Аманаты

— Как они славно смотрелись вместе, — произнесла она негромко. Богдан сразу понял, о ком говорит его супруга: Баг и принцесса. Принцесса и Баг. Весь вечер они глаз не сводят друг с друга… Хольм ван Зайчик

Принцесса выглядела именно так, как Ричард ее себе представлял, — именно так, как выглядел бы ее портрет, повзрослевший на шесть лет: каждый год Ричард в воображении прибавлял ему немного возраста. Она сидела на банкетке у дальней стены бальной залы в окружении своей свиты: трех или четырех юных девушек в разноцветных платьях, чуть похожих на нее внешне, — и пары фрейлин Ее Величества. Спутницы принцессы и она сама были одеты в наряды в талигойском стиле (за последний месяц благодаря сестрам — особенно Эдит — Ричард узнал все о новейшей столичной моде), но множество деталей в покрое, фасоне, выборе тканей намекали на Бирюзовые земли. Принцесса в своем ярко-голубом (в ее стране бирюзовый цвет было позволено носить только членам императорской семьи) даже слегка терялась на фоне сочно-оранжевого платья одной из подружек, девушки с тяжелым взглядом, суровым лицом и квадратной челюстью. Ричард впервые поневоле задумался о том, что свита принцессы — и эти компаньонки, и камеристки, и горничные, и лакеи, и другие слуги, без которых, конечно, не могла обойтись ни одна девица высокого рода, не вернутся домой, поэтому их всех ему предстоит разместить — не на время, а поселить навсегда — в Надорском замке. Как звали девушек и кем они приходились принцессе, Ричард не знал: они с Айрис пропустили момент в начале бала, когда тех представляли. Опоздали они из-за мимолетной ссоры: Айрис требовала, чтобы он взял с собой трость, а Ричард отказывался, не желая, чтобы при дворе видели его слабость — тем более, чтобы о его беде узнала принцесса. Эр Рокэ, которому надоело слушать перепалку и которому нужно было появиться во дворце вовремя — даже раньше других, чтобы поздравить Ее Величество, — уехал вперед, оставив их препираться; в конце концов Айрис все-таки кинула трость в карету, а Ричард отпихнул под сиденье, заявив, что и пальцем не притронется к этой палке. Когда они наконец добрались до бальной залы, оказалось, что уже заканчивается первый — открывающий — танец, медленная павана. Айрис предложила прошмыгнуть в двери и пристроиться в хвост процессии, как будто они были в зале с самого начала, но Ричард настоял, чтобы они дождались перерыва и вошли как положено: когда стихли последние аккорды, а музыканты принялись настраивать инструменты перед следующим танцем, распорядитель объявил их имена: «Герцог Ричард Окделл, герцогиня Айрис Окделл!» — и они рука об руку степенно прошествовали в зал. Услышав его имя, принцесса обернулась ко входу и, заметив Ричарда, кивнула, спрятав половину лица за веером; губы оказались скрыты, но Ричард прочитал улыбку в ее глазах — и внешний мир перестал для него существовать. Отметив краем сознания, что Айрис выпустила его локоть, ободряюще сжав напоследок, и ускользнула в толпу, он подошел прямо к принцессе, учтиво поклонился и пригласил ее на следующий танец; принцесса, протянув ему руку — нежную ладонь с тонкими пальчиками и сияющими, будто жемчужными, ногтями, — согласилась. Это оказалась гальярда: музыканты замешкались потому, что перестраивались с неспешного темпа паваны на быстрый. После гальярды, раззадоренные ее фигурами, Ричард и принцесса, не отпуская друг друга, без остановки протанцевали еще вольту и ригодон, и только когда музыка смолкла и капельмейстер объявил короткую паузу, Ричард, опомнившись, предложил принцессе отдохнуть. — Вы прекрасно танцуете, — сделал он ей комплимент. — Благодарю вас! Да, к сожалению, — выговорила она с очаровательным акцентом. Неловко было спрашивать, почему