Аманаты

Березы подмосковные Шумели вдалеке, Плыла-качалась лодочка По Яузе-реке. М. Танич К поездке в Кадану Рокэ подготовился основательно, словно собирался вести войну на этой территории. Он нашел в библиотеке и пролистал несколько мемуаров и сборников путевых очерков, составленных, правда, около двухсот лет назад, а еще взял в генеральном штабе и внимательно изучил карту каданского королевства, одного из вероятных противников (так уж сложилось, что почти все соседи Талига были его вероятными противниками). Карта поразила Рокэ тем, что на ней не было отмечено ни одной дороги. Создавалось впечатление, что каданцы либо вовсе не строили дорог, либо строили их так, что талигойские картографы не могли их отличить от пересеченной местности. Рокэ припомнил, что во время процкой кампании противник сдался из-за того, что по размытому осенними дождями тракту не смогли добраться ни обозы с припасами, ни силы подкрепления. Но тогда казалось, что все произошедшее — счастливая случайность, выгодное стечение обстоятельств. Впоследствии Рокэ убедился, что его победа состоялась благодаря закономерности, а не случайности, так как в разгар весны и осени дорога в Кадане действительно мало чем отличается от окружающих ее полей и болот. Рокэ выехал из Олларии в сопровождении кэналлийского эскорта и Марселя Валме. Путь пролегал через Надор, поэтому Рокэ, естественно, завернул в замок Окделлов и проверил, как Ричард обустроился с молодой женой. Ричард заверил, что никаких трудностей у него нет, и Рокэ отправился дальше на северо-восток. На всем пути совсем не чувствовалось наступления весны: дни и ночи выдались пасмурными и холодными. На каданской границе в памяти всплыли печальные воспоминания: пограничную стражу составляли стрельцы. Рокэ снова увидел их секиры с широкими лезвиями, их отороченные мехом шапки и вспомнил сраженного стрелецкой пулей маршала Савиньяка. Как только Рокэ и его спутники начали продвигаться вглубь Каданы, стало пригревать солнце. Мерзлая земля стремительно оттаивала и превращалась в непролазную грязь. Последние два дня пути пошли дожди, лошади с трудом двигались вперед. Валме, как всегда, старался разнообразить долгую дорогу легкими разговорами. Например, когда до Хегреде осталось менее суток пути, он заявил: — Ну что, Рокэ, сегодня можно не обедать! — Это еще почему? — удивился Рокэ. — Потому что каданцы принимают иностранных посланников с размахом. Пиры длятся по шесть часов. На каждый пир подают шестьдесят четыре блюда, и все их надо попробовать. И, самое главное, каждое блюдо сопровождает тост. Предполагается, что каждый на пиру выпьет шестьдесят четыре бокала вина. Но есть небольшая хитрость: местный придворный может притвориться спящим и пропустить столько тостов, сколько считает нужным. А за иностранцами следят, пропускать тосты им не дают. В итоге после пира иностранец выкладывает каданцам все свои тайны. — Вы откуда это взяли, Марсель? — Вычитал в мемуарах одного из наших дипломатов. — И когда он жил? — Лет сто назад. — А вы уверены, что у каданцев до сих пор такие традиции? — Конечно. Всем известно, что за десять лет в Кадане может измениться все, а за сто лет — не изменится ничего! ~ ~ ~ При въезде в Хегреде Рокэ и его спутников встретил выстроенный в шеренги по обеим сторонам дороги стрелецкий отряд. Командовал отрядом каданский дворянин, выделявшийся на фоне стрельцов расшитой золотом мантией и высокой шапкой цилиндрической формы. Дворянин заговорил на талиг бегло, с характерным каданским акцентом. Он представился как боярин Стивен Стреш и сказал, что именно ему король Джеймс поручил принимать высоких гостей из Талига. — Ну что ж, ведите нас к королю, — Рокэ не терпелось поскорее закончить дипломатическую миссию и вернуться в Алвасете. — Вообще-то у нас так не принято, — тон голоса Стреша не изменился, но в глазах его Рокэ заметил легкое недовольство. — Иностранных послов полагается расселить, дать им умыться и переодеться с дороги, угостить обедом, а уж потом вести на аудиенцию. Вы что, собираетесь войти во дворец в грязных сапогах? Рокэ хотел возразить, что в Олларии он может проскакать на лошади несколько часов, а затем сразу же, без подготовки, в мыле, явиться на прием к королеве. Но тут он почувствовал, как Марсель мягко взял его