Выкрутились

Не знаю, что за великие силы заставили тебя открыть глаза. Ты ощущала боль во всём теле, холод ночного воздуха и сырость земли. Тело пробирало насквозь, а веки отказывались подниматься. Дышать было тяжело, словно незадолго до этого тебе на грудь упало что-то неимоверно тяжёлое. С трудом разлепив веки ты увидела ночное небо чернее тьмы, усыпанное ярчайшими звёздами. На его фоне колыхались деревья, покачиваясь от сильнейшего ветра. Попытки сесть сопровождались всё той же грудной болью. Опираясь на руки, ты села на колени и огляделась по сторонам, стараясь восстановить хронологию событий: вы с Гоустом должны были выслеживать пособников Макарова в одной из заброшенных деревушек близ Праги, где должна была пройти встреча, на которой были бы переданы какие-то засекреченные данные. Но, очевидно, вас рассекретили. Ты помнишь, как вы сидели на чердаке, наблюдая за передачей в доме напротив, началась стрельба, а затем прогремел взрыв на первом этаже вашего укрытия. Пол под вами проломился и вы рухнули вниз, не успев ни за что зацепиться. Тебе хватило пары секунд, чтобы заметить, как тот кретин с рассечённым лицом и разведданными побежал к машине. А Гоусту хватило одной, чтобы схватить тебя за руку, помогая подняться, после чего побежать за ним, отстреливаясь по пути. Это не выглядело сильно сложно: противников было не слишком много, а потому вы быстро добрались до машины, прежде чем она уехала. Хладнокровно перерезав горло мужчине, Гоуст выкинул его из машины, приказав тебе прыгать на заднее сиденье. Но только отъехав от деревни, выяснилось, что тачка была заминирована. Выпрыгнуть вы успели, но это лишь помогло вам не оказаться в эпицентре её взрыва. А после ты потеряла сознание, очевидно, ударившись головой то ли о каменистую землю, то ли о дерево. Ты ощупываешь свой бронежилет и выявляешь причину боли: пуля, застрявшая в пластинах. Мысленно благодаришь непонятно кого, за то, что она не добралась до сердца и начинаешь судорожно оглядываться по сторонам в поисках Гоуста. На глаза сразу попадается уже догоревшая машина и неподалёку от неё тело лейтенанта. С трудом встав на ноги, ты начала ковылять в его сторону, временами падая на землю от боли и головокружения. Ощупав затылок, видишь на руке свою кровь. «Отлично, только этого сейчас не хватало» — проносится едкая мысль в твоей голове. Доковыляв до Гоуста, падаешь на колени. Он лежит на животе, поэтому приходится его перевернуть на спину. Сразу же нащупываешь пульс на его шее и убеждаешься в том, что он жив. Это успокаивает, однако попытки привести его в чувства не увенчались успехом. Видишь, что его маска с левой стороны пропиталась кровью, шея была испачкана вся в ней. На секунду чувствуешь металлический запах в воздухе, и тебе становится неимоверно страшно. Отправляясь на это задание, ты сразу знала, что эта глушь — не самое хорошее место. Но напарник в лице непоколебимого, холодного и расчётливого лейтенанта вселял в тебя уверенность и спокойствие. Перед вылетом тебя настигло чувство тревоги, о чём ты, не задумываясь, сообщила Саймону. — Не могу отделаться от мысли, что это подстава, — смотря в спину удаляющегося от кабинета брифингов товарища, тихо говоришь ты словно сама себе. — Почему? — Гоуст мгновенно останавливается и поворачивается к тебе, смотря прямо в глаза. — Не знаю… предчувствие, — отвечаешь ты, облокачиваясь о дверь, — всё слишком идеально выходит. Что если мы туда прилетим, а они будут нас ждать? А мы как на блюдечке у них будем. — Я тебя понял. Выкрутимся. «Выкрутились» — раздражённо накидывает внутренне «я» тебе самой, пока ты осматриваешь лейтенанта на наличие других ранений. В глаза бросается окровавленное пятно около 10 ребра. Тяжело вздыхаешь, параллельно открываешь сумку с аптечкой на бедре лейтенанта и проверяешь что есть в наличие. Вернув всё обратно, замечаешь, что дыхание Гоуста стало реже и нервно, впопыхах, выуживаешь из своей набедренной сумки адреналин, который вкалываешь ему в плечо. Дыхание восстанавливается, однако в себя он приходить не спешит. Вновь пытаешься его растормошить, но тщетно. Оглядываешься в сторону