И вино, и сталь

      Ронёжек рассматривает ее внимательно – эту стеклянную грань, тугую подвижную рябь. Луна отражается в море, будто сама Леди Танца прошла и оставила за собою дорожку следов – серебристых следов легких и ловких стоп.       Темная Дева милосердна, и Темная Дева весела. Темная Дева спускается со своих бархатных черных небес, подколотых азмазными булавками; нагая, тонкая как тетива, спускается ниже, в пещеры, в самую глубь Подземья, чтобы там осветить путь одному из своих братьев, одной из своих сестер. Ее пальцы касаются узелков – и те лопаются, звеня. Бегите, паучки. Прячьтесь. Да не настигнет вас гнев Паучьей Королевы.       Ронёжек касается воды, странно-теплой, еще не остывшей после жаркого дня. Он привык к ледяной, неподвижной стыни подземных озер, в которых каменистое дно кажется ближе, чем есть в самом деле. Он привык к снежным рекам, когда-то выевшим себе пути в толще гор, а теперь питающим гномские города.       Море совсем другое. Оно лижет Ронёжеку руки как пес или ящерица, тянет его вперед, назад, подбивает колени, вынимает песок из-под стоп. Ронёжек зарывается в песок пальцами.       Темная Дева добра, и Темная Дева радостна.       Ронёжек смотрит, как вдалеке, где угасло уже закатное зарево, море касается неба.       Может ли Темная Дева, его Госпожа, Леди Танца, спуститься под черную толщу вод? Он слышал, там, в глубине, зеленые искры сияют почти как звезды. Касается ли ее ласковый свет крыш затопленных городов?..       Бывает ли Господин Истишиа милосерден, бывает ли весел? Бывает ли добр, радостен? Ронёжек видел, как пляшет солнце на гребнях волн, танцуют кружева пены; но, может быть, это лишь ветер и свет играют с волнами. Может быть, воля его подобна стеклу подземных озер...       Волна разбивается о колени Ронёжека. Тянет вперед, назад.       Где-то в Подземье вода ест камень.       Ронёжек склоняется перед ним – так, что почти окунает лицо – и его волосы падают в море, и море пытается унести их с собой.