же именно «к сожалению» — тем более что Ричард не был уверен, что расслышал правильно: может быть, принцесса сказала «к счастью» или «спасибо», — а его разум был занят другим. Отчаянно стараясь не хромать, все свои душевные силы, всю оставшуюся волю он направил на то, чтобы удержать равновесие и ступать ровно: его злополучная нога после трех танцев, полных быстрых шагов, прыжков и сложных па, казалось, готова была разорваться от боли. Усадив принцессу на банкетку, Ричард поцеловал ей руку, снова поблагодарил и поспешил скрыться от ее взгляда; и, только убедившись, что оказался вне ее поля зрения, что она точно его теперь не увидит, рухнул на стул, откинувшись на спинку, прикрыв глаза и вытянув перед собой ногу. Посидеть в одиночестве ему не довелось: рядом раздался знакомый перестук каблучков, зашуршало платье, скрипнул соседний стул, и голос Айрис, слегка запыхавшийся, но очень бодрый, произнес: — Дик, гляди: за Иолантой увивается какой-то гражданский. Это что, Придд? Он разве не в полку? А как принцесса? — Айри, мне отсюда не видно, — пробормотал Ричард, не открывая глаз. Наверное, это прозвучало слишком жалобно, потому что Айрис тут же повернулась к нему — его обдало ароматом ее духов — и обеспокоенно спросила: — Дик, что с тобой? Тебе дурно? Голова? — Нет… нога… Айри, закрой меня, чтобы никто не видел! — нагнувшись, Ричард принялся растирать колено и голень кулаком. Айрис послушно передвинулась и расправила юбки так, чтобы загородить его, и громко зашептала: — Дик, тебе надо домой! Давай я найду эра Рокэ, и уедем! Или просто уедем — ты же дойдешь сам до двери? Спустишься по лестнице? — Эра Рокэ, может, здесь уже и нет — он же не любит балы и никогда не остается после поздравления Ее Величества… И вообще, не нужно ему ничего говорить! — Ричард поморщился и распрямился. — Айри, мне нельзя домой: я должен потанцевать с кем-то еще, иначе будет неприлично — три танца подряд с одной дамой. Айрис задумчиво поджала губы: — Из медленных только павана — но она была в самом начале. Дальше будет бурре… Может, тебе не прыгать, просто спокойно пройти? Здесь столько народа — никто не заметит! Попробуем? — Давай, — Ричард кивнул и осторожно поднялся. Айрис потянула его за рукав, и они, пройдя на пробу пару шагов бурре — ложного бурре, намеренно медленного и без подскоков, — присоединились к танцующим. Уже после первого тура Ричард понял, что переоценил себя: почти повиснув на Айрис, он думал только о том, как бы не свалиться на пол на виду у всех. Остаток вечера Ричард помнил смутно: без слов согласившись, что одного тура танца достаточно для приличий, они с Айрис еще какое-то время посидели, переводя дух, в уединенном закутке зала; потом Ричард, заставив себя подняться, подошел к принцессе извиниться, представил ей Айрис и попрощался; с трудом спустившись по лестнице, он доковылял до кареты, и Айрис (которая, наверное, хотела бы остаться, но настояла сопровождать Ричарда) приказала кучеру возвращаться в особняк. ~ ~ ~ Наутро Ричард проснулся в отвратительном настроении: приятные воспоминания о начале бала вытеснила мысль о том, как он опозорился перед принцессой, показав себя слабым, увечным, больным, недостойным ее любви; и, еще лежа в постели, он представлял, как уже сегодня или завтра в особняке появится курьер из нухутского посольства, который принесет эру Рокэ извещение, что бирюзовоземельская сторона разрывает помолвку, и принцесса считает себя свободной; тут же за ней начинает ухаживать другой, например, Эстебан Сабвэ (они с Ричардом еще в Лаик иногда пикировались на эту тему, припоминая друг другу, что Эстебан сам мог бы оказаться женихом принцессы, если бы его отец не упустил своего шанса и явился на тот прием в