I hate myself and want to die

Ледяной ветер ударил ему в лицо как только он появился и тут же полностью прочистил мозги. Рон огляделся вокруг: он стоял посреди глухого леса, но где-то вдалеке шумели разбивающиеся о скалы прибрежные волны. — Где я, черт возьми? — спросил он вслух. И тут же его сердце замерло. Он осмотрелся вокруг. — Нет, нет, нет, нет, нет, нет, НЕТ! Рон в панике озирался по сторонам, но наталкивался лишь на вековые деревья, которые зловеще нависали над ним, мрака и жути нагонял завывающий, пронизывающий ветер. — Нет, нет, нет, нет, нет… — он метался из стороны в сторону как загнаный зверь, осознавав свою ошибку. — Нет, нет, что я наделал, что я наделал… Рон схватился за голову, и тут же приложив ладони рупором ко рту во всю мощь своих лёгких заорал: — ГЕРМИОНА! ГАРРИ! — его голос эхом прокатился по лесу, отзываясь и разносясь ветром. — Господи, нет… Да что же… ГАРРИ, ГЕРМИОНА! — повторил он свой крик. Орать посреди леса, тем более ночью было глупо, но захлестнувшая Рона паника, вместе с осознанием того что он натворил вытеснили из его головы все остальное. Вернутся, вернутся к ним, сейчас же! Он должен вернуться во чтобы то ни стало! Однако поорав ещё где-то полчаса, сорвав к черту голос и заработав себе если не воспаление лёгких, то ангину уж точно, Рон уселся на валун и схватился за голову, не обращая внимания на першашую и раздирающую боль в горле. — Тупой, тупой ты кретин… — бормотал он себе под нос. — Идиот несчастный, долбоеб тупорылый, эгоистичный придурок, что ты натворил?! Тупой, тупой урод… Найти, найти их сейчас же! Однако боль в груди и горле становилась невыносимой, сердце щемило, слезы водопадом катились из его глаз, паника сменилась адским чувством вины и неопределённости, которое было страшней любой пытки. Погруженный в свои мысли, он не заметил как в лесу показалось несколько тёмных фигур. Не сговариваясь, они переглянулись, достали палочки, и тихо направились к нему, пока Рон содрагался в рыданиях. — Эй, мудила! Рон вскинул голову и наконец увидел их. Егеря. — Встать. — приказал егерь. — и чтоб без резких движений, петушара. Обыскать его. К Рону тут же подошла пара дуболомов, один заломил ему руки так что захрустели кости, а второй отобрал у него рюкзак и начал потрошить содержимое. Бугай надавил на плечи сильнее, боль прострелила оба предплечья, Рон издал сдавленный вскрик. И тут же один мерзкий, но спокойный голосочек где-то внутри него прошептал: «Ты это заслужил.» Рону оставалось лишь согласиться. Он заслужил боль, и не такую. — Ничего, одни трусы да носки. — егерь сплюнул и швырнул рюкзак на землю. — Кто такой? — требовательно спросил старшой. Рон не услышал этого вопроса. Боль не только была вполне заслуженной, но и прояснила сознание и к нему вернулся разум. — Я задал вопрос, пидрила! Бугай отвесил Рону конкретный подзатыльник. Сплюнув, он поднял голову и ответил: — Я с… Стэн Шанпайк. Егеря озадаченно переглянулись. — Дик, проверь это он? Его схватили за волосы и задрали голову вверх. Перекособоченное, мясистое и очень хреново пахнущее лицо егеря уставилось на Рон мелкими, тёмными глазками. — Ну? — Хер гну! — огрызнулся Дик. — Не знаю, вроде похож а вроде нет. Рыжий, но слишком длинный и прыщей маловато. Егеря принялись чесать затылки, и Рон решил воспользоваться моментом. Изловчившись, он сумел выдернуть левую руку из захвата, выхватил из кармана палочку и оглушил бугая. Главарь тут же потянулся за своей, но Рон успел отобрать палочку у другого, и не особо собравшись, трансгрессировал. Выкинуло его опять где-то у черта на куличиках, но теперь боль отзывалась не только в горле и груди, но и на руке. Рон поморщился и подняв руку увидел что его расщепило: мало того что ему оторвало ноготь, так ещё и рана от неудачного побега из министерства с медальном Слизерина открылась и рукав куртки тут же пропитался кровью. Сбросив одежду и разорвав рубашку, Рон зажмурился и наколдовав жгут, туго перетянул руку и обрывком ткани перевязался. Решив на крайняк попробовать, он наставил на рану палочку и произнёс заклинание которому ему научила Гермиона на случай как раз если рана разойдется, но ничем хорошим это не закончилось: всю руку охватила адская, жгучая боль, Рон стиснул зубы и выругался. — Сука! Блять, как же больно… Сука… И снова тот же самый голосок: «Ты получаешь то