деревни, прикидывая, как долго придётся тащить Гоуста до ближайшего дома, параллельно пытаясь связаться с Ласвелл или Прайсом — но на другом конце тишина. От отчаяния хочется плакать, но приходится взять себя в руки. Твой автомат неизвестно куда улетел после того, как вы прыгали из машины, поэтому ты берёшь лежащий поблизости автомат Гоуста, крепишь его к снаряжению и хватаешь Саймона за ремешки бронежилета, таща в сторону домов. Это тяжелее, чем ты надеялась: в нём минимум сто кило против твоих пятидесяти. Всю дорогу приходилось останавливаться ради кратких передышек и разведывания обстановки. И когда минут через 40 ты дотащила его до ближайшего дома, на улице уже было чертовски холодно. Пришлось оставить Гоуста около ближайшего дома, в который ты зашла, чтобы убедиться, что в нём чисто. Хотя это итак было очевидно: на улице была абсолютная тишина, а в полуразрушенных домах не горел свет. Однако безопасность превыше всего, как говорил тебе всегда Прайс. Аккуратно открываешь дверь и проходишь в дом, оглядываясь по сторонам. Предварительно включенный слегка разбитый нагрудный фонарик помогает разглядеть полнейшую разруху и заваленную лестницу на второй этаж. Убедившись, что в доме пусто, находишь пару старых покрывал, которые бросаешь на пол и возвращаешься на улицу за Гоустом, которого после укладываешь на них. В доме было немного теплее, но недостаточно, чтобы отогреться. Замечаешь в углу старую открытую чугунную печку, в которой валялась бумага и немного дерева. Подходишь к ней и достаёшь из кармана зажигалку, но вовремя останавливаешь себя: в целях безопасности надо закрыть чем-нибудь маленькое квадратное окно в комнате. Вновь осматриваешь помещение, но ничего не подходит. Ты раздражённо с огромным нежеланием выходишь на улицу в надежде, но у этого старого дома есть ставни — и дом тебя не разочаровывает. С трудом сумев их закрыть, возвращаешься внутрь и вновь подходишь к печке, выуживая оттуда бумагу, которую поджигаешь, возвращая обратно и, убедившись, что дерево медленно начинает загораться, закрываешь дверцу печи. — Хорошо придумала со ставнями, — тихо говорит Гоуст. Ты резко оборачиваюсь в его сторону и осматриваешь его с ног до головы. — Давно в себя пришёл? — Когда ты вышла. Ты подходишь к нему, садясь на корточки. Внимательно вглядываешься в его глаза и говоришь то, что надеялась сделать до того, как он придёт в себя. — У тебя пуля прошла между пластин, её придётся достать и как можно скорее. В твоей аптечке всё для этого есть. И ещё непонятно, что у тебя с головой, вся маска в крови, так что придётся проверить и её. — Хорошо, — коротко соглашается Гоуст, тяжело принимая сидячее положение. Глаза его в этот момент сужаются от боли, но никаких звуков он не издаёт. Очевидно, последнее предложение он пропустил мимо ушей, начиная снимать с себя экипировку с верхней одеждой. Ты помогаешь ему с застёжками, замечая боковым зрением, как он напрягается от твоих прикосновений, но это тебя практически не волнует. Самое главное сохранить ему сейчас жизнь. В памяти всплывают отрывки из мексиканской тюрьмы, из которой лейтенант отказывался уходить, пока не найдет тебя. И ты, запертая в этот момент сама не зная где, была чертовски ему благодарна. Оказавшись без верхней одежды выше штанов, ты быстро, стараясь не заглядываться на мощный торс Саймона, достаёшь из аптечки спирт, которым протираешь свои руки, а после принимаешься осматривать ранение. Пуля прошла не слишком глубоко, но, тем не менее, её придётся достать. Ты начинаешь обрабатывать место ранения, посматривая на Гоуста, замечая, как он жмурится от боли, но не издаёт при этом ни звука. Ты начинаешь чувствовать себя виноватой в том, что причиняешь ему боль, но в глубине души знаешь — что без этого ему не помочь. Как только ты вытащила пулю, Гоуст сквозь зубы шумно выпустил воздух из лёгких, от чего ты замерла, боясь сделать ещё больнее. — Не сильно больно, давай дальше. Не бойся, — говорит мгновенно Гоуст, замечая волнение на твоём лице. Ты дрожащими руками принимаешься вновь обрабатывать рану, ватным тампоном промакиваешь кровь, а после накладываешь бинт, закрепляя