась себе под нос. Но тут же забыла о мокрой юбке. Под ясенем стоял новенький велосипед. —Это твой?—спросила я у Тьюксбери, подбежав к велосипеду. —Наш,—поправил меня парень. Я присела и провела рукой по рулю. —Я не ожидала! А ты умеешь кататься? Он кивнул. Встала, оттряхнула юбку и поправила волосы. Неожиданно я почувствовала руки Тьюксбери у себя на талии и уже через секунду он подхватил меня на руки. Я хотела завизжать и засмеяться, пнуть его как следует, но не успела. Он усадил меня полубоком на корзинку, позади сиденья, куда сел сам. Сел и стал крутить педали. Уже через мгновение мы мчались по парку. Ветер дул в лицо, волосы развивались. Вихрем падали листья на землю, под колеса велосипеда. В какой-то момент я чуть не упала и в испуге схватилась за Тьюки. И даже когда дорога стала спокойнее и ехать мы стали медленнее, я продолжала держаться за него, крепко прижимаясь и не собираясь отпускать. В этот момент я ясно почувствовала, что с Тьюксбери я забываю о всех проблемах, становлюсь совершенно беззаботной и... Мне это нравится. Рядом с ним, держа его за руку, даже самый серый, затуманенный, осенний Лондон становится ярче.***
В канун Рождества, с самого утра мне было слегка не до праздника. В пять утра я проснулась от стука в дверь. Подскочила, как ужаленная. Накинула на себя халат, а заодно и завернулась в плед. Босиком дошлёпала до двери и распахнула её. На меня смотрели небесно-голубые, наполненные слезами, глаза. На пороге стояла маленькая девочка, в ночной сорочке и в явно не зимних, но хотя бы в сапожках. И в такой то мороз! Щёки и нос её были краснющие. Главное, что она не выглядела, как нищенка, которая не могла себе позволить утеплиться. Наоборот, скорее всего она была из богатой семьи. Только, что она тут делает? Я запустила её в дом, там она расплакалась и с горем пополам выдала историю о том, как её кот, подаренный буквально вчера, заранее, к Рождеству, потерялся. И она, ночью, никому не сказав, выбежала на улицу за ним. Так и бегала уже три часа подряд по заснеженным улицам, пока не наткнулась на газету, где было напечатано объявление о моих услугах. Заодно, во время разговора, я как бы невзначай выяснила её адрес. Я напоила малышку чаем и уложила её в свою постель, а сама оделась и вышла на улицу. Признаться, мне не очень-то и хотелось искать какого-то кота, да ещё и в пять утра. Тем более, это не самое солидное дело для детектива Энолы Холмс. Как это будет звучать? Дело номер... Сейчас не вспомню какой. Дело о потерянном коте? Но дело чести было важнее для меня, чем репутация. Для малышки это важно. Не гнать же её на улицу! Ведь она опять пойдёт по улицам и обязательно замёрзнет. Так прошло моё утро — в поисках кота. И я нашла его. Около дома моего маленького клиента. Кот спал себе на коврике и в ус не дул. Я подхватила его и, взяв за пазуху, понесла к себе домой. И только когда подходила к дому, поняла, что вообще-то можно было постучать в дверь дома малышки и вернуть кота сразу, а потом вернуться за девочкой. И не мучаться, когда нервный котяра так и наровит расцарапать тебя до смерти. В итоге, освободилась я только под вечер. День выдался морозный и ноги мои просто окочиненели за время прибывания на улице. Но ведь совсем скоро Рождество. Нужно что-то сделать. Благо, планов у меня не очень-то и много. Написала зашифрованное письмо маме, даже Шерлоку всё-таки отправила. Заодно попросила его передать поздравления и Майкрофту. Тьюксбери, ну а Тьюксбери можно было не писать. Комнату я решила не украшать, ель стоит, и то хорошо. В дверь постучали. Я улыбнулась. В этот вечер я ждала только одного гостя. Я наскоро зажгла свечу и подбежала к двери. Распахнула её и сразу же повисла на шее Тьюксбери. Как бы не подпалить его волосы свечкой. Мы обменялись приветствиями, я приподнялась и поцеловала его в щеку. Он подхватил меня и стал кружить по комнате. Я радостно завизжала. Мы не виделись уже три недели! Каждый день казался бесконечным и вот наконец-то мы снова вместе. —Я вот только что о тебе думала, ты и пришел,—пролепетала я, когда он поставил меня на пол. —Извини, что так поздно. Там такой снегопад! Слушай, а что это у тебя ничего не украшено?