Может быть, в этом и есть главная трагедия нашего поколения — слишком много этой дешевой радости. Так много радости, что хочется разреветься.
Мигель Грейс «Последняя осень Флойда Джеллиса»
***
Я никогда не питала особых иллюзий по поводу магии Нового Года. Все детство праздник так или иначе заканчивался тухло — после очередной ссоры пьяного отца и истеричной матери меня выгоняли спать уже к часу ночи (лет до 14-ти это продолжалось), а на утро обнаруживался средней паршивости кукольный набор или книжка какая-нибудь. Несмотря на ежегодные мои мольбы о наборах конструктора, а в последние годы еще и — заведомо безнадежные — просьбы купить комп. Считалось, что маме лучше знать, какие подарки мне нужны. Кстати, секрет Деда Мороза мне тоже довольно рано раскрыли, потому что «слишком обнаглела такие дорогие вещи просить». И уже в первом классе, пока все обсуждали свои письма ему, я помалкивала (о том, что это секрет, тоже предупредили) и думала: «вот бы ты все-таки существовал...». А с пятнадцати я стала регулярно отмечать то с друзьями, то со знакомыми, то с какой-нибудь тогдашней девушкой — лишь бы не дома. И конечно, подарки отошли на второй план. Вместо них намного сильнее будоражили теперь впечатления и новый опыт. И его, опыта, с каждым годом накапливалось все больше, это правда. Тогда же я начала понимать — жизнь не меняется, стоит курантам пробить двенадцать. Не меняется она и первого, и второго, и даже десятого января. Когда стало понятно, что главным обманом Нового Года все это время был не Дед Мороз, а вот эта неизменность жизни... Я перестала ждать. И чувствовать то самое «новогоднее настроение» перестала. Оно просто больше не приходило, потому что я ни на что не надеялась. И так я жила уже много лет. Но в этом году все будет иначе. Чувствую.***
— Ну что, неужели совсем никак не хочешь праздновать? — Мира складывала посуду, в которой готовила тесто для вафель, в посудомойку и хмурилась озадаченно. — Мы же раньше всегда куда-нибудь ходили... — Ну, раньше мне неловко было тебе говорить, что я его не люблю, — я наслаждалась вкусом вареной сгущенки, но не разговором. И все же держала себя в руках, не избегала. — Хм... — какое-то время Мира молчала, продолжая заниматься делом. — Ну-у... Я точно рада, что теперь тебе проще говорить со мной честно. Это очень приятно, что ты доверяешь. Но хочу прояснить, — она повернулась, посмотрела на меня и улыбнулась; сразу стало спокойнее, — Ты вообще ничего не хочешь? Украшение дома, подарки, дождаться 12-ти?.. Я задумалась. Представила, как мы с Мирой идем на базар за елочкой, держась за руки в одном из карманов; выбираем самую пышную и ароматную; кое-как затаскиваем ее домой и конечно же смеемся оттого, до чего удивленным будет наш котенок, когда впервые увидит настоящее дерево. Потом представила, какой красивой она могла бы стоять в новой гостиной... Мира наблюдала за мной, кажется, все это время. А еще успела сделать какао. — Нам нужно закончить ремонт срочно. Кажется, она шокирована. Но и я тоже. А все дело в том, что стоило мне сделать пару глотков какао, как в памяти четко и красочно показались несколько эпизодов: тот единственный новый год у бабушки с дедушкой, когда мы весь вечер играли в карты на конфеты (которые я таким же точно какао запивала), и за пару дней до этого — когда они достали с антресолей свои старинные, стеклянные игрушки, а я весь день старательно развешивала их по веточкам под чутким наблюдением, старалась найти самое лучшее место для каждой и подолгу потом рассматривала. Эти воспоминания разбудили во мне какие-то неведомые эмоции. Так что пока я торопливо пересказывала детали Мире, растрогавшись, заплакала. Не навзрыд и не в голос. А так, как иногда плачут от умиления перед котиком, или в чувстве благодарности. Благодарности дедушке с бабушкой за воспоминания. — И вот я точно помню, что эти игрушки забирала, когда мы их квартиру продавали. — Но я не помню ничего такого, Есюш, чтобы ты привозила с собой, — Мира задумалась и замерла с чашкой недопитого какао у приоткрытых губ. — Ты точно их... забирала? — добавила она нерешительно после паузы.***
