Улицы были усыпаны поблёскивающим на свету фонарных столбов снегом. В воздухе не было ни снежинки, но каждый, кто спешил в это раннее утро прекрасно знал, что вечером стоит ожидать чарующего вальса дам в белоснежны нарядах.
И тогда магии в воздухе станет чуточку больше, а мыслей о будних днях — гораздо меньше обычного, ведь о делах совершенно невозможно думать, когда запах имбирного печенья кружит голову, а музыка в переулках ведёт тело в пляс. И вот тебе уже хочется скупить все ёлочные игрушки, попадающиеся на глаза, и приготовить весь список праздничных блюд, которые были недавно вычитаны из какого-то журнала о кулинарии.
Пушистые ёлки, всевозможные фигуры в виде оленей, ангелов и виновника сия торжества, множество гирлянд над головой — всё это оживёт с первой звездой, загоревшейся на темнеющем небе.
И будет звучать детский смех, за которым станет разносится перезвон колокольчиков, поскольку родители не смогли отказать своему чаду в покупке небольшой звенящей безделушки; и будут люди поздравлять друг друга с наступающим праздником, улыбаясь самыми искренними улыбками, словно незнакомцы вокруг их горячо любимые родственники; и будут происходить самые настоящие чудеса, первые поцелуи, проявления безграничной любви и пылкой, подростковой влюблённости.
У кого угодно, но не у Леви Аккермана. Время только близилось к восьми утра, а у него уже было дел по горло: составить одно, отправить другое, разобраться с третьим… В общем говоря, здесь точно не до карамельных леденцов-тростей и горячего какао с корицей, какими угощались прохожие то тут, то там. Нужно успеть всё, что необходимо в ближайшие дни, а после не забыть поговорить с боссом о работе на праздничные выходные. В таком случае «пожиратели времени» ликвидируются, а он сам получит заслуженную плату за труды, все в плюсе.
— Ярмарка! Ярмарка! Не проходите мимо, все товары по неприлично дешёвым ценам! Игрушки, украшения, сладости — принесите волшебство в ваш дом!
Время только близилось к восьми утра, а Леви уже осточертели крики зазывал до такой степени, что хотелось подойти и запихать в рот каждому по имбирному прянику, лишь бы замолчали. И без того голова трещала из-за носящихся всюду спиногрызов, которые даже не пытались смотреть по сторонам. Никакого уважения.
Спешка была ни к чему, он всюду успевал и даже преуспевал, однако Аккерман намеривался появиться на рабочем месте как можно раньше, чтобы отдохнуть от бесовщины, преследующей ещё с начала декабря. Из дома на работу, а с работы домой — два места, где он имел возможность не слепить глаза мишурой и не слушать дурацких песен из уличных динамиков.
Поворачивая за угол, Леви на полном ходу врезался головой в грудь шедшего навстречу мужчины.
— Вот чёрт! — выругался незнакомец, утратив уверенную, быструю походку — проспал три поставленных заранее будильника, а теперь второпях добирался до офиса. Телефон выпал из рук прямо в белоснежный сугроб, что вызвало ещё больше недовольства и еле сдерживаемой брани. — Вы не видите, куда идёте? — леденящий взгляд раздражительно стрельнул из-за стёкол очков, пока их обладатель очищал дисплей от влаги.
— Глаза разуй! Это ты у меня на пути вырос, шпала двухметровая, — брезгливо отряхивая пальто, сквозь зубы процедил Аккерман. Если настроение окончательно испортится из-за какого-то растяпы, любящего шнырять в узких переулках, как в просторной гостиной, то он за себя не ручается: найдёт и самолично закопает в сугробах. — Если зрение подводит, то сходи купи новые очки.
— Ха, кто бы говорил! Мальчик, где твои родители? Тебе разве не говорили, что перед старшими надо проявлять вежливость? — он сделал пару шагов в сторону, чтобы как можно скорее побежать по делам дальше. Не хватало ещё опоздать из-за нахального коротышки.