его рулонным пластырем. У тебя дрожат руки. Ты вглядываешься в глаза Саймона. — Сильно больно? — наивно спрашиваешь ты, лишь бы он сказал хоть слово в этой тяжёлой тишине. — Нет, расслабься. Ты немного отползаешь от него, чтобы ополоснуть руки от крови водой из фляги. Замечаешь, как Гоуст садится и начинает одеваться, однако снаряжение пока оставляет на полу около себя. — Хочешь пить? — протягиваешь ему флягу, наблюдая за его руками. Он берёт флягу из твоих рук, делает несколько больших глотков, после чего возвращает её тебе обратно. — Спасибо, — коротко благодарит он, пока ты убираешь флягу обратно в нагрудный карман. На твои глаза попадается капля крови, стекающая по его шее, и ты вспоминаешь про рану на голове. Гоуст следит за твоим взглядом, понимая, о чём ты думаешь, а после тяжело вздыхает. Он уже хочет что-то сказать, но ты его опережаешь. — Я знаю, что ты не снимаешь маску, поэтому, если хочешь, можешь сам обработать, но лучше не затягивать, — ты знаешь, что он показывал уже своё лицо отряду, но в тот момент ты не была там. Тебе тогда зашивал ножевое на плече местный медик мексиканского спецназа. Иногда ты жалеешь, что сцепилась с Грейвсом в тот злополучный день, в результате чего тебя и пырнули ножом, и вырубили прикладом. Если бы ты была предусмотрительнее, то, возможно, смогла бы сбежать с Гоустом и Соупом. За то, что не была рядом со своим отрядом в тот момент, когда была нужна больше всего, ты винишь себя каждый день. И ты даже не догадывалась, что Гоуст винит себя за то, что не был с тобой в той тюрьме. Он лишь слышал из уст Прайса, как Шедоу-компани отыгрывались на людях Алехандро и на тебе. Хоть ты и была хорошим солдатом, но одна без оружия против пятерых наёмников не выстояла бы. Гоуст однажды сказал тебе, что не всегда выходит играть по правилам. Перерезанное горло одному из тех пятерых невидимкой — это тот самый случай. Тебе бы хотелось верить, что он был прав, но каждый раз, вспоминая тот момент, тебе становится страшно от самой себя. И больше всего на свете Гоусту жаль, что узнал о том, что делал там с тобой сам Грэйвс лишь после того, как этот ублюдок сдох. Иначе он бы точно позаботился о том, чтобы его смерть не была такой быстрой. Гоуст прокручивает твои слова в голове лишь пару секунду, кивает какой-то своей мысли. Он тоже помнит, что его лица ты не видела, но и никогда не просила. Соуп может и пытался подтолкнуть его показать, хоть и в шутку. Но ты уважала его личные границы, возможно, даже понимала причины его скрытности. Он читал твоё личное дело: не все задания были радужны в твоей карьере, некоторые из них оставляли после себя врагов. Он точно знал, что ты его понимаешь. И тем ни менее, он снимает балаклаву. Ты цепенеешь, всматриваясь по привычке лишь в глаза, словно думая, что Гоуст действительно снял маску лишь для того, чтобы ты обработала лоб. Приходишь в себя ты лишь, когда понимаешь, что Саймон буквально читает твою реакцию. Тебе становится неловко от его пронзительно взгляда, но ты всё же осматриваешь его лицо. Его глаза всегда казались тебе выразительными, но теперь, когда ты видишь полную картину, сразу понимаешь, насколько это было приуменьшением. Про себя отмечаешь, что Гоуст очень красив. Придвигаешься ближе, аккуратно касаешься рукой его лба с не задетой стороны и принимаешься обрабатывать рану. Всё не так плохо, как тебе думалось: оказался немного рассечён лоб, вероятнее всего, когда он выпрыгивал из машины. «Будет грустно, если останется шрам», — проносится в твоей голове, и ты сама удивляешься своим мыслям. Закончив с обработкой, ты смачиваешь бинт водой и убираешь разводы крови на лице и шее Гоуста. Ты боишься, что он истолкует твои действия неправильно, но за всё время Саймон не проронил ни слова. Лишь когда ты почти закончила, он нарушает гнетущую тишину: — Не связывалась с Прайсом? — Пробовала. Но связи нет, мне никто не ответил, — на выдохе отвечаешь ты, от дуновения воздуха волосы Райли слегка пошевелились, а шея покрылась мурашками. Заметив это, ты поспешила отстраниться, сообщив, что закончила. Однако лейтенант не спешил надевать маску вновь, он