что заслужил. Эта боль справедлива» Кровь остановилась, он снова набросил куртку и наконец смог осмотреться. Опять в каком-то дремучем лесу. Не смотря на сорванную к чертям глотку Рон все же попробовал позвать друзей, а вдруг? — Гарри! Гермиона! Вы здесь?! Без толку. Рана снова открылась, кровь снова принялась сочиться, к тому же он изрядно продрог. Рон стал перебирать варианты: к друзьям путь отрезан, пути домой в Нору ему тоже нет, родители и братья с сестрой скорее сами его прибьют узнав что он натворил, а рана досаждала все сильней. В итоге выбора у него не осталось, и изо всех сил сконцентрировавшись и сосредоточившись, он представил маленький коттедж на морском берегу, и трансгрессировал. Билл Уизли сидел на кухне своего коттеджа и ждал пока жена закончит накрывать на стол. Флёр отлично справлялась с ролью домохозяйки, всячески отвергая его помощь когда он предлагал, заявляя что со всем справится сама. Однако сейчас его мысли сосредоточены отнюдь не на вкусном ужине, а о делах Ордена и все накалявшейся обстановке в Хогвартсе и постоянно лезшей на рожон Джинни. В дверь постучали. Билл тут же вскинул голову и бесшумно подошёл к двери, достав палочку и жестами велев Флёр также приготовиться к бою. Пожиратели Вряд-ли бы стали стучаться к ним в дом, но сейчас осторожность нужна была как никогда. — Кто это? — спросил Билл. — Это Рон. Билл впал в замешательство. Какого черта Рон тут делает и почему один, а ли всегда был с Гарри и Гермионой? — Кого ты боишься и почему? Молчание. — Я боюсь пауков, потому что в детстве Фред в отместку за сломанную игрушечную метлу превратил мою игрушку в огромного паука. Билл переглянулся с женой, Флёр ответила таким же как у него настороженным взглядом. Решившись, он открыл дверь и понял что перед ним действительно его брат. И что причина по которой он здесь очень скверная. Рон стоял на пороге, потрепанный и раненый, он продрог, а голос был хриплым и простуженым. — Прости что прервал вас. — виновато сказал он. — Но мне нужна… Нужна помощь. — Да, разумеется. — Билл кивнул. — Заходи. Рон сделал несколько неуверенных шагов, затем глаза его закатились, ноги подкосились и он чуть не рухнул на пол, но Билл успел подхватить его. На секунду его охватила вспышка паники, но схватив брата за руку он понял в чем дело. — Черт, ты что, ранен? — ответа не последовало. — Флёр, давай! Девушка приманила аптечку, Билл довёл Рона до гостиной и усадил на диван, снял куртку и вздрогнул от увиденного: вся рука Рона была в крови, из на левом предплечье был неумело наложен жгут и разбухшая тряпка, прикрывавшая неровные края раны от расщепа. Похоже она у него открылась. — Я должен… Я должен найти их, — пробормотал Рон. — найти их, срочно. Просто подлатайте меня и я уйду. Вернутся к ним… — Вернутся? Ты потерял литр крови, придурок. — Зло ответил Билл. Это было последним что услышал Рон, и затем он потерял сознание. Очнулся он когда уже расцвело. За окном где-то вдалеке шумел океан. Рон сел на кровати и потёр глаза. Рука уже не доставляла дискомфорта, а была очень умело заштопана, шрам правда был ещё свежим. Рон внимательно его рассмотрел. М-да уж, такие точно не затягиваются. Он оделся и вышел из комнаты. Билл и Флер сидели на кухне и завтракали, завидев Рона брат тут же встал. — Рон, ты как? — не утруждая себя приветствиями спросил он. — Нормально. Спасибо вам огромное. — Благодарно и максимально искренне ответил Рон. Повисла неловкая пауза. — Ладно, к черту приличия. — Сказал Билл. — Садись и рассказывай что у тебя стряслось. И Рон рассказал. Во всех деталях и красках, со всеми подробностями. Он не щадил себя, подбирая самые скверные и грязные слова для описания того насколько мерзко он поступил. — Билл, я не знаю что мне делать. — Сказал Рон. — Я ведь уже подвёл их однажды. А теперь получается и во второй раз, этого мне никто не простит. Я сам себе этого не прощу. Никогда не прощу. Билл переглянулся с Флер. Затем он тяжело вздохнул и положив брату руку на плечо заговорил: — Ладно, успокойся. У всех бывают неверные шаги, все оступаются. Ты виноват, но должен сейчас не казнить себя, а искать любые способы свою вину искупить. От того что ты будешь называть себя полным ублюдком ситуация не изменится и ты им не поможешь. Будем искать способ вернуть тебя к ним. Однако на словах это оказалось куда