— Какое остроумие. У местных детишек стрёмных шуток понахватался или мозгов хватило самому придумать? — чем дольше Леви стоял и вёл этот бессмысленный диалог с прекрасным примером проявления идиотизма у человеческой расы, тем сильнее он вскипал, яростно желая отстоять свою позицию и заодно выплеснуть скопившиеся негативные эмоции.
— Тебя это уж точно не касается. И так много времени потеряно, а ты до сих пор не извинился. Мне долго ждать? Или не учили признавать свои косяки?
— Нужно будет спросить у твоих стариков, как они смогли признать рождение такого «косяка». Может быть, научусь чему-нибудь, — Аккерман громогласно цокнул и прошёл мимо, напоследок грубо толкнув мужчину плечом. Собачиться, конечно, дело занятное, но нужно уметь вовремя остановиться.
— Чудик, — вот такое сложилось первое впечатление мужчины о незнакомце, впечатавшегося в него. К сожалению или к счастью, тот его более не слышал.
Тепло чужого дыхания испарилось, оставив после себя только пару новых складок на одежде. Странное чувство, поселившееся внутри, было списано на сырую погоду, мерзкое настроение, выпитый невкусный кофе в заведении у дома, да на всё, лишь бы не сделать вывод, что в этом виноват низкорослый неизвестный.
Мог ли тогда кто-нибудь из них подумать, что случайная и не самая приятная встреча повторится, а не забудется спустя несколько часов? Мог ли кто-нибудь из них хотя бы на секунду предположить, что им предстоит увидеться вновь? Конечно же нет.
Люди, как правило, не задумываются о прохожих, не думают и не вспоминают о них больше, чем следовало бы. Часто ли вы сами припоминаете ту милую старушку, которая спрашивала вас о том, что написано на ценнике бутылки молока? Или малоприятного мужчину, психующего, когда на вопрос «как пройти туда-то, туда-то», вы отвечали «не знаю»? Согласитесь, подобные моменты всплывают в вашей памяти крайне редко, если вообще не стираются через десяток минут после произошедшего.
Такие встречи малозначительны. Они оставляют свой отпечаток на полчаса, час, день, не более того. Потому они и теряются в водовороте сознания. Потому никто никогда всерьёз не думает над мыслью «увижу ли я этого человека сегодня ещё раз?». Потому и наши герои не думали о том, что жизнь особенно любит шутить в преддверии праздника.
Леви спешил. Не сходил со спортивного шага и каждую минуту поглядывал на наручные часы. Словно времени не было, словно оно утекало сквозь пальцы, грозясь вот-вот закончиться. Он не замедлился даже тогда, когда знакомая высотка оказалась в пределах досягаемости, даже тогда, когда открыл дверь и влетел в помещение. Однако то, что заставило его замереть в непонимании последовало после…
Холод. Морозный ветерок. Хрустящий снег под ногами. Воздух наполненый запахами выпечки и ванили, свежей или копчёной рыбы, елового масла и мёда. Бегающие друг за другом краснощёкие дети, что врезались в Аккермана. Любовные парочки, смотрящие на уличные убранства с блеском в глазах. Настойчивые торгаши, которые за доллары и мать родную продадут.
— Ярмарка! Ярмарка! Не проходите мимо, все товары по неприлично дешёвым ценам! Игрушки, украшения, сладости — принесите волшебство в ваш дом!
Аккерман обернулся. Позади никакой двери не было, но был усатый зазывала, которого он уже видел. Сегодня. Минут двадцать назад, разве нет? Леви же вот явился на работу, как так получилось, что он здесь? Ощущение пустой головы становилось всё сильнее и сильнее при попытках осознать ситуацию.
Леви глянул на часы. Время близилось к восьми утра.
Если это и была чья-то шутка, то совершенно не смешная. Если обман зрения или галлюцинации, то он ещё был готов мириться с этим, так тому и быть. После предрождественской запары на работе крыша разгоняется до двухста километров в час, а во время праздничного периода — до всех трёхста. Именно поэтому Леви был бы не удивлён, если бы выяснилось, что у него с головой не в порядке. Может, спит на ходу? Или задремал, пока на общественном транспорте добирался и вся материальность — сон?