посольстве), и… Не добавляло радости и то, что нога, растревоженная вчера танцами, сегодня болела так сильно, что Ричард не рискнул даже спуститься в столовую к завтраку и выбрался только в свой кабинет, смежный со спальней — кабинет, который переделали назад из классной комнаты, когда Ричард поступил в Лаик. Эр Рокэ и девочки сегодня собирались ехать на прогулку — показывать младшим столицу и окрестности — и пришли звать Ричарда с собой, а когда он отказался, переполошились и начали предлагать остаться дома и посидеть с ним (или чтобы кто-то поехал, а кто-то остался), или принести лекарство, или вообще вызвать врача («ведь мэтр Иншаллах еще не осматривал тебя, Дикон»: они вернулись в Олларию из Алвасете только пару дней назад, накануне бала, и, конечно, не обращались к столичному врачу — тем более, Ричард был убежден, что здоров). Он отверг и одно, и другое, и третье: и пригласить врача, и принять лекарство означало признать свое поражение; вдобавок, от морисских снадобий мутился разум и клонило в сон, и алвасетские доктора предупреждали, что привыкать к ним опасно. Ни эр Рокэ, ни сестры, казалось, не поверили, но, потратив полчаса на уговоры, все-таки сдались и ушли, оставив его в покое. Он устроился в кресле с книгой, а когда маленький отряд (все поехали верхом, не в карете) скрылся за воротами, позвал Хуана и попросил подать в кабинет пива. — Пива? — удивился тот. — Не вина, дор Рикардо? Может быть, лучше вина? Вам нужно себя поддержать — вон какой вы бледный. Давайте бутылочку-другую «Крови», для бодрости духа? — Нет, пива, — повторил Ричард и неточно процитировал: — Понимаешь, вот говорят, что вино веселит сердце человека — а я сегодня не в настроении. Поэтому пива. Он уже замечал за собой, что в минуты, когда тяжело на душе — особенно, как сейчас, когда казалось, что он кому-то — никому — не нужен, не любим, несчастлив, его тянуло к надорскому: еде, традициям, одежде — как будто частицы его истинной родины могли утешить лучше, чем прочее, наносное и приобретенное. Хуан пожал плечами, хмыкнул и вышел; а вернувшись через какое-то время (в особняке не держали запасов пива, поэтому за ним пришлось посылать в ближайший трактир), поставил на стол запотевшую керамическую кружку с крышкой и доложил, что дора спрашивают двое посетителей. — Скажи, что герцог Окделл не принимает, — отмахнулся Ричард. — Кто это вообще, они назвались? — Нухутцы, дор: один, кажется, секретарь посольства, а другой — странный тип, лицо все сморщенное, и на талиг вообще не говорит. — Что?! — воскликнул Ричард и вскочил, только чтобы снова упасть в кресло: в груди у него разливалось отчаяние. — Нухутцы?! Уже? Ну что же, конечно, зови… Пока Хуан ходил за нухутцами, Ричард задвинул кружку с пивом за письменный прибор, постаравшись ее замаскировать, чтобы те не подумали, что он уже, предугадав развязку, заливает горе спиртным. Наконец дверь отворилась, и в кабинет вошли двое: первым — уже знакомый ему секретарь нухутского посольства, которого Ричард видел шесть лет назад на приеме и, возможно, мельком на вчерашнем балу, а за ним — приземистый широкоплечий человек, по виду — бирюзовоземелец, в простой, даже скромной, одежде. Нухутец, поздоровавшись, протянул Ричарду записку, сложенную вчетверо, и пояснил: — Герцог, Ее Высочество принцесса Чжао приказала передать вам это послание и прислала для вас человека из своей свиты. «Драгоценный князь, — писала принцесса: от этого привычного обращения у Ричарда сразу потеплело на сердце, — благодарю вас за прекрасный вечер: мне было очень приятно с вами встретиться. Посылаю вам своего акупунктурщика: мне кажется, он вам нужен». В записке не было ни слова о том, что принцесса огорчена его ранним уходом, обижена или