—спросил Тьюксбери, осмотрев комнату. —Почему же не украшено? Смотри, какая ёлка большая, симпатичная. —И голая. Почему без свечей?—искренне удивился Тьюки, когда обошел вокруг ёлки уже три раза. —Да времени не было украсить,—отмахнулась я.—Разве это так важно? —Да нет. Просто, тебе же приятнее будет, если всё будет так, как и подобает в Рождество. У тебя есть ещё свечи? —Должны быть,—закивала я и подошла к шкафу. —Вот и чудно. Сейчас мы с тобой тут всё украсим. И мы принялись украшать. Я, по команде юноши, то приносила свечи, которые он зажигал и ставил на ель, то ставила на стол довольно скромные для такого праздника, угощения, то подавала брёвна для камина. Огонь трещал так успокаивающе и завораживающе, что я, присев рядом с ним, невольно задремала. Проснулась уже ближе к полуночи и взгляд мой сразу пал на Тьюксбери, который очень увлечённо вешал омелу над столом. —Тьюксбери! Ты что творишь? —Что не так?—усмехнулся парень. —А ну снимай омелу, бесстыжий. И не только эту. Господи, Тьюксбери, ты зачем ей всю комнату обвесил? Где ты её вообще взял? —А откуда я знаю, где мы будем стоять? Так больше вероятность...—он не договорил. Из-за меня. Точнее, из-за моего подзатыльника. —Энола, домашние насилие — это, знаешь ли, не есть хорошо!—засмеялся он. И я, не смотря на то, что секунду назад злилась на Тьюки, тут же подхватила его смех. Так мы стояли, вместе, в обнимку, и смеялись. Часы пробили двенадцать. Я подняла глаза и встретилась взглядом с Тьюксбери. Тот вдруг странно покосился в сторону потолка. И всё-таки он не убрал омелу! Я даже не сразу поняла, когда он поцеловал меня. Не успела. Когда в моих мыслях парень ещё самонадеянно улыбается, на самом деле, он уже целует меня в губы и вовсе не собирается отстраняться.***
После промозглого апреля тёплый май казался ещё более тёплым. Жителя Лондона всё никак не могли привыкнуть к солнечной погоде, что стояла уже как неделю. А я никак не могла привыкнуть к тому, что уже как месяц мне ужасно одиноко. Обычное для меня состояние когда-то раньше, а после того, как я сблизилась с Тьюксбери... Это в первый раз. Конечно, мы и прежде могли не видиться долгое время, но сейчас, в этот момент, всё значительно сложнее. Дело в том, что во время нашей последней встречи, у нас с Тьюксбери возникли некоторые разногласия. Проще говоря, мы поссорились. Не очень-то и серьезно. Без скандалов, криков, слез. Хотя, честно говоря, лучше бы всё это было. Лучше один день захлёбываться в слезах, чем целый месяц не разговаривать друг с другом и тяжело вздыхать, увидев до боли знакомое имя в газете. Вообще-то, у меня был шанс помириться, но я струсила. Стыдно признаться, но когда я увидела его фигуру, мелькнувшую среди деревьев, я просто напросто сделала оборот на сто восемьдесят и скрылась в толпе. Как же потом винила себя за это! Даже расследования не давали мне отвлечься. Да и какие расследования? Последнее более менее приличное для детектива Энолы Холмс было только в марте. Сейчас одно сплошное "помогите найти серёжку" или что-то в этом духе. Ей богу, я не директор бюро находок, у меня в распоряжении самое настоящее детективное агентство. На неделе я случайно пересекалась с мамой. Очень кстати, тем более, что мы не переписывались с зимы. Жаль, что мы не смогли как следует поговорить по душам. Но, несмотря на столь непродолжительный разговор, затронуть тему наших с Тьюксбери отношений моя мать успела. Я