Аккерман неуверенно зашагал вперёд, оглядываясь на окружение, как самый настоящий параноик. Он никогда не считал себя настолько дёрганным, но, видимо, действительно всё бывает в жизни в первый раз.
Глаза слепли под натиском гирлянд, чей свет сливался с белым снегом вокруг. Настолько чистым и блестящим, что взгляд непроизвольно расплывался, воспроизводя картинку крайне размытой. Будто глаза во время плача открываешь: муть да потёки окружают пространство, а краски тают подобно зажжённой свече.
Осматривая по сторонам, Леви совершенно не следил за тем, куда идёт и кто следует ему навстречу, потому неудивительно, что его хождение закончилось столкновением. Вторым за утро. Или всё-таки первым?..
— Ты! — вскрикнули оба мужских голоса одновременно. Аккерман боковым зрением заметил, как несколько прохожих покосились на них, однако из влезание в чужое дело совсем скоро себя исчерпало.
— Превосходно. Мало того, что я никак проснуться не могу, так ещё и твою тупую рожу видеть приходится, — Леви скрестил руки на груди, со всей присущей наглостью уставившись в удивлённое лицо с оттенками ярости.
— Ты явно что-то путаешь, приятель, — белобрысый незнакомец натянуто усмехнулся. — Это ты мне снишься.
— Приятно слышать, что я настолько тебя впечатлил, но не делай из меня плод своего изощрённого воображения, — непонимание ситуации затапливало собой отсеки, ведущие в головному мозгу, из-за чего тот выходил на связь всё реже и реже.
— Интересно… Тогда кто ты? Или «что»?
— Сам ты «что», кусок идиота. Я это я, так что выпей таблетки и кончай чепуху молоть, пока твоё лицо ещё не заиграло цветами радуги.
— Ты чудной.
— А ты тупоголовый, и что дальше?
Несколько секунд они пронзали друг друга взглядами. Даже уличная музыка не решалась вмешаться в высоковольтное напряжение между этими двумя, сойдя на нет. Детский смех исчез, семейные переговоры о сервировке стола стихли.
Леви не выдержал первым. Представление пора было заканчивать, и он взял ответственность за концовку на себя.
Двинувшись было вперёд, Аккерман по инерции хотел толкнуть мужчину плечом, призывая сойти с дороги, но прежде чем он успел осуществить нечто подобное, незнакомец сдвинулся в сторону и также принял решение направиться по своему пути.
Мир нынче странная штука. Жизнь в принципе не более и не менее, чем лотерея. Непредсказуемая и неожиданная, несмотря на то, что многие хотели бы заранее знать следующий поворот или тупик. Лотерея непредвиденная и невероятная. Неведомая случайность, ведомая романтичностью. Согласны ли вы с этим? Лично Леви было не романтизма точно.
Он был полностью растерян, когда ситуация повторилась: дёрганье ручки двери на себя, полноценный приход на место работы, и вот он снова находится посреди морозной улицы, слушая тошнотворные рождественские песенки и чей-то горячий спор о том, что должно стоять на столе в ночь празднования.
Левый глаз судорожно дёргался, а истерические смешки были не за горами.
Так дело не пойдёт. Нужно было успокоиться и что-нибудь предпринять. Но что? Из-за этого вопроса состояние близилось к паническому немного быстрее.
Первым делом им принялось решение никуда не идти, остаться на месте, чтобы после… Чёрт его знает, что было бы после, однако замершие стрелки часов всякие планы меняли в корне. И нет, вы не подумайте, что время застыло исключительно на его циферблате. Оно застыло абсолютно на любых источниках времени. Но самое интересное заключалось в том, что люди ни капли не страшились этого, продолжая ходить от одного прилавка к другому с придурковатыми улыбками на лицах и обсуждая приближающиеся выходные.
Полчаса. Ровно столько простоял Леви у автобусной остановки, вылавливая тот самый автобус, расписание которого он, не то что бы точно, но знал. Тот не приехал ни через тридцать минут, ни, — как выяснилось чуть позже, — через час. Аккерман считал каждую секунду и потихоньку сходил с ума.