недовольна — и не было ни намека на унизительное сочувствие, и не проглядывало разочарования. — Акупунк… турщика? — растерянно повторил Ричард, перечитав записку. — Кто это? Что это значит? Бирюзовоземелец при этом поклонился и мелко закивал, сложив руки домиком перед собой, и что-то залопотал, и нухутец поспешил перевести: — Господин мастер говорит, что Ее Высочество полагает, что он способен помочь вам с вашими… затруднениями. Господин мастер предлагает вам раздеться, лечь и дать ему вас осмотреть. — Это врач? — с ужасом и одновременно с облегчением спросил Ричард. — Врач из свиты принцессы? Бирюзоволемелец энергично замотал головой и похлопал рукой по столу. — Господин мастер не врач, а акупунктурщик, — перевел нухутец. — Высокое искусство акупунктуры сближается с искусством врачевания, но не равно ему. Господин мастер считает, что вот этот стол подойдет: прикажите освободить его и ложитесь сверху. — Нет-нет, — быстро сказал Ричард, вдруг вспомнив, как лежал на этом же столе в детстве. — Там вот у стены кушетка, давайте лучше на ней. Все еще недоумевая, что понадобилось от него «господину мастеру», но доверяя выбору принцессы, он разделся до исподнего и лег на кушетку, настороженно глядя на гостей. Те переглянулись, и нухутец вышел, а бирюзовоземелец, закатав рукава, принялся ощупывать Ричарда с головы до пят, а закончив, вытащил из кармана полотняный сверток, извлек из него с дюжину длинных тонких игл и, не дав Ричарду опомниться, примерившись, всадил одну ему в шею, другую — в бок, третью — куда-то в живот, а остальными утыкал его многострадальную ногу. Как ни странно, боли не было, от игл распространялось приятное покалывание, и, полежав так минут пятнадцать («господин мастер» при этом сидел рядом на кресле, сложив руки на коленях и покачивая ногой, и безмятежно глядел в одну точку), Ричард почувствовал, как напряжение покидает его тело. Наконец бирюзовоземелец поднялся, вынул из Ричарда в обратном порядке все иглы одну за другой и положил ему ладонь на грудь, показывая, что шевелиться пока не стоит. В этот момент дверь снова раскрылась, и в комнату заглянул нухутец. Они с бирюзовоземельцем обменялись парой фраз, и нухутец, улыбнувшись, обратился к Ричарду: — Господин мастер спрашивает, как вы себя чувствуете, герцог. — По-моему, все в порядке, — Ричард осторожно покрутил ногой. — По-моему, ничего не болит, все прошло! — Вот и прекрасно! — нухутец хлопнул в ладоши. — Ее Высочество будет довольна. Тогда до свидания, герцог, господин мастер к вам еще зайдет на днях, а пока доброго вам дня. — Погодите, я напишу ответ! — остановил его Ричард и, вскочив и набросив одежду, подбежал к столу, отметив, что двигается свободно, как прежде, и наскоро набросал для принцессы короткое письмо с благодарностью, в которое на радостях добавил приглашение составить как-нибудь на днях друг другу компанию на конной прогулке или на пикнике. ~ ~ ~ Вечером Ричарду пришлось объясняться с эром Рокэ. — Все-таки приходил врач? — предположил тот, обнаружив Ричарда в фехтовальном зале, где он с удовольствием тренировал выпады, которые из-за болезни долго ему не давались. — Или ты выпил лекарство? — А, нет! Или да... Эр Рокэ, принцесса прислала своего врача — или не врача — в общем, человека, который умеет лечить. Он — сложно объяснить — в общем, он воткнул в меня иглы, и все прошло! — Ричард пожал плечами. — Правда, не знаю, как надолго, но он обещал, что еще зайдет через несколько дней. — Вот как. Удивительная история, — сказал эр Рокэ. — И именно поэтому ты так счастлив? Неужели с утра было настолько больно? Ричард вздохнул и отложил шпагу: сложно было объяснить эру Рокэ, почему он так рад, не раскрывая, как отчаянно он волновался утром из-за