Седина в бороду

Господин Наркисс, поджав губы, придирчиво разглядывал свое отражение в зеркале. Стареть красавцу было страшно и противно, однако пятьдесят пять лет не желали превращаться в тридцать пять даже после массы уходовых процедур. Конечно, черты лица все еще хранили остатки былой прелести, но... Кудри, кольцами ниспадающие на плечи, начали окрашиваться сединой, неумолимо увядающее лицо из-за худобы выглядело мрачным и каким-то монашеским, что ли. Но более всего бесили аристократа морщинки вокруг глаз, от которых уже не спасал ни массаж, ни мази – проклятая близорукость! Взбесившись, Наркисс отвернул зеркало к стене и позвонил служанке. Явилась комнатная девка – нахальная, проворная и миловидная. — Чего изволите? Наркисс принял расслабленную позу в кресле и, накручивая на костлявый палец кучерявый локон, поинтересовался: — Скажи, а ты бы... пошла за меня замуж? Служанка фыркнула. — С вашими-то деньгами и положением?! Ни я, ни любая другая девушка артачиться бы не стала! — А если бы без денег и положения? – уточнил Наркисс – Просто... По сердечному влечению? Горничная впервые оценивающе поглядела на господина. — Нет. – заявила после минутного раздумья. — Почему же? – приподнял брови мужчина. — Не в обиду вам, господин, но скажу как есть. Уж больно вы тощий. Да и в годах... А чего вдруг интересоваться вздумали? И впрямь в брак, что ль, вступить решили? Наркисс болезненно поморщился. — Все, иди, иди... Девка, быстро поклонившись, ретировалась. Наркисс сидел еще какое-то время, переваривая услышанное, после чего встал и направился к секретеру. Оттуда он извлек совсем новенькую, не успевшую побелеть от пыли бархатную коробочку, и решительно направился в противоположное крыло дома. Наркисс был женат трижды. В первый раз это был союз красоты и молодости, счастье, внезапно оборвавшееся через два года, когда маленькая графиня скончалась в родах, оставив Наркиссу сына. Во второй – союз чисто бытовой: в светской жизни, как оказалось, трудно было обойтись без хозяйки дома, и следующая жена справлялась с миссией вполне неплохо, да вот беда – заболела скоротечной чахоткой и умерла. В третий раз некое чувство, похожее на волнение давно схлынувших страстей, заставило Наркисса пойти под венец с девушкой почти вдвое моложе него. Та успела родить девочку, а вскоре как-то нечаянно сгорела с любовником в его же особняке. Больше Наркисс не женился. Сын проживал с семьей в соседнем городе. Младшая дочь же, Лиличка, пока не успела выскочить замуж и невинной прелестью шестнадцатилетия скрашивала одиночество отца. К ней-то в покои он сейчас и направлялся с очередным подарком. Лилия – стройная, воздушная девушка, такая хорошенькая в пене белых кружев платья – радостно распахнула дверь, стоило только Наркиссу обозначить себя. — Ах, папенька, наконец вы меня посетили! А то лишь за ужином и видимся... – она обвила тонкими ручками его шею, встав на цыпочки. Пара прядей каштановых с золотом волос выбилось из ее прически, глаза сияли. Отец осторожно приобнял ее за талию. — Простите, дорогая, я после всех этих передряг с покушением на его величество чувствую себя таким разбитым... Однако, думаю, с нынешнего воскресения нам нужно возобновить прекрасную традицию вечерней игры на фортепиано. Девочка выпустила его и восторженно захлопала в ладоши. Наркисс волей-неволей убрал руки с ее талии. — Я принес вам подарок, дочь моя. Лиличка поспешно выхватила у него из рук коробочку. Миг – и она уже примеряет у зеркала новые сережки. — Мне удалось вас порадовать? – отражение графа, еще, кажется, более постаревшее в сравнении с юной дочерью, появилось за спиной раскрасневшейся красавицы. — Да, папенька, они бесподобны! – Лилия звонко чмокнула его в щеку. – Но скажите, какой же повод? Наркисс улыбнулся. — Просто захотел видеть вас счастливой. Лилия смущенно отвела глаза. Губки изогнула улыбка. От возбуждения радости девочка дышала часто и глубоко, и Наркисс в который раз невольно залюбовался очертаниями ее небольшой, но притягательной груди. Доселе смутное желание припасть губами к нежной белой шейке стало небывало сильным. Как хороша! Ее мать-покойница, кажется, не была столь прекрасна. Наркисс обнял Лилию, ощутил, как податливое, миниатюрное, трепещущее тело доверчиво прижалось к нему... и понял, что его сознание заместил какой-то дьявол. Властно приподняв подбородок дочери, он поцеловал ее – в губы, совершенно не по-отцовски. Та уперлась графу в плечи, попыталась крикнуть, однако было поздно: многоопытные руки Наркисса спешно расшнуровывали ее карсет. Еще узелок, булавочка, несколько застежек – и ткань пала, осталась лишь тонкая материя белья. Укусив губу, прикрывшись руками, девушка испуганно и пристыженно молчала, впервые оказавшись перед мужчиной полуголой. — Папочка, вы... — Тс-с... – граф приложил свой палец к губам дочки, и та умолкла, судорожно глотая воздух. Наркисс уже повалил Лилию на диванчик, когда ему в голову пришла непонятная по причине своей идея – он извлек носовой платок и завязал ей глаза. После этой манипуляции он снял с себя панталоны, избавил девочку от последнего тряпья и начал – надо отдать должное, предельно аккуратно. Лиля тяжело дышала, но не кричала и попыток вырваться не предпринимала. Несмотря на это, Наркисс все же властно прижал ее к дивану. Тихий, сдавленный стон – и атлас обивки испортили кровоподтеки. Отец задвигался. Удовольствие поглощало графа, и если даже он и думал о том, что девочка в любой момент может закричать, что кто-то может случайно войти, что, в конце концов, ему придется потом как-то смотреть в глаза дочери, то мысли эти проскальзывали невесомо и несерьезно, нисколько не беспокоя сознание. Впервые за несколько лет Наркисс снова почувствовал себя настоящим мужчиной. Мог ли он подумать после того, как год назад "не смог" с продажными актрисками, о настоящей близости, крепком стояке, о трепещущем под ним женском теле?! Он кончил – слишком неожиданно, чтоб успеть сообразить выйти. Лилия сдержанно стонала, поджимая губки, от боли и неполной удовлетворенности. Наркисс ласково погладил ее бедра, развел их и припал к розовенькой складочке кожи. Очевидно совсем недавно начавшие рости волоски не кололи. Граф умело работал языком и быстро довел девочку: она сдавленно вскрикнула и излилась на несчастный диван. ... За ужином Лиличкина гувернантка заметила, что ее подопечная сегодня особо румяна и весела.