Творилась дьявольская чертовщина, а помимо неё слепой агрессии прибавляли и замёрзшие пальцы, что грозились перестать двигаться в любой момент.
— Не поскользнись, чудик, — послышался за спиной знакомый голос, когда нога неосторожно ступила на сколький лёд, затаившийся под слоем снега.
У Леви же сил не хватило даже на то, чтобы ляпнуть что-нибудь саркастичное. Вместо этого он направился к ближайшей лавочке, а «знакомый незнакомец» направился за ним. Так они и решили скоротать не шевелившееся время.
— Дай угадаю, ты тоже нихрена не понимаешь? — начал с сути Аккерман, откидываясь на промёрзшую деревянную спинку.
Мужчина кивнул.
— Я пытался несколько раз…
— Оказаться на работе, — безэмоционально закончил предложение Леви.
— Но каждый раз вновь оказывался…
— На холодной улице с охреневшим выражением лица.
— Ты мне дашь вставить хоть слово? — незнакомец закатил глаза, недовольно косясь на фигуру пониже. И как можно быть
настолько неприятным в общении человеком?
— Нет. То, что ты говоришь, я пережил. Ничего нового.
Они замолчали. По округе разносился детский плач. Видимо, кто-то из шаловливых детишек всё-таки стукнулся лбом об лёд; или в глаз замёрзшим снежком прилетело. Мужичок, неподалёку оглашающий по всей площади о ярмарке с безделушками пропал; музыка играла совсем тихо и вовсе не так романтично, как принято думать в столь необыкновенное время года. Рождественская атмосфера сходила на нет, но секунды так и не продолжали свой отчёт.
— У тебя есть идеи, что делать дальше? Мысли, догадки?
Леви не покосился на мужчину, однако с неприкрытым скептицизмом наблюдал за происходящим перед глазами: люди ходили с места на место, но совсем не обращали на них внимание. Будто их двоих вовсе не существовало.
— Ни планов, ни намёток, ни стратегий. Вообще ничего.
Ледяной ветер обжигал щёки до цвета спелого яблока, мышцы по всему телу сводило нервными судорогами, словно в особенно чувствительные участки втыкались маленькие иголки. Подавлять желание пойти домой и запереться на ближайшие дни, а то и недели в квартире становилось всё труднее.
— Эрвин, — краем глаза Аккерман заметил протянутую к нему ладонь, укрывшуюся в перчатке. — Эрвин Смит.
Изначально Леви не собирался отвечать на предложение рукопожатия, несмотря на то, что это было бы «невежливо». Позволение кому попало прикасаться к столь уязвимому месту, — даже если в результате ничего не значащего взаимодействия, — положительных эмоций не вызывало. Как и желания блистать фальшивым дружелюбием.
Но, немного размыслив о сложившейся ситуации в целом, он вздохнул и всё-таки протянул руку. Они тонут в одной лодке, что значит налаживать контакты придётся в любом случае. Максимум до уровня «товарищи», не более.
— Леви. Леви Аккерман.
А время до сих пор близилось к восьми утра.
Так повторялось ещё несколько раз. Они сталкивались, расходились и в очередной раз сталкивались, когда пытались выйти за незримые границы мирка, куда умудрились попасть. Впадали в панику и брали себя в руки. Снова и снова. Озвучивали самые глупые идеи и предположения, на полном серьёзе говоря «стоит попробовать прыгнуть под машину» или «может, это карма? Нужно исповедаться, так что рассказывай о своих косяках», но быстро от них отказывались.
Время то двигалось, то вновь замирало, а отчего зависело его состояние они так и не смогли определиться. Обоим начинало казаться, что они застряли в этой петле навечно.
Запах горячего шоколада и имбирного печенья, перезвон колокольчиков и переливающиеся на свету зелёные хвойные веточки — праздничная атмосфера, — такая же неуравновешенная, как и циферблаты, — не придавала спокойствия, а вызывала нарастающую головную боль: радостные крики детей выводили из себя, нескончаемый поток людей стирал глаза в порошок; музыка, что временами то упивалась собственным молчанием, то вновь набирала обороты, уже играла под черепной коробкой.