Нет, ну они должны быть здесь. Две коробки. Точно должны быть. Я перебирала все коробки на балконах, проверяла ящики и шкафы в гардеробной, порылась даже в хаосе строительных материалов и деталей новой мебели, которые складировались вот уже почти год в углу комнаты, которая теперь однажды станет моей спальней — Мира начала ремонт дома еще до того, как я переехала, но как известно, закончить его намного сложнее, чем начать. Так вот игрушки словно сквозь землю провалились! Какая злая шутка у судьбы — стоило мне захотеть праздника, как он тут же спрятался. Я пошла в гардеробную по второму кругу — на этот раз, вооружившись стремянкой. Кое-как дотащила ее, установила возле первого шкафа. Ничего. Слезла, чуть сдвинула лестницу, забралась снова. Ничего. Пока спускалась, услышала заинтересованное «Мур-рк!» снизу. — Что ты, Бесик, хочешь мне помочь? — конечно, я не могла оставить его без внимания. Голубые глазки смотрели влюбленно и любопытно, а лапки уперлись в грудь, когда я решила его поднять и погладить. Обнимать его было очень приятно и успокаивающе. Но дело не ждет. До Нового Года чуть больше месяца, а у нас не то что елка не стоит, у нас еще конь не валялся! Ведь кроме елки нужно столько всего успеть... Докрасить стену, разобраться со светом, собрать книжный шкаф (а это не так-то просто, учитывая, что мы решили сделать это сами по собственному проекту). Потом, конечно же, расставить мебель и навести красоту. И только потом можно устраивать новый год. Да, можно было бы елочку и в пустой комнате поставить, и собрать такой рабоче-полевой стол возле нее (прямо на козлах, например). Но ни Мира, ни тем более я так не хотели. Поэтому снова и снова приходилось проверять каждый уголок верхних ящиков. Вот коробка из-под нового миксера, вот — несколько пар летней обуви, дальше скрученный в рулон старый ковер... А это что? «Мур-рк?» — Бесик залез по ступенькам до самого верха и внимательно следил за мной. Попыталась вытянуть поближе к краю потрепанную коробку: ее естественный картонный цвет и немного мятые уголки очень напоминали то, что я искала. В этот момент сбоку зацепилась небольшая, но в меру тяжелая коробочка из-под блендера — в ней что-то лежало. Коробка в одну сторону, кот — в другую... И не успели мы с Бесиком ничего понять, как на грохот и котеночьи вопли прибежала Мира: — Ты чего это, РЕШИЛА УБИТЬ НАШЕГО КОТА?! — она рассмеялась и взяла ошарашенного коробкой по голове Бесика на ручки. Он глядел на нее в ужасе, а она смеялась сочувственно и утешала его. Я проверила коробку, ради которой ему пришлось пережить столько страха. Сервиз. Тот самый сервиз, который разбился в последний момент, когда я собирала вещи после расставания с Аней. Который разбился из-за того, что она дернула меня за руку в попытке остановить, а я уронила коробку. В тот самый день, когда Мира попросила сходить с ней на похороны мамы. После которых мы оказались на поле в грозу. Где мы наконец набрались смелости признаться друг другу. А я ведь собиралась тогда в большой спешке... И много чего оставляла сознательно, потому что важнее было уехать быстрее, а не разделить имущество ровно пополам. Неужели... — Ты чего? — Мира коснулась моей ноги осторожно. — Кажется, дома их нет. Это звучало как приговор, и ощущалось как приговор. Еще несколько секунд, и я точно расплакалась бы или разозлилась. Но Мира как будто угадала, что грядет, и мягко скомандовала: — А ну-ка спускайся. Идем. Она дождалась, пока я уберу обе коробки — упавшую из-под блендера и с разбитым сервизом, — и спущусь. Не давая мне убрать стремянку на место, Мира мягко, но довольно крепко взяла меня за руку и спросила: — Подозреваю, тебе сейчас хочется поваляться и пообниматься? Если нет, скажи. Если да, можешь ничего не говорить, я уже почти утащила тебя на кроватку. Я улыбнулась. Какая же она все-таки хорошая. Мы дошли до ее — а до конца ремонта нашей — спальни, она утянула меня на мягкий широкий матрас и сразу закинула на бок ногу, а руками стала перебирать волосы и гладить голову, шею, спину. Я, как всегда, поплыла. Мира шептала ласково на ушко, иногда его легонько целуя: — Милая моя, хорошая… Так грустно тебе, нелегко… Я знаю, знаю. Ты справишься, золотце, точно справишься. Всё пройдет, и это пройдет, Есюш. Я ловила ее нежные поцелуи в щеки, вслушивалась в ровное дыхание и мерное биение сердца. Восхищалась ее силой и нежностью. Таким бесконечным запасом нежности, который как родниковый источник, не иссякал в ней никогда. Мы лежали так около часа, а потом она поехала по делам, а я отправилась готовить ужин. И думать, как вызволить из плена свои сокровища.***
Через пару дней наступили выходные — договорились красить стену и собирать шкаф. Решили делать это одновременно, поскольку и то, и другое планировали красить одной краской. Чтобы два раза не вставать, как говорится. За завтраком, еще раз поговорив с Мирой, я собралась с духом:Вы, 10:14
Привет. Может быть, ты не будешь рада получить это сообщение, но я решила все же попробовать. Обнаружила, что забыла украшения антикварные, которые мне от бабушки с дедушкой достались. Если возможно, я бы хотела их забрать.