сзади за локоть, и понял: тот советует сдержаться и не устраивать скандал, хотя бы в первый день дипломатической миссии. Рокэ постарался изобразить на лице радушную улыбку: — В каждой стране свои традиции. Мы в гостях, поэтому хозяевам своего мнения навязывать не будем. — Вот и славно! — Стреш повеселел. — Пожалуйте, дорогие гости, палаты для вас уже подготовлены! ~ ~ ~ Здания талигойского посольства в Хегреде не было: Талиг долгое время считал Кадану сателлитом Гайифы. Чтобы отслеживать ситуацию в Кадане, а также в Клавии и в Йерне, достаточно было иметь одно постоянное представительство — в Паоне. Теперь, когда приоритеты Гайифы изменились, ведомство экстерриора, наверное, довольно скоро организует свои отделения в столицах ее бывших союзников. Рокэ со спутниками поселили в двухэтажном каменном, окруженном палисадником, доме почти в самом центре Хегреде. Из окон второго этажа открывался вид на серебряную ленту реки и краснокирпичную громаду замка, за стенами которого скрывался королевский дворец. Немного настораживало, что вокруг дома постоянно дежурит стрелецкий караул. Стреш объяснял такие меры тем, что безопасность послов — превыше всего, но Рокэ не вполне этому поверил. Им дали два часа, чтобы привести себя в порядок, а затем предложили обед. К столу подали горячий суп, сочный круглый пирог с курицей и шадди. Стреш сам сел за стол и заговорил с Рокэ, как и подобает хорошо воспитанному человеку, о погоде: — Жаль, что вы поехали к нам весной. Наверное, очень долго пробирались по грязным дорогам. Поехали бы зимой — добрались бы куда быстрее. — Что-то я сомневаюсь, — Рокэ оторвался от куска пирога. — По снегу? — По снегу, на санях. Не верите? Хотите посмотреть, как это происходит? Я могу организовать. Рассыплем на дороге муку, покатаетесь. — По муке? — Ну да. Совсем как по снегу. А что вы так смотрите? Прошлый год был урожайный, муки много, можно и потратить для дорогого гостя. — Вы знаете, я не так давно воевал за хлеб для Талига. Стреш понял, что огорошил Рокэ, и замолчал до конца обеда. Когда Рокэ и Валме доели и немного отдохнули, их с почетом и помпой проводили в королевский замок. На аудиенции в тронном зале с расписанными, почти как в церкви, стенами Рокэ первым делом передал секретное послание Фердинанда Оллара лично в руки королю Джеймсу Каданскому, седовласому и седобородому старцу в богато украшенном платье, отчасти напоминающем облачение священника. Джеймс сломал сургучную печать, вынул из футляра письмо, бросил беглый взгляд на текст, сложил бумагу вчетверо, подозвал вельможу в кафтане с вышитым на груди гербом и что-то тихо ему приказал. Вельможа кивнул, поклонился, принял из рук короля письмо вместе с футляром и вышел. Джеймс повел неспешную беседу. Выяснилось, что заключение договора о военно-техническом сотрудничестве с Талигом — крайне серьезное решение, которое король не может принять единолично. Необходимо собрать боярскую думу, обсудить все детали с представителями высших аристократических родов. Собираться на совет со всех концов Каданы бояре будут долго, как минимум неделю, заседать — и того дольше. Рокэ тяжело вздохнул. Его надежды на скорое возвращение не оправдались. Но Стреш заверил, что не даст им заскучать: Хегреде есть что показать дорогим гостям. ~ ~ ~ Экскурсия по Хегреде (другими словами развлечение, которое придумал Стреш, было не назвать) началась на второй день. Стреш долго водил Рокэ и Марселя по королевскому замку, останавливался у каждой стены, башни, хозяйственной постройки. Он вдохновенно рассказывал о своей столице и ее многовековой истории, называл Хегреде новой Гальтарой и Третьим Агарисом. Вторым Агарисом, по его словам, в Кадане называют столицу Гайифы Паону. Наконец, вывел уже порядком уставших гостей на раскинувшуюся перед замком просторную площадь. — Это, — Стреш указал на невысокую сложенную из гранитных блоков ступенчатую пирамиду, примостившуюся у крепостной стены и, на первый взгляд, почти незаметную, — наш кафедральный собор, храм Грядущего Создателя. В нем хранятся мощи митрополита Вольдемара. Стреш замолчал. Он явно ждал ответной реакции: наверное, надеялся, что они захотят войти в церковь или хотя бы осенят себя священным знаком. Когда реакции не последовало, он начал долгий рассказ о захороненных