Это походило и на пытку, и на наказание.
Попытки шли одна за другой. Они пробовали вернуться в привычное русло, в привычное время. Пробовали, пока окончательно не убедились, что всякие усилия выбраться из неудачной шутки Времени — бесполезны.
И тогда они начали разговаривать, а не скалить друг на друга зубы. Постепенно. Вынуждено, из-за обстоятельств и без ярого желания, но стали. Первоначально Аккерман огрызался и кусался, пускай и не так рьяно, как в начале их отношений, но показывая, что никакие они не товарищи и тем более не хорошие знакомые; Смит на общении не то что бы настаивал, но разговорить всё равно пытался.
В конце концов, каждый для себя принял тот факт, что собеседников получше они вряд ли найдут, а после этого осознания начались смысловые и пустяковые разговоры. Они были короткие, быстро заканчивались и своей краткостью походили на дежурные беседы, где каждый участник диалога старается как можно скорее освободиться от подобного мучения. Однако в каждом разговоре, в каждом произнесённом слове зарождалась теплота.
Теплота ранее ими невиданная, но ощутимая.
— Вот скажи, ты любишь снег? — задал вопрос Эрвин, когда заметил, как женщина очищала маленькие ели от плотного белого покрывала.
— Только в том случае, если он комом падает кому-нибудь на голову, — уголки его губ дёрнулись в намёке на улыбку.
— Тебе не кажется, что это как-то жестоко? — Смит даже усмехнулся. Елейно, без едкости.
— Зато правдиво.
Теплота сердечная, та, что не доступна сердцу малочувствующему.
— Тебе случайно не холодно? Трясёшься, как заячий хвост, — сказал Эрвин, когда заметил, как левая нога знакомого ритмично потряхивалась на протяжение несколько минут подряд.
— Это нервное. И если ещё раз скажешь нечто подобное, то я толкну тебя в сугроб, это понятно? Понятно. Превосходно.
Да, чаще всего именно Эрвин был зачинщиком перекидывания парочкой фраз, но это не составляло ему труда, а Леви никак не пытался остановить или вынудить замолчать. Их обоих устраивало. Они оба не видели, но чувствовали эту таинственную теплоту.
— Почему тебе не нравится праздновать Рождество? Неужели выходные ничем не радуют?
— Я ненавижу одиночество, которое испытываю в эти дни.
Время шло, они проводили его рядом друг с другом и в комфортной атмосфере, спрашивали обо всём подряд: о катании на коньках и санях, о чае и кофе, о весёлом и грустном, о личной жизни и возможных причинах её отсутствия. Время шло, и шло почти буквально: стрелки очнулись от долгого сна, свет сменялся темнотой.
Заснеженная дорожка привела их к ярмарке, где от изобилия деревянных ангелочков, сахарной клюквы и леденцов ломились прилавки, а аромат корицы и карамели кружил головы посетителям так же, как множество баночек самого разного и самого сладкого мёда.
Казалось, что сама Судьба увела их к месту скопления праздничного настроения. Привела, как маленьких мальчиков, затерявшихся не только среди толпы, но и среди голосов сложной жизни. Ведь никто из мужчин не пропитался запахом цитрусовых фруктов, не заработал красных щёк от неизмеримого количества съеденных шоколадных конфет, не обзавёлся парой тройкой новых ёлочных игрушек и гирлянд для грядущего праздника. Словно они и не собирались отмечать приход Рождества.
Судьба не была готова мириться с такими несусветными упущениями, потому и взяла всякое дело в свои хитрые нежные руки, добавив к погоде небольшой снегопад. Так скажем, для раскрытия потаённых секретов.
— Как ты смотришь на прогулку между рядами? — рискнул предложить Смит. Всё-таки недавно полученная информация о нелюбви к зимним праздникам сохранилась в памяти и горела ярким, как костюм Санта-Клауса, красным светом. — Я слышал, что неподалёку варят отличный глинтвейн из белого вина.