смотрел, как ты убирала обратно лекарства и выкидывала использованные бинты в печь. Ты села рядом с ним, облокотившись о стену, и тяжело выдохнула. Твои руки всё ещё слегка тряслись, и ты понимала, что это из-за страха за Саймона. Всё время, что ты тащила его до этой деревни, больше всего боялась, что не успеешь. Ты думала, что боялась остаться одна в этом лесу, но сердце уверенно твердило тебе, что ты боялась остаться без Гоуста. Боялась, что он умрёт. Саймон резко встал с места. Тебе хотелось возразить, что может опять начаться кровотечение, но он сразу сказал, что всё будет хорошо. Сил спорить с ним у тебя сегодня не было. Он подошёл к старому деревянному столу около печи, вытащил из аптечки что-то и попросил подойти к нему. Ты медленно поднялась, тихо подошла и наблюдала за его действиями. — Садись, — указал взглядом на стол Гоуст, — и поворачивайся спиной. Ты с непониманием взглянула на лейтенанта, на что он неопределённо покрутил рукой около затылка. Ты сразу вспомнила про кровь, которую увидела на своей ладони, когда впервые дотронулась до своего затылка после того, как пришла в себя. Воспоминание внезапно отдалось болью в голове и ты раздражённо сморщила лицо, на что Гоуст лишь ухмыльнулся. Сев, как он и просил, ты ждала его действий. Он убрал волосы со спины, после чего ты помогла ему собрать их выше, чтобы было видно затылок. Саймон неопределённо хмыкнул, когда ему открылся вид на рану. Ты напряглась. — Ничего серьёзного, — заверил Гоуст и ты расслабилась. Ты чувствовала его аккуратные движения. Ему потребовалось лишь 5 минут, чтобы привести всё в порядок, после чего он сказал, что закончил. Ты, всё также сидя на столе, повернулась к нему лицом, свесив ноги вниз, и наблюдала, как он убирает медикаменты в набедренную аптечку. Он снял перчатки, когда обрабатывал твою рану, поэтому ты могла видеть его руки. Это, наверное, был всего раз третий за всё время, когда ты видела их без перчаток. Правильнее сказать, ты наблюдала за его руками, что не мог ни заметить Райли. Вы встретились взглядами, когда он поднял голову. На секунду повисло молчание. Но не гнетущее, как до этого, а какое-то спокойное. Возможно, даже родное. Ты столько времени провела наедине с ним на многочисленных заданиях, что среди всего 141 больше всего привыкла к Саймону. Ты вновь начала рассматривать его лицо, но уже детальнее. Подмечала всё, за что цеплялась взглядом, ведь понимала, что, возможно, больше никогда его не увидишь. Видела небольшой шрамик у правой брови, пятнышко на радужке близ зрачка чуть светлее, чем остальной цвет; лёгкую трёхдневную щетину. Тебе хотелось дотронуться до его лица вновь, но ты одёргивала себя, боялась, что Гоуст не поймёт твой порыв. Однако в итоге решилась и аккуратно, практически невесомо, подушечками пальцев дотронулась до его щеки. Ты посмотрела ему в глаза, ожидая его реакцию, однако он не возражал, также смотря в твои глаза, словно давно ждал, когда ты решишься. На мгновение его взгляд упал на твои губы, и ты почувствовала окрыляющее тебя чувство в груди. Не этого ли ты боялась на протяжении всей своей службы? Влюбиться в напарника, какой же стыд… Гоуст кладёт ладонь на твою щёку, аккуратно поглаживая её большим пальцем, и притягивает тебя медленно ближе, давая шанс отступить. Позволяя сделать выбор. И ты делаешь. Закрываешь глаза, быстро сокращая расстояние между вашими губами. Чувство в груди усиливается, ты забываешь обо всём вкруг, кроме Райли, его губ и рук на своей щеке и бедре. Он притягивает тебя ближе к себе, сокращая расстояние между вашими телами, и ты кладёшь свои руки на его грудь, но аккуратно, помня о ранении. Гоуст углубляет поцелуй, и в этот момент тебе хочется больше всего на свете, чтобы он не останавливался. Но воздух заканчивается, и вы оба отстраняетесь друг от друга, тяжело дыша. Ты открываешь глаза, поймав взгляд Гоуста, и понимаешь, что потерялась в этих глазах давно, ещё в Лас-Альмасе. Он вновь притягивает тебя к себе, но уже решительнее, и ты также ему отвечаешь. Ты нащупываешь застёжку на его куртке, дрожащими руками расстёгивая её и стягивая с его тела. Саймон двумя движениями