неподалеку каданских епископах и митрополитах. Рокэ уже устал и всем своим видом старался это продемонстрировать. Марсель еще некоторое время бодрился и поддерживал разговор, вроде как извинялся за неловкую паузу, но в конце концов тоже сдался и выразительно зевнул. Стреш мгновенно сориентировался: — О, господа, вижу, я вас окончательно утомил. Прошу прощения, увлекся. Хватит на сегодня впечатлений. Идемте обедать. ~ ~ ~ На следующее утро Стреш предложил Рокэ и Марселю не гулять по городу, а посетить фамильное имение королевской семьи, и те, вспомнив тяготы прошлого дня, без лишних слов согласились. Чтобы сильнее заинтриговать, Стреш сообщил, что в имении проживает принцесса Теодора, незамужняя дочь короля Джеймса, а добираться до имения они будут по реке. Уже скоро от ближайшей к королевскому замку пристани отчалила длинная весельная лодка с двенадцатью гребцами, рулевым и пятью пассажирами (их сопровождали два стрельца-охранника). Первое время гребцы бездействовали, течение реки само вело к нужной точке — устью маленькой речки. Затем весла опустились в воду и понесли лодку вверх, против течения. Тучи в небе развеялись. Рокэ и Марсель оглядывались по сторонам. Из воды кое-где выглядывали белые угловатые осколки — подходил к концу ледоход. Лодка проплывала мимо каменных домов, которые вскоре сменились деревянными. То тут, то там над крышами возвышались золотые маковки церквей, увенчанные сверкающими в солнечных лучах семиконечными звездами. — Я думал, что в Хегреде больше каменных зданий, — заметил Марсель. — Каменное строительство возродилось у нас не так давно, — посетовал Стреш. — Еще двести лет назад наша страна была в Гау-Нау... — Что-то вы странное рассказываете, — подключился к разговору Рокэ. — Разве вы не считались тогда данниками Холты? Ведь даже название вашего государства происходит от имени кана Кадана. — Вы правы. Мы были под игом Холты. И в полном Гау-Нау. — А, вот вы о чем! — Между прочим, угроза со стороны Холты не исчезла до сих пор. Холтийцы периодически устраивают набеги, которые, по сути, ничем не отличаются от карательных экспедиций времен ига. Вы это видели своими глазами. Ведь именно под вашим командованием была разбита Ислямова рать. — Что-то не припомню. — Наверное, вы называли ту войну иначе. А мы по давней, вековой традиции каждый новый поход холтийцев называем «ратью» с добавлением имени его главного полководца. В тот год кочевников собрал кан Ислям. — Я победил столько врагов, что уже не помню все их имена. — Ну как же, лет девять назад. — А, теперь вспомнил! Меня за эту кампанию произвели в Первые маршалы. — Вообще ожидали, что кочевники, как всегда, нападут на нас, готовились к обороне. А они атаковали Талиг. Какая-то загадка. — Никаких загадок. Гайфские деньги творят чудеса. Стреш задумался над ответом, но тут среди склонившихся над водой прибрежных кустов показался причал. ~ ~ ~ Принцесса Теодора приняла гостей на широкой крытой веранде скромного по размерам, зато богато украшенного резьбой бревенчатого господского дома. Стреш официально представил ей талигойских дворян. Рокэ с интересом рассматривал хозяйку имения. Кроткий взгляд, чуть различимая улыбка, плавные жесты. В ее лице гармонично сочетались варитские, холтийские и алатские черты. Темные волосы заплетены в косу, вокруг лба — расшитая жемчугом лента. Длинное, до пола, платье и плащ без рукавов не давали полностью рассмотреть фигуру, но не могли скрыть широких бедер. Возможно, с возрастом природная полнота даст о себе знать, но пока она была едва заметна. На веранде присутствовала еще одна женщина. Теодора представила ее как свою хорошую подругу, боярыню Марту Чилл. Боярыня была одета в темное платье, на голове — черный платок с красной оторочкой. По выражению лица сразу угадывался тяжелый характер и непростой жизненный путь. Теодора распорядилась подавать напитки. Служанка внесла на подносе два хрустальных графина. В первом плескалась темная, пузырящаяся под тонким слоем пены, жидкость, во втором — ярко-красная, мутная. — Это что, пиво? — полюбопытствовал Рокэ, указывая на первый графин. — Нет, — Теодора слегка смутилась. — Это — квас. Традиционный каданский напиток, его делают из муки и меда. — А во втором графине — вино? Плодово-ягодное? — Что вы, это