— Раз нам деваться некуда, выбраться из временной петли не можем… Почему бы и нет? Веди меня к этой брехне, — Леви хотел, чтобы брошенная им фраза прозвучала как можно более нейтрально, равнодушно, но пришлось отвести взгляд, способный выдать истинные эмоции — волнение и трепет, от каких кончики пальцев мягко покалывало.
Magic moments,
When two hearts are carin',
Magic moments,
Memories we've been sharin'
Эрвин вёл его к небольшой кофейне неторопливо, останавливался у каждого киоска и с детской радостью, мальчишечьим блеском в глазах рассматривал расписные работы; картины, посвящённые зимнему саду.
I'll never forget the moment we kissed,
The night of the hayride,
The way that we hugged to try to keep warm,
While takin' a sleigh ride.
Особенно внимание зацепила пожилая женщина, торговавшая вязаными собственными руками вещами. По-своему притягательные и уютные свитера с оленями, белые-белые, как выпавший снег, варежки и перчатки, а чего стоили шарфы с замудренным орнаментом! Смита было не оттащить от бабушки, пытавшейся продать своей товар, да подороже.
Magic moments,
Memories we've been sharin',
Magic moments,
When two hearts are carin'…
Как странно. Аккерман смотрел на взрослого мужчину, сохранившего детскую игривость, и не испытывал раздражения, желания одёрнуть и попросить вести себя прилично, как взрослый человек. Нет. Леви, конечно, был удивлён, но очарован не меньше. Он ступил ближе, чтобы не упустить ни одной эмоции на лице Эрвина, жадно ловил каждое сказанное слово. И пытался понять, пытался ответить на собственные же вопросы.
Time can't erase the memory of,
These magic, moments
Filled with love!
— Ты не хочешь со мной потанцевать? — засмотревшись, низкорослый мужчина не осознал, в какой момент предложение соскользнуло с его губ. Неужели влияние праздничного настроения так подействовало?
The telephone call that tied up the line,
For hours and hours,
The Saturday dance, I got up the nerve,
To send you some flowers.
Эрвин согласился практически сразу же, поймав своей огромной рукой маленькую ладошку. Улыбка с его лица не сползала. И как этот блондин мог показаться грубым и нахальным? Да и когда мнение о нём успело так скоро перемениться, почему в душе поселилась нежность от одного взгляда на этого мужчину?
Magic moments,
Memories we've been sharin',
Magic moments,
When two hearts are carin'…
Они соединились в танце на главной площади, где под неторопливую, плавную мелодию вальсировало несколько супружеских пар. Только в это утро произошла неожиданная, хаотичная встреча, наполненная взаимным презрением, а теперь они не имели возможности оторвать друг от друга восхищённых взглядов, перестать рассматривать лица друг друга так, как делают это влюблённые. Глубоко и искренне влюблённые люди.
Time can't erase the memory of,
These magic, moments,
Filled with love!
— У тебя холодные руки, — шёпотом подметил Эрвин, чуть сжимая одну из ладошек в руке, чтобы спрятать её от напасти кружащих вокруг снежинок.
— А твои как печка, — вторая ладонь скользнула по плечу прямо под воротник чужого пальто — так было гораздо теплее.
The way that we cheered,
Whenever our team,
Was scoring a touchdown!
— Тогда позволь мне сделать кое-что, — в небесном взгляде мелькнуло смущение и лёгкая нерешительность. Эти чувства всё равно не послужили препятствием перед задуманным. Эрвин достал из кармана перчатки и заботливо надел их на замёрзшие руки Леви.
— Спасибо, — проговорил одними губами тот, но был уверен, что Смит его услышал.
The time that the floor,
Fell out of my car,
When I put the clutch down!
Они не спешили отдаляться, не стремились сказать «стоп». Они наслаждались моментом, пускай не до конца были уверены в том, какие между ними отношения. Товарищеские, дружеские, романтичные, основанные на привязанности или отношений вовсе не было, а то, что происходило — последствия длительного стресса и прочей путаницы.