съежилась. Мама это заметила. Именно поэтому продолжила тему. Действительно, мам, гениально. Видно же, что мне неприятно. Как сугроб за шиворот, на мою голову, заодно с мамой, свалился и старший брат. Даже Бесси, которую я случайно увидела на улице, чуть ли не первым делом спросила как у меня дела с маркизом Бэзилуэзером. Но апогеем стала встреча с миссис Кэррингтон — милой бабулечкой у которой я снимала комнату, кажется, в ноябре. Тогда Тьюксбери остался у меня на две недели и миссис Кэррингтон его, вероятно, запомнила. Иначе, почему при встрече она передала мне пряник для, цитирую, «моего женишка». Меня серьезно так подскосили эти встречи. Каждый вопрос о Тьюксбери вставал мне комом поперёк горла. С каждым днём всё тяжелее было притворяться гордой. И я не выдержала. Узнать, где сейчас остановился Тьюксбери — было для меня не сложным. Поэтому, каким-то необыкновенно солнечным утром я, подхватив эти самые пряники, которые передала миссис Кэррингтон, отправилась навстречу своей любви. Какого же было моё удивление когда я, открыв свою дверь, как следует стукнулась лбом с никем иным, как с Тьюксбери с собственной персоной. Он стоял, не менее удивленный, с слегка развалившимся от удара дверью букетом каких-то очень симпатичных полевых цветов. На моём лице показалась глупая улыбка. Тьюксбери тоже улыбнулся и молча протянул мне букет. Я хотела было взять его и сразу же поставить в вазу, а Тьюки пригласить в комнату. Но не успела, оказалась в объятиях юноши. Таких долгожданных, таких родных. Он шептал мне, что больше никогда не допустит такого, что очень скучал. А я, закрыв глаза, молчала. Боялась, что если открою глаза или скажу хоть слово — это счастливое мгновение рассеется, как сладкий сон.***
Дождь стучал по крыше беседки. Я высунула руку наружу и тот час почувствовала теплые капли. Тёплые дожди, августовский вечер, да ещё и с нарастающими раскатами грома, это просто наулучшее, что только и может произойти со мной. Особенно, в такой прелестной компании. Я люблю дожди и грозы. Ещё больше я люблю Тьюксбери. Поэтому, в этот момент я была самым счастливым человеком на земле. Мы сидели в саду Тьюксбери, в довольно небольшой, но очень миленькой беседке. На малюсеньком столике красовалась ваза с букетом. Ромашка, лаванда и, кажется, утёсник. Получается, взаимная симпатия, восхищение и терпеливая привязанность, любовь в любое время года. Тьюксбери оторвался от газеты и уставился на меня. Я сделала вид, что этого не заметила. Он продолжал молча меня рассматривать. Я не выдержала. —Виконт Тьюксбери маркиз Бэзилуэзер, скажите на милость, зачем вы так увлечённо меня рассматриваете уже как вторую минуту подряд? —А что, мисс Энола Холмс, вам это неприятно? Я считаю, что имею право любоваться любимой девушкой. —Конечно имеете, сэр, только тогда не припоминайте мне то, что я следила за вами в парке, договорились? —Хорошо, мисс Холмс, больше не буду. —Вот и славно, Тьюксбери! Я положила голову ему на плечо и прикрыла глаза. —Тот шоколадный пудинг был просто омерзителен. —Тебе не понравился?—удивился юный лорд. —Нисколько. Может он и не самый ужасный, но я пробовала лучше, это уж точно. —С чего ты вдруг вспомнила пудинг? —Не знаю, наверное, проголодалась. —Хорошо, тогда, когда дождь немного утихнет, пойдём перекусим. Я угукнула и замолчала, вслушиваясь в звуки дождя и стук сердца возлюбленного. —Чего это ты так волнуешься, Тьюки? —С чего ты взяла, что я волнуюсь?—смутился Тьюксбери. —Твоё сердце отбивает чечётку, а ещё ты трясёшь ногой. Так что же всё-таки случилось? —Всё нормально, Энола, не бери в голову,—отмахнулся Тьюки и, как в ничем не бывало, приобнял меня рукой за плечо. И всё же что-то его тревожит, только он отчего-то не хочет об этом говорить. Решила не настаивать, чтобы рассказал, захочет — скажет. Я привстала, чтобы перезавязать волосы, а заодно проверить обстановку за пределами беседки. Гроза закончилась, а дождь по немногу стихал. Я высунула голову и стала ловить языком капли дождя. —Энола!