Shattered.

Очередной порыв шквалистого ледяного ветра бритвой рассекает тонкую кожу на шее парня. Забирается под одежду, пронизывая каждый сантиметр тела. Выбивает кислород из лёгких удушливыми тисками. Первые тяжелые капли падают с неба, пощечинами ударяя по лицу. Ливень за считанные секунды набирает силу, стеной накрывая всё видимое пространство вокруг. В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Такая погода по обыкновению сопровождает конец ноября. И Кан Ёсана, переставшего чувствовать что-либо уже как полгода. Когда любой на его месте поспешил бы спрятаться от проливного дождя, ускорить шаг и добежать до ближайшего укрытия, парень лишь неспешно волочится, заставляя себя изредка смотреть под ноги. Если честно, даже это дается с трудом, да и бессмысленным кажется — всё равно плевать. Как и на холод, пробирающий судорогой конечности. Окоченевшими пальцами одной руки набирает код двери, пока в другой сжимает бутылку виски. Эта ночь, как и череда предыдущих, не пожалела Ёсана, щедро одаривая очередной порцией кошмаров. Покой ему даже не снится, потому что закрывать глаза ровняется медленному, но верному погружению в пучину собственных разрывающих на мелкие кусочки воспоминаний. С каждым днем таблетки, прописанные врачом, действовали всё слабее, не перекрывая тремор, не помогая забыться. Мысль помочь себе горячительным напитком пришла сама собой, безотчетно. В темноте квартиры ориентируется только на ощупь. Включить свет — разогнать всех призраков своего разума и остаться наедине с пустотой. Вновь. Кан Ёсану нужна компания хотя бы на эту длящуюся уже слишком долго ночь, ему нужен собутыльник. А освещения достаточно и от всегда включенного небольшого ночника в виде сияющей пятиконечной звезды. Её ночника. «Только не выключай, ладно? Мне страшно без него» «Я буду рядом» По лицу с мокрых волос продолжает струиться дождевая вода. Мелкая дрожь все ещё сотрясает тело, медленно оседающее на пол. В зеркале напротив Ёсан видит свое исхудавшее осунувшееся отражение. И две безжизненные бездны вместо глаз. Он не помнил, чтобы когда-нибудь залпом пил это мерзкое пойло прямо с горла, но стакан ему и не нужен. Его компании и подавно. Горло жжёт — единственно новое ощущение, парень хочет запомнить его сильно. Ещё один жадный глоток. Если бы внутренняя глухота отступила хотя бы на йоту, идея пить на голодный желудок не показалось бы такой хорошей. Но Ёсану снова плевать, игнорировать надоедливые сигналы организма давно вошло в привычку. Он просто хотел уснуть как раньше. Как раньше легко, отбросив все тяготы дня. Как раньше видеть сумбурные, но яркие и беззаботные сны. Как раньше обнимая любимого человека рядом, даря всё своё тепло, утыкаясь носом в затылок, чувствуя родной аромат шелковистых волос. «Спокойной ночи, Ёсан-и» Хоть бы просто уснуть, пусть без сновидений, но суметь закрыть глаза без всполохов эпизодов из прошлого. И каждого из них, глубоко по венам, до самого искалеченного сердца, душащего. Больше не части его жизни. Отражение напротив дышит рвано, содрогаясь всем силуэтом. Ёсан чувствует, как горячие солёные дорожки вымещают дождевую влагу. Щёки пылают то ли от стремительно пустеющей бутылки, то ли от подступивших к горлу слёз. Он просто хотел заснуть, но не вновь погружаться внутрь лабиринтов своей заблудившейся в череде монотонных дней души. Не в закрома боли, которую обуздать стоило титанических сил, тренировок безразличия и холодности, примерки новых удобных для всех масок безмятежности. Закрываться от всего мира оказалось куда более тяжелой задачей, чем мог себе представить Кан Ёсан. Где-то в груди щемит, да так отчаянно, что сохраняемое с трудом равновесие крошится в пыль. Из груди вырывается хриплый стон. Силуэт в отражении безвольной куклой валится, прикладываясь к холодному полу немеющим от алкоголя лбом. «Ты ведь простудишься, Ёсан-и» Сдерживать всхлипы не получается, да и, откровенно говоря, не хочется. Вдруг станет легче. Может именно сейчас. Если представить, что попыток не было, что все эти слёзы не глушились бесконечные полгода. Но затуманенный взгляд снова цепляется за алый браслет на запястье, который она когда-то сама заботливо надела, как символ. «Мы связаны судьбой, словно красной нитью, я чувствую» «Навсегда» Ёсану кажется, будто он совершает фатальную ошибку прямо сейчас, отступая на шаг назад, выпуская наружу глубоко внутри бушующий шторм, разрушая непоколебимый фасад собственноручно и с особым садизмом. Шрапнелью каждой новой волны пробивая последний фронт защиты. Поднимая белый флаг, сдаётся на растерзание своим демонам, кровожадно разрывающим душу, растаскивая последние её кусочки. «Ёсан-и, я люблю тебя» Силуэт в отражении отпускает последние попытки контролировать себя. Резкий рывок даётся Ёсану слишком легко, не заставляя долго ждать последствий поспешного решения. Головокружение путает сознание, подкашивая ноги, отказывающиеся держать их обладателя. Парень подхватывает бутылку с остатками янтарной жидкости так бесчеловечно обманувшей его ожидания сегодняшней ночью. Ярость накрывает секундным помешательством, вырывается из лёгких криком, животным рёвом. Слепит, не позволяя запечатлеть в памяти момент, как рука с треклятой бутылкой бешено дергается в направлении зеркала напротив. И как оглушающий звон осколков разбивается о затуманенный разум. А вслед за ними и силуэт, которому уже негде больше отражаться. Воспаленный разум видит в осколках зеркала миллионы частиц разбитой полгода назад жизни. В автокатастрофе, которая не должна была случится, не выбери он тот самый маршрут. И ведь лежать на битом стекле оказывается самым приятным, что доводилось делать Ёсану за последние полгода. Если бы он знал, что именно это нужно будет ему, чтобы заполнить зияющую черную дыру в груди, уже бы давно раздробил все бьющиеся предметы в квартире. Если бы знал, что ему всего-то нужно вернуться в их последний миг, чтобы суметь выдохнуть как будто впервые. И вновь забыть как это делать. — Вернись ко мне, прошу, — жалобный скулеж, как последняя капля в переполненном полыхающем океане агонии.