Гитара больше не плакала

„–Дилюк очень красивый”,–думает Кэйа и снова смотрит дольше положенного. Снова засиживается допоздна и корит себя за это. Зачем смотреть так и не видеть ответного взгляда? Больно. А что поделать? Приползти на коленях и умолять впустить на винокурню? Это слишком. Поговорить? Ох... Ещё Кэйа любит петь. Слова как-то сами складываются в строки и вот, он сидит на Утёсе Звёздолова и тихо напевает песенку себе под нос. Потом он обязательно запишет всё, что придумал. Не пропадать же искусству? Некоторые он даже отдавал Венти, чтобы тот распевал их на площади, а людям нравилось. Чудесная мелодия лиры и складные слова, что ещё нужно для спокойствия души? Как-то ему приходит посылка. Вот так, неожиданно. Не написано даже от кого, лишь подпись : „Капитану Кавалерии Ордо Фавониус Кэйе Альбериху. Мондштадт.”. Будем наивно надеяться, что там не ветряная оспа или чего похуже. Идея о том, чтобы лежать недели две (может и месяц) в кровати, при этом подрываться ночью от жуткого зуда по всему телу, чесать, а потом лежать, от усталости плача минут двадцать, не воображала ничего хорошего. А потом встать в пять утра, потому что чесотка вновь началась и смотреть в окно, где солнце только начало подниматься, образуя розово-желтые разводы на небе. В то время как в воздухе будет витать лёгкий туман, и чувствоваться свежий воздух, после ночного дождя. Он пережил это в двенадцать. Было очень не очень. Об этом Кэйа и думал, пока сидел в небольшом корпусе штаба, отведённом для комнат рыцарей. Мысленно перекрестившись, он всё-таки открыл коробку. Святые Архонты. Гитара. Как у Синь Янь. Или как там еë зовут? Про неë рассказывал путешественник, возвращаясь на праздник в Мондштадт. Тейват Тейватом, а город свободы – дом, куда хочется всё время приходить и видеть, что кто-то тебя ждал, кому-то ты нужен. Нужен ли кому-то Кэйа? Черт его знает. По братцу не особо было видно, что тот пытает к нему тёплые чувства. Достав подарок, Альберих пару раз дёрнул струны. Необычно звучит. Он взял гитару, и вышел из штаба, решил поиграть где-нибудь. Тихонечко. Ну как. Это Кэйа так думает. Ноги сами вели к винокурне и чуть-чуть не дойдя, остановившись перед виноградниками, посмотрел на небе. Мерцали яркие звезды, тишина, и слова полились сами. Перезаряжай, выстрели в спину За то, что я любил тебя лишь наполовину Сожги меня, пока я сплю в пустой квартире Когда в твоих глазах огонь, ты настолько красив Мне мало твоих пощечин, спускайся на метр вниз Все раны на твоей шее – оставленный мной эскиз Среди всех красок города ты выбрал чёрный цвет Сказал, что я солнце, но я мёртвый рассвет Когда он закончил, вновь посмотрел на небо. Кэйа даже не мог отдышаться, настолько он отдался музыке и чувствам. –Красиво. –Что? –обернувшись, капитан увидел в окне Дилюка, смотревшего прямо на него. И сколько он там стоял? –Ты красиво поёшь. –Я рад, что смог очаровать мастера Дилюка своим пением, это честь для меня. Как жаль, но мне пора, слишком поздно. До встречи, мастер Дилюк! –Рагнвиндр лишь фыркнул на это и отошëл от окна, мельком взглянув на удаляющегося Альбериха. Когда Кэйа вернулся в комнату, захлопнул дверь и осел. Что. Это. Черт возьми. Было. Как он не заметил его? Разве можно так оплошать, ещё и перед ним... Как вообще теперь смотреть Дилюку в глаза? Прийдётся теперь ходить в „Кошкин хвост”, подбешивать Диону, но не стыдиться перед братишкой. Следующим днём, капитан, после службы, действительно зашел в таверну Маргариты. Диона конечно как всегда что-то бормотала про пьяниц, но Кэйа и не обращал внимания. Он с небольшого расстояния наблюдал игру двух путешественников в карты, а потом лишь положил карту на свой стол и молча вышел. Потом еë используют Сахароза и Итэр в игре. А случайно зашедший Дилюк увидит еë, и как жаль, кошечка не запомнит, кто оставил карту, зато детали образа человека вспомнит. Ха, ходи и оборачивайся, Рагнвиндр.

***

Странно, Альберих не появляется в таверне который день. Неужели отстал? Или может случилось что-то? Надо будет спросить, мало ли чего. Зная этого клоуна, он мог уже умереть где-нибудь в канаве. Когда на заведение опустилась тишина, а Дилюк навёл небольшой порядок, он вышел на улицу и решил пройтись до Утёса Звёздолова. Какого было его удивление, когда винодел увидел самого Кэйю, с гитарой в руках и что-то поющего, с таким отчаянием : Тахикардия под дождём, ну и пусть Я знаю точно, что убью твою грусть Держись, я с тобой через эти года Я такой, как ты, вместе навсегда Поговорим со мной пожалуйста Я вообще не могу пошевелиться Они всё вокруг меня Мне плохо, я ничего вижу Я отправлюсь в дальний путь и забуду сигареты на балконе Я вернусь и посмотрю в зеркало на пороге Чтобы демоны, демоны, демоны меня не одолели Демоны, демоны, демоны меня не одолели Сердце сжимается, когда он слышит это. А потом Альберих плачет. Просто сидит и плачет. –Кэйа? –он вздрагивает и оборачивается. –Лю... Дилюк? Ты чего тут? –Кэй, ты в порядке? Ты сам не свой последние дни. В таверну вообще ходить перестал. –Волнуетесь, мастер Дилюк? Вы разорились из-за того, что я не покупаю у вас вино? –опять мерзкие ухмылки, как будто всё хорошо, нет, это не он сейчас плакал и душераздирающе пел. –Заткнись. –Что? –его обняли крепко-крепко. Слезы снова подступили к глазам. –Люк, –получалось плохо, голос дрожал, –Я люблю тебя. –Я рад, –а Кэйа знал, что это значит : „Я тебя тоже”. Рагнвиндр всегда говорил прямо и ему не в падлу сказать : „Я люблю тебя и буду защищать”, просто... Ну не смог он сейчас. Слабость. Они сели друг напротив друга, а Кэйа положив руки на щеки возлюбленного, тихо напел : Как небо теряет цвет Мне больно на это смотреть Но я буду с тобой дышать До конца