проще чем на деле. В итоге Рон от нечего делать приделал как дверной коробке перекладину и часами напролёт висел и подтягивался на ней, решив что хотя бы улучшит свою физическую форму. Нельзя сказать что он до этого был чахлым задохликом, но теперь он с помощью этих тренировок накачался так, что по сложению стал напоминать Брюса Ли. Он тренировался упорно и до последнего, сбивая к черту пальцы, обе ладони были в кровавых мазолях, но он продолжал упорно подтягиваться на этой перекладине, спрыгивая лишь тогда тогда боль в мышцах становилась по настоящему, действительно невыносимой, когда от неё хотелось кричать. Флер орала и ругалась на него, требуя чтобы он прекратил так насиловать свой организм, но Билл относился к этому более спокойно, ибо понимал: эта физическая боль лишь на йоту позволяет младшему брату заглушить ту, что была у него на душе. Однако даже Билл не догадывался насколько глубоко Рон погрузился в самоедство и депрессию. Каждую ночь он видел одни и те-же картины: разъяренное лицо Гарри и перепуганное Гермионы, и свои слова. Он находился в своём собственном теле, но им и его голосом будто управлял кто-то другой. «У ТЕБЯ НЕТ СЕМЬИ!» Он видел лицо Гермионы, которая во снах приходила к нему бледная, вся в ранах и кровоподтеках и задавала один единственный вопрос: — Почему ты ушёл, Рон? Почему ты бросил меня? И это было хуже всего. Он понял что ему надо как-то выговориться, но как и кому? Ни одному из людей он бы ни за что об этом не рассказал. Пока однажды не заметил во время ужина на холодильнике книгу Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. — Это не «Великий Гэтсби»? — Вроде бы небрежно спросил он. — Он самый. — Ответила Флер. — Мне очень нравится его слог. И сама эпоха этих американских 20х тоже в какой-то степени привлекательна. — Напомните сюжет. — Ты знаком с ней? — Удивлённо спросил Билл. — Так, читал как-то раз. — Промямлил Рон. — Гермиона советовала, на пятом курсе что-ли… Билл и Флер переглянулись. — Ну, в общем там главный герой который лечится от алкоголизма решает по совету врача написать свои воспоминания о знакомстве с Гэтсби, чтобы душу облегчить. — Сказал Билл. — Типа, бумага все стерпит. Бумага все стерпит. В тот же вечер Рон нещадно кромсал бедные пергаменты, изливая все что терзало его изнутри все это время. Озаглавено это было кривой надписью : Я НЕНАВИЖУ СЕБЯ И ХОЧУ УМЕРЕТЬ «Я всегда был лишь жалкой мразью, Раны мои глубоки сколь не маж их мазью Я никогда не помешаю вам всем Я никогда не помешаю вам всем… Боль, она живёт во мне, Она моя сущность, мой свет во мгле, Боль, она сидит внутри, Меня терзает как ножом изнутри. Я никогда не хотел кому-то зла, Я никогда не хотел кому-то проблем, Я был уверен что буду мужчиной, Но это оказалось совершенно не так. Я так долго долбил себе «Будь мужчиной!» Что сам потерялся где правда где ложь, Я так долго долбил себе «Будь мужчиной!» Взвалив на себя непосильную ношь.» Он думал о дружбе с Гарри, которую он предал. О Гермионе, с которой так хотел, но не мог быть вместе. Гермиона… «Воды утекло не счесть не узнать, Я так долго устал сам себе врать, Никогда мне не быть достойным тебя, Моя вдохновение, музы моя. Столько слов получилось, но они о чем, Мои стихи ужас, а голос — кошмар, Насколько всегда я был так ничтожен, Настолько же глуп я остался сейчас. Боль, она живёт во мне, Она моя сущность, мой луч во мгле, Боль, она сидит внутри, С силой терзает как ножом изнутри.» Всё что терзало его наконец-то вышло наружу. Оно лежало перед ним, написано им самим на пергаменте и чего то ожидало. Рон ещё раз перечитал что получилось. Может это конечно просто плацебо, но на душе действительно стало чуть легче. И он понял что пора что-то менять. Хватит тут сидеть и куковать у брата, нарушая их маленькую иддилию. Он отправится искать Гарри и Гермиону по всей стране, попутно убивая всех кто встретится у него на пути. Так он и себе лучше сделает, и Ордену пользу принесёт. Он обязательно вернётся к ним и все исправит. Он станет лучше, чем он когда либо был. И в тот же вечер из Делюминатора раздался голос. Голос Гермионы, звавший его. Голос, давший ему последний шанс и надежду. И срочно закидывая в рюкзак свои монатки и калякая записку для Билла, Рон твёрдо сказал себе что больше никогда не подведёт друзей так, как в ту чёртову ночь. Никогда.