того, расположена ли еще к нему принцесса. — Нет, это принцесса, эр Рокэ, — сказал он. — Знаете, наяву она еще прекраснее, чем в письмах. И она… наверное, не могу толком объяснить. — А, ну это понятно, — эр Рокэ засмеялся. — Хочешь пофехтовать, раз уж мы здесь? ~ ~ ~ В ответной записке, которую принесли следующим утром, принцесса соглашалась вместе покататься верхом, и они с Ричардом договорились встретиться через два дня. В условленный час Ричард на своей верной мориске (ее, оставленную в Гальтаре, вернул в Алвасете отряд кэналлийцев; потом взяли с собой в Олларию, и, не доезжая нескольких дней до столицы, Ричард даже сумел пересесть на нее из кареты) подъехал к воротам нухутского посольства. Принцессу сегодня сопровождала совсем небольшая свита: ее подруга — та самая, которая на балу щеголяла в оранжевом платье, и с полдюжины молчаливых солдат; к Ричарду была приставлена пара охранников-кэналлийцев, выбранных Хуаном. Ричард предложил направиться за город — в тот уединенный парк в предместье, на берегу Данара, который некогда показал ему эр Рокэ. По дороге они болтали о разных приятных пустяках, обо всем и ни о чем сразу, и Ричард, часто представлявший, как будет стесняться на первом настоящем свидании с невестой, открыл, что беседа наяву не очень-то отличается от их привычной переписки — они как будто вернулись к последнему неотвеченному письму: принцесса рассказывала о путешествии, о море, корабле, бирюзовоземельском и нухутском портах, о холтийской степи и о том, как ее приняли в столице; Ричард большей частью молчал — его собственная зима прошла совсем неинтересно, и он не хотел расстраивать принцессу историей своих злоключений. Когда впереди показалась кромка парка и между деревьев заблестела вода реки, принцесса кивком остановила свой эскорт, приказывая ждать ее здесь. Ричард по ее примеру отпустил свою охрану, и они остались наедине. — Как вам понравился бал? — спросил он. — Бал… — принцесса задумалась. — Очень необычно. У нас… редко танцуют. — Надо же, — сказал Ричард и вспомнил, как она на его комплимент на балу ответила «к сожалению». — Неужели у вас танцы не входят в набор, который обязательно должен выучить молодой дворянин? Принцесса улыбнулась и качнула головой: — Нужно знать шесть искусств: грамоту, счет, как управлять повозкой… — Грамота, счет и верховая езда, — согласился Ричард. — У нас то же самое. Дорожка, по которой они ехали, тем временем сужалась, и ветви деревьев, нависая над ней, начинали мешать, поэтому они спешились и повели коней в поводу. — Еще музыка, стрельба из лука, — конечно, сейчас можно заменить на стрельбу из пистолета, — и ритуалы, — перечислила принцесса. — Ритуалы? — переспросил Ричард. — Если честно, я не очень… дружу с ритуалами. При воспоминании о последнем ритуале голову привычно прострелило болью, и Ричард, поморщившись, потер висок. Принцесса искоса взглянула на него, но ничего не сказала, и по ее глазам невозможно было прочесть, заметила ли она, что с Ричардом что-то не так: впрочем, наверняка заметила, ведь обратила же она внимание на его состояние на балу, хотя вслух они этого и не обсудили. Ричарду стало неловко — похоже, он при каждой встрече производит на нее плохое впечатление. — Как же так? — спросила принцесса. — Разве это возможно? — Ну, например, полгода назад мы проводили ритуал Излома Эпох, знаете, для спасения мира… я вам тогда рассказывал, что мы собирались. И я тогда… — Ричард замялся, но все-таки признался: — Я был сильно ранен. И первый раз, когда я проходил ритуал посвящения, то тоже прошло не очень хорошо. — О, — сказала принцесса и сделала едва заметный жест рукой, как будто зачерпывала воду: может быть, это у нее обозначало удивление или несогласие. — Нет, другие