The penny arcade,
The games that we played,
The fun and the prizes!
The Halloween hop,
When everyone came,
In funny disguises.
Но это было и неважно. Неважно, потому что Леви ютился на мягком пальто, приложившись к нему холодной щекой, а Эрвин неторопливо перебирал тёмные волосы, наматывая их на пальцы. Никто не думал, должно ли было всё быть именно так, но им было хорошо. И это единственное, что имело значение.
Magic moments,
Filled with love!
Колокольчик над дверью кофейни сообщил о новых клиентах — Эрвин пропустил Леви вперёд, следуя чётко за ним. Но одно жалкое, ничтожное мгновенье всё испортило: вместо аромата кофейных зёрен, свежей выпечки и приветливого баристы, перед Аккерманом оказался хол здания, где располагается рабочий офис.
Он повернул голову в сторону Смита, чтобы обменяться парой слов непонимания, но было пусто. Рядом с Леви не было Эрвина. Были только пустые коридоры и мокрые следы ботинок на полу.
Где же он? Где тот, кто за один вечер в корень изменил сознание, чувства и сердце? Где тот, кто весь вечер согревал своей улыбкой? Где он?
Первородный, животный страх, паника окутали в тяжёлое одеяло и забросали сверху тяжеленными подушками, в которых вместо перьер были куски железа. Душно, жарко, боязно. Куда идти и где искать? Рука потянулась к телефону, будто тот хранил необходимый номер, доказательства
его существования.
Леви сорвался с места, сломя голову пронёсся мимо охраны к улице, где он впервые столкнулся с Эрвином, где они впервые встретились, впервые узнали друг друга.
Прошу, только будь там! Прошу, не уходи, не убегай, не исчезай! Твои перчатки на моих руках, они все ещё со мной, все ещё хранят твоё тепло. Ты же не сон, верно? Ты реален, реален, реален.
Дороги покрытые снегом, пелена перед глазами, сигналящие вслед автомобили, чуть было не переехавшие его, поскольку Леви совершенно не думал о правилах дорожного движения. Нужно найти
его, некогда думать о таких мелочах. Дети, ярмарка, автобусная остановка, тот самый переулок и… Ничего. Пустота.
Нет. Этого не может быть.
Но действительность доносила смысл предельно ясно — никого в переулке не было.
Аккерман с усилием один за другим сжал пальцы в кулак, подавляя дрожь. То ли страха, то ли ярости. То ли касаемо того, что в голове сюжеты похлеще, чем у душевнобольных, то ли касаемо того, что ни встреча, ни романтичность, ни душевные разговоры, ни сам человек не были реальны.
Леви принялся ждать. Он был готов простоять на холоде сколько угодно, чтобы получить в качестве ответа хоть что-нибудь, но лишь бы не неведение. И он словам не изменял: десять минут, пятнадцать, двадцать и так далее до сорока. Но ничего не происходило. Аккерман блуждал кругами, несколько раз проходил один и тот же маршрут, надеясь, что вот сейчас столкнётся с Эрвином, но этого не происходило. Не происходило ровным счётом ничего.
Проходя мимо остановки который раз, на душе стало настолько тоскливо, что Леви принял решение идти обратно на работу и больше не вспоминать о странных, но таких прекрасных мгновениях.
Заворачивая за угол, он чуть было не повалился на землю, но чужие руки вовремя придержали его. Аккерман почувствовал знакомый парфюм, но
боялся поднимать голову,
боялся добить ту крупицу надежды, которая всё никак не отмирала.
Ему ничего не пришлось делать, только чувствовать на щеках обжигающие ладони и сухие от мороза губы на лбу… Поцелуй целомудренный, невинный, но такой желанный и долгожданный. Леви поднял глаза. Крупица надежды засияла ярче любой звезды, ведь пряталась в глубинах души не напрасно.
— Я хочу провести это Рождество вместе с тобой, — трепетный шёпот растаял в ещё одном прикосновение осмелевших губ.
Время показывало девять утра.