—послышался из-за спины обеспокоенный голос Тьюксбери. —Да?—повернулась я к нему. —Я люблю тебя, Энола,—сказал он на одном дыхании. Он часто признавался мне в любви, да и я не отставала, то есть, признавалась не реже, но однако от этих слов мне всегда становилось также волнительно и радостно, как и в первый раз, на пороге его дома, в порыве эмоций. —И я тебя, Тьюки,—улыбнулась я. Но он что-то не договаривает. Не будь я детективом, что-то здесь не так. —Может быть, пойдём перекусим?—предложила я.—Как и планировали. Дождь несильный, под таким гулять — одно удовольствие. —Давай, я тоже уже голодный. —Может, через сад? —Я когда-нибудь был против? —Вот и славненько! Я взяла его за руку и повела прочь из беседки. Наши пальцы переплелись. Перед глазами сразу появилась та ночь, когда это произошло впервые. Кажется, я уже её припоминала, в самом начале. Правда, гулять под дождем с Тьюксбери даже лучше, чем сидеть во время дождя в беседке с Тьюксбери. Когда мы проходили мимо раскрытых нараспашку окон, до нас донеслась мелодичная песенка. Звуки рояля нарастали по мере приближения к окну. Я не помню, как так получилось, как именно мы начали танцевать. Но точно помню, как мы были счастливы, как смеялись, когда кружили по саду. И дождь вовсе не мешал, наоборот, так танцевать было даже приятнее. Мы двигались не сговариваясь, но очень синхронно. То приближались к друг дружке, то отодвигались, но под конец, с последней нотой, оказались как-то слишком, слишком рядом. Между нашими губами расстояние было не больше сантиметра, и то оно совсем скоро сократилось. Он притянул меня к себе, обхватил за талию и вот мы уже целовались. Мы отстранились лишь когда закончился воздух и какое-то время только тяжело дышали, смотря друг другу в глаза. Зашли в дом, взяли оттуда несколько яблок и поспешили обратно в беседку. Дождь к тому времени уже закончился, солнце вышло из-за облаков и где-то вдалеке даже виднелась радуга. Я вцепилась зубами в яблоко и покосилась на Тьюксбери. Он задумчиво смотрел вдаль. Странно, даже яблоки не ест, а ведь в доме так жаловался, мол, живот уже от голода сводит. Он действительно очень странный сегодня. Что-то хочет мне сказать, но толи боится, толи собирается с мыслями. —Знаешь, Энола... Я женюсь.—вдруг сказал он. Вот это новости! Вот чего не ждала, того не ждала. А я почему только сейчас это узнала? Стоп, это что, намёк? —В смысле? —Я женюсь. На тебе. Да, намек. А меня спросить забыл? —Ты же согласна?—он провёл рукой по моей щеке. Я тут же залилась краской. Выходит, не забыл... На самом деле, давным-давно (хотя, не очень-то и давно это было), я решила, что никогда не за что не влюблюсь и уж тем более не выйду замуж. Но влюбиться то я уже влюбилась, верно? Однако, брак это другое... Совершенно другое. Он же буквально связывает женщину по рукам и ногам «женскими обязанностями». Никаких тебе расследований, лишь муженёк и детки. И ничего более. Полное ограничение свободы. На самом деле, я могу дискуссировать на эту тему целую вечность. Есть ещё куча, огромная куча факторов, влияющих на моё мнение. Надо сказать, не так уж и много положительных. Но сейчас... Сейчас я чётко всё решила, не колеблясь. Сейчас я сижу рядом с Тьюксбери, его рука сжимает мою руку. И я понимаю, что брак с Тьюксбери это нечто другое, чем брак в привычном моём понимании. Он другой, совсем не такой, как те, что заставляют своих жён вязать и вышивать крестиком. Он будет прислушиваться ко мне в любой ситуации и моё мнение всегда будет учитываться. С ним проблем с детективным агенством не будет. С ним будет хорошо. Я кивнула. —Да, я согласна.