ритуалы: например, выпить чаю. Ричард почувствовал, как у него запылали щеки: ну конечно, она имела в виду не ритуалы, а церемонии! Надо же было так опростоволоситься… наверняка свадьба вот-вот расстроится: эр Рокэ ведь говорил — не Ричарду, кажется, еще давно, но Ричард слышал тот его разговор — что женщина имеет право уйти от больного и слабого к здоровому и сильному. И зачем Ричард только завел речь о ранении…. Он попытался придумать оправдание, изобрести какую-нибудь тему, которая увела бы беседу в сторону, да хотя бы отделаться незначащими фразами, свести диалог к обсуждению придворных церемоний, но тут фигура принцессы начала расплываться у него перед глазами, а по сторонам его зрения сгустилась тень. Как же не вовремя его настиг приступ — и ведь их давно уже не было, — пожалуй, с месяц — последний раз еще до отъезда из Алвасете, — и он думал, что уже совсем поправился. — Чаю, — повторил Ричард, цепляясь за последнее слово. — Очень интересно, расскажите, пожалуйста. Ответа он уже не услышал: лоб сдавило, голова закружилась, Ричард выпустил повод, еще успел схватиться за ближайшее дерево, чтобы не упасть, и лишился чувств. Очнувшись, он ощутил под щекой и ухом прохладную шелковую ткань: голова лежала на чем-то мягком; боли не было, как не было и запаха масел, которыми врачи и эр Рокэ всегда лечили его от мигреней (не совсем мигреней, конечно: эр Рокэ так называл эти приступы для простоты). Вдали слышалась музыка — нежный перезвон колокольчиков; Ричард, не открывая глаз, зажмурился крепче, и она стихла. Он повернул голову — теперь затылок лег на гладкий шелк — и попытался приподняться, но чья-то рука удержала его. — Не вставайте, пока нельзя, — сказала принцесса, и Ричард наконец открыл глаза. Он лежал на земле под деревом, головой у принцессы на коленях, а она с сосредоточенным видом, взяв его руку в свою, вдавливала ему в ладонь, в подушечку пониже большого пальца, острый конец своей лакированной шпильки. — Я… прошу прощения, что испортил вам прогулку, принцесса, — Ричард вздохнул. Принцесса, оставив без ответа его слова, вместо этого спросила: — Которая рука у вас была сломана? — Обе, — сказал Ричард и от безысходности снова прикрыл глаза: теперь уже бесполезно было скрывать подробности; принцесса что-то промычала себе под нос, и ему пришлось уточнить: — Точнее, левая, а справа только ключица. — Хорошо, — пробормотала принцесса: судя по тому, что она немного переставила шпильку и сильнее надавила на нее, это означало, что она правильно угадала с рукой. — Принцесса, знаете… — немного помолчав, решился признаться Ричард: ему, в конце концов, было уже нечего терять. — Ваша миниатюра — та, «Созерцание сливы», которую вы подарили, — порвалась. Тоже во время того ритуала. — Да? — спросила принцесса безмятежно. — Ну что же, она была уже старая. Я вам нарисую новую, если захотите. Теперь можете аккуратно вставать, только не сразу на ноги — прислонитесь вот спиной к дереву. Так, и если мы уже остановились, то давайте начнем. С этими словами она убрала шпильку и, дождавшись, пока Ричард сядет, поднялась, подошла к лошадям и принялась деловито распаковывать свои седельные сумки. — Погодите, я вам помогу! — Ричард попытался вскочить, но под строгим взглядом принцессы опустился обратно. Она тем временем вытащила из сумок две плоские фляги, большое полотенце и три перевязанных бечевкой свертка — два поменьше и один побольше. — Чай еще теплый, — сообщила принцесса, покачав фляги в руке, и протянула одну Ричарду. — И булочки не должны были остыть, и нам тут еще положили… — Это что же, еда? — спросил Ричард, от изумления забыв о своих тревогах. — Конечно, — с недоумением ответила принцесса. — Вы же сказали, что мы поедем на