снимает твой бронежилет вместе с пятнистой курткой, оставляя тебя в одной футболке, которая тоже не задерживается на тебе надолго. Оставшись в одном нижнем белье, на мгновение ты ёжишься от прохлады в помещении, но когда Гоуст снимает свою кофту, ты ощущаешь исходящий от него жар. Ты проводишь руками по его крепкому торсу, мысленно пересчитывая кубики пресса, поднимаешься к груди, слегка задевая повязку, а затем останавливаешься на шее, вновь притягивая Райли для поцелуя. Он расстегивает твои штаны одним движением и резко стягивает их с тебя, после чего проделывает тоже самое со своими. Когда вы оба остались в одном нижнем белье, он вновь отстраняется от тебя, то ли, чтобы полюбоваться, то ли, чтобы дать вновь тебе шанс отказаться. Но когда ты снимаешь с себя бюстгальтер, он ухмыляется, возвращаясь к тебе, и прикасается губами к твоей шее, слегка прикусывая, оставляя яркое красное пятно. От этого ты громко стонешь, не сдерживая себя, буквально заводя Гоуста ещё сильнее. Он проводит дорожку поцелуев по груди, уделяя внимание каждому соску, от чего твои руки начинают трястись, и ты опускаешься спиной на стол, упираясь ногами в бёдра лейтенанта. Когда он доходит до живота, ты выгибаешься в спине и больше не можешь сдерживать себя, судорожно пытаясь снять с Гоуста нижнее бельё. Твои руки трясутся то ли от жара, то ли от холода, то ли от удовольствия. Саймон перехватывает их, сам снимает с себя трусы, а также стягивает твои. Ты никогда не чувствовала себя настолько голой ни с одним мужчиной. С Гоустом ты словно оголила не только тело, но и душу. И он видит тебя насквозь. Ты вновь принимаешь сидячее положение, Саймон притягивает тебя ближе к краю стола, страстно целует и резко полностью входит. Ты выгибаешься дугой в спине, громко стонешь, цепляясь за плечи Гоуста. Он целует твою шею, а после начинает размеренно двигаться, набирая скорость с каждым толчком. Ты буквально таешь от его прикосновений к твоей талии и поцелуев на груди. Если бы лейтенант тебя не держал, ты наверняка бы вновь рухнула на стол. Ты полузакрытыми глазами находишь его губы и тянешься к нему для поцелуя, на который он отвечает. Ты обвиваешь его шею кольцом рук, запрокидывая после голову, подставляя свою, чем непременно пользуется Гоуст, вновь целуя и кусая её. Каждый толчок словно вышибает из тебя дух, а также усталость прошедших двух дней. Райли набирает скорость и ты стонешь всё громче, пока в один момент не выгибаешься всем телом, вновь запрокидывая голову и закатывая глаза от удовольствия. Твои ноги дрожат, а голая грудь вздымается от глубоких и частых вздохов. Ты, пожалуй, испытывала такой сильный оргазм впервые в жизни. Ещё на протяжении нескольких минут ты пыталась прийти в себя, пока Гоуст буквально вдалбливался в твоё тело, пока не получил долгожданную разрядку. Ты слышишь его гортанный низкий стон и чувствуешь тепло внутри себя. Он точно знал, что ты бесплодна, наверняка прочитал это в твоём деле. Ему требуется пара минут, чтобы прийти в себя, после чего он выходит из тебя, подхватывает на руки и несёт на постеленные тобой же ранее покрывала, укладывает тебя на них и ложится поверх, укладывая голову на твою грудь. Ты обнимаешь его руками, одной медленно поглаживая спину, а другой затылок. Тебе хочется сказать, что это был лучший секс в твоей жизни, но чувствуешь, что, по крайней мере, для тебя, это был не просто секс. Но сил хватает лишь на то, чтобы погладить его нежно по щеке, поцеловать в макушку и закрыть глаза. На утро вы проснётесь, на удивленнее, выспавшимися, несмотря на то, что спали на неудобном полу, а огонь в печи уже погас, и в комнате было холодно. Медленно оденетесь, не сказав друг другу ни слова, но оба, пока партнёр не видит, поглядывая исподтишка друг на друга. Ты начала было думать, что это абсолютно ничего не значит, мысленно смирившись с этим исходом. Но когда с улицы вы услышали шум подъезжающего автомобиля, а также знакомые голоса Прайса и Соупа, Гоуст подошёл к тебе, погладил по щеке, медленно поцеловал, а после натянул на себя свою маску. И в твоей груди разлилась тёплая надежда на то, что это ещё не конец.