морс. Только вода и вареные ягоды. — Многовато вы о спиртном думаете, герцог, особенно в постный день, — Марта Чилл выбрала максимально язвительный тон для своего замечания. — Каждому — свое, — парировал Рокэ. Следующие полчаса шла непринужденная светская беседа. Говорил в основном Валме: он знал уйму забавных историй и с удовольствием их пересказывал. Когда его запас красноречия иссяк, Теодора обратилась к гостям: — Герцог, виконт. Пойдемте, я покажу вам свой сад. Я ведь увлекаюсь садоводством. Некоторые цветы уже распустились. ~ ~ ~ Шли дни, недели. Боярская дума собралась, но обсуждение договора о сотрудничестве с Талигом не продвигалось на шаг. Бояре готовы были обсуждать все что угодно, кроме этого: новые налоги, вопросы строительства, опалу какого-то думного дьяка за то, что он охотился на лосей в королевских угодьях... Рокэ постоянно просил короля Джеймса и Стивена Стреша надавить на думу, чтобы она поскорее взялась за договор, упирал на то, что ему давно пора домой, к детям и к своей армии. В ответ ему настоятельно советовали не торопиться, говорили, что сейчас уехать все равно невозможно, так как в разгаре весна, а значит, распутица, и всеми силами старались перевести разговор на другую тему. Постепенно усиливалось гнетущее ощущение несвободы. Рокэ никуда не отпускали одного, его постоянно сопровождал или Стреш, или отряд стрельцов. Однажды ночью ему не спалось. Он долго ворочался, потом решил написать письмо в Алвасете. Еще не рассвело, он зажег свечу. Несколько минут скрипел пером, затем отвлекся, посмотрел в окно и увидел, что караульные стрельцы стоят у ворот с секирами наготове. Очевидно, Джеймс и Стреш боялись, что Рокэ попытается сбежать, и приказали стрельцам остановить его. Даже силой оружия, если потребуется. Отдушиной в долгой череде однообразных дней стали визиты к принцессе Теодоре. Стреш несколько раз привозил Рокэ в ее имение и оставлял с ней наедине. При ясной погоде Теодора водила Рокэ по оранжерее и среди клумб, где с каждым днем распускались все новые и новые цветы, в том числе редкие, достойные зимнего сада в Алвасете. Также они гуляли по изрезанным берегам прудов, пару лет назад вырытых по приказу Теодоры. Берега уже очистились от снега, а в воде еще плавали прозрачно-серые куски тонкого, почти истаявшего льда. К концу дня они возвращались в господский дом, пили шадди и беседовали на отвлеченные темы: об истории, о философии, о религии. Если шел дождь, они не выходили на прогулку, а оставались на веранде вдвоем (Стреш всегда находил причину удалиться), и Теодора негромко, но вдохновенно читала вслух Эсператию. Когда она предложила это в первый раз, Рокэ отказался: во-первых, из Эсператии он помнил только пару-тройку пикантных сюжетов о похождениях древних царей и пророков, а остальная масса текста казалась ему серой и однообразной. Во-вторых, впечатления сильно портили эсператистские чтения, которые несколько раз устраивала во дворце Катарина, раздражающие своей атмосферой лицемерной, притворной духовности. Но Теодора настаивала, что святое писание неисчерпаемо, и каждый может найти в нем слова для себя. Рокэ уступил ей... и не пожалел! Он и не догадывался, что в этой древней книге столько поэзии, причем на все случаи жизни: радостные песни о победах, горькие песни об утратах, страстные песни о любви... Да уж, куда деваться от страсти! Незаметно поселившись в душе, страсть (после той Рокэ остерегался думать о любви к женщине, но не о страсти) постепенно охватывала Рокэ целиком. Самое время для нового романа, может быть, короткого, а, может быть, и весьма продолжительного. Лучше всего было бы поздно ночью добраться до имения Теодоры, залезть в окно ее спальни и, скорее всего, добиться взаимности. Только ведь и имение, и дом, где Рокэ жил, круглосуточно охраняли стрельцы. Будь он моложе лет на пятнадцать-двадцать, он бы не задумываясь попытался прорваться через два сторожевых отряда, но теперь более здраво оценивал свои силы и возможности. Обстоятельства или те, кто их специально создавал, подводили Рокэ к одному-единственному выходу из сложившейся ситуации, а ему одновременно и хотелось, и не хотелось этим выходом воспользоваться. Он тянул время, хотя отлично понимал, что рано или поздно от него потребуют однозначного ответа.