прогулку за город: разве это не значит, что на пикник? Мой повар собрал для нас немного блюд. — Извините… — пробормотал Ричард, краснея. — Я не подумал… Если бы я сообразил, то тоже взял бы что-нибудь с собой — хотя бы вина… Сегодня — вообще за эти дни — он превзошел сам себя, попадая в неловкие ситуации одна хуже другой — но принцесса, казалось, не обращала внимания на его смятение. — Здесь хватит на двоих. И возьмите чай: вам нужно выпить теплой воды, — сказала она, накладывая на булочку тонкие ломтики мяса, вымоченного в каком-то густом соусе, и заметила небрежным тоном: — Кстати, не все молодые господа здесь так учтивы, как вы. Знаете, в конце бала — под конец бала — один юноша очень настойчиво чего-то хотел от моей монахини. — Вашей монахини? Той, которая учила вас языку? — вспомнил Ричард и тут же усомнился: он не видел на балу женщины, которая подходила бы под описание этой дуэньи — агарисской монахини, которую наняли, чтобы она обучила принцессу изъясняться и вести себя в манере Золотых земель. — Ах, нет, не эта: моя монахиня, она и сегодня со мной, — объяснила принцесса, и Ричард понял, что она говорит о девушке в оранжевом, которая совсем не походила на набожную скромницу: видимо, у нее, как и у Ее Величества, была монахиня-наперсница. — Тот молодой человек, кажется, вы писали когда-то о нем — тоже сын князя, такое длинное сложное имя… — Эстебан? — предположил Ричард: кто еще мог на балу распустить руки? — Да, точно. Так вот, он подошел к моей монахине, когда мы уже собрались уезжать, и приглашал остаться, пытался к ней притронуться, увести за собой… Ей пришлось его поколотить, но несильно — даже не бамбуковым шестом, который она обычно носит с собой, но в тот раз оставила в посольстве. Ричард, которому представилось сначала, как монахиня избивает Эстебана эсперой, засмеялся: — Так ваша монахиня — это ваша телохранительница? Она вас охраняет? — Да-да, — сказала принцесса. — Его Величество император, мой отец, сам выбрал ее в монастыре и отправил со мной. Князь, пейте, пожалуйста, чай. ~ ~ ~ Вернувшись в особняк, куда он летел, как на крыльях, Ричард, вдохновленный, разнеженный и умиротворенный, выяснил, что эр Рокэ куда-то отлучился, зато все три сестры с нетерпением ждут его возвращения. — Ну как прошла прогулка? — спросил Айрис, как только он вошел в гостиную, где они сидели втроем: Дейдри рисовала, Айрис отрешенно музицировала за клавикордами, а Эдит пыталась решать задачу по геометрии: из-за того, что девочки должны были провести несколько месяцев без занятий, вдали от Алвасете, менторы оставили для них огромное количество заданий. — Как свидание? — поправила ее Эдит, отрываясь от учебника и пристально глядя на Ричарда. — Прекрасно, — улыбнулся Ричард. — Принцесса — просто чудо! Золото! Все прошло отлично, только я упал перед ней в обморок. Глаза Айрис при этих словах округлились, Эдит кинулась к шнурку звонка, а Дейдри саркастически спросила: — От восхищения? Дейдри сейчас зачитывалась сентиментальными поэмами из Багряных земель, герои которых, страстно влюбляясь, теряли голову и даже впадали в безумие; поэмы очень ей нравились, но она, не желая этого признавать, пыталась скрывать свое увлечение за насмешкой, как будто ни на волос не верила, что такие бурные страсти возможны на самом деле. — Нет, просто, как обычно бывает, — поморщился Ричард. — Но принцесса что-то сделала и все исправила. Эди, не звони, мне не нужен врач! Со мной все хорошо! Но было поздно: Эдит уже дернула за шнурок и теперь серьезным тоном давала распоряжения прибежавшему на зов лакею; Айрис, нажав Ричарду на плечи, заставила его сесть в кресло, а в дверь, в довершение ко всему, вошел эр Рокэ, который как раз услышал последние фразы Эдит.