Отправив, включила звук погромче и убрала телефон подальше — ответ получить, конечно, хотелось. Но после расставания — довольно эмоционального, надо сказать, с ее стороны — мы не разговаривали больше трех месяцев. И теперь немного потряхивало от страха. Мира обняла меня, когда выходили из кухни, и сказала: — Сейчас мы будем строить будущее, золотце. Не отвлекайся! — и ткнулась носом в щеку очень ласково.***
Я люблю запах краски. Поэтому перед тем, как приступить к работе, минут пять сидела на полу в обнимку с ведром и наслаждалась. А еще, конечно, обсуждала планы с Мирой. — Будем красить до угла или эту всю колонну тоже? — Мне кажется, лучше только одну сторону. Так логичнее будет. И кстати, — Мира разложила бруски на полу и села рядом, — Их тоже лучше покрасить до сборки. — Есть, капитан, — вместо ладони я приложила к виску кисточку. — Значит ты пилишь, а я крашу? Мира немного подумала о чем-то, потом кивнула, дотянулась до моей ноги и погладила. После этого сразу встала и отправилась за валиками. Ведь сначала нужно покрасить стену первым слоем, чтобы она успела высохнуть до вечера. Цвет для этой стены выбрали прекрасный — темно-зеленый, хвойный оттенок. Колеровали в магазине, и с того самого дня, как привезли домой, я мечтала скорее увидеть результат. Должно получиться так: акцентная стена в нашей гостиной-библиотеке, по которой будет идти довольно длинный, но неглубокий шкаф, с большим количеством открытых полочек под книги. А нижний ряд будет закрыт дверцами с круглыми металлическими ручками, которые я искала везде целый месяц, а нашла совершенно случайно в антикварной лавке. Напротив этого стеллажа будет диван и кресло, которое я пару недель назад сама перетягивала… В общем, да, мы решили оторваться по полной. И играем в ремонт, как в детстве в конструктор (ну, или в кукольный домик). Сначала красили молча, медитативно, а потом Мира вдруг решила мне сообщить: — До Нового года осталось двадцать два дня. — Это какой-то намек? — Скорее заход на разговор «не пора ли составлять меню и решать, как будем встречать?». Не знаю, откуда у нее столько радости. Но она так спокойно и нежно об этом говорит, что мне даже, на удивление, не мерзко и не грустно, как обычно. — Наверное, пора, — через какое-то время я ей ответила. — Но честно, пока я не чувствую никакого духа новогоднего, Мирош… — А что, если мы завтра вечером сходим на каток? Кажется, тебе нравилось раньше кататься, — она прервалась, но продолжила почти сразу: — Представь: тишина, ночь, мы одни. Над нами звезды, под нами метры воды. Разделим наушники на двоих, возьмемся за руки… Я буду тебя кружить! Мы будем танцевать и ловить друг друга… А потом, на какой-нибудь жу-утко романтичной песне, — ее рука с валиком остановилась, — Я медленно подъеду, — она стала подходить, изображая езду на коньках, — К тебе, — подошла вплотную, — И, — прижала к себе за талию, — Поцелу-у-уй, — это она мне прошептала в губы перед тем, как продемонстрировать. Когда Мирошка отпустила меня, очень захотелось рассмеяться. Ее игривый, добрый взгляд, нежность прикосновений, жар поцелуя, — все это очень смягчило меня. Я согласилась. И на каток, и на обсуждение праздника. А еще захотелось поскорее завтрашнего вечера.***
Гостиная получалась просто нереально восхитительной. У меня слов нет, чтобы ее описать такой, какая она в действительности. Все выходило ровно так, как мы и задумывали. И даже шкаф — такая громадина! — получилось собрать почти без косяков. Надо, конечно, отдать должное Мире, которая не первый раз с деревом работает и кое-что уже знала. А я много чего делала впервые, но притом весьма недурно. В общем, ремонт нам постепенно покорялся. Хотя оставалось преодолеть самое сложное, но и самое важное — освещение. А с ним были проблемы. Сами мы не могли это сделать, а мастер, с которым договаривались на эти и еще некоторые сложные работы… Ну, в общем, он пропал. Найти нового в такой короткий срок довольно непросто. Но мы решили попробовать. Поэтому весь обеденный перерыв, сидя в кафе «Тихоня» (да, я работаю там же и хожу есть туда же, где мы давным-давно познакомились с Мирой, когда еще были просто коллегами), я просматривала абсолютно все объявления в поисках подходящего человека. И конечно же, по закону жанра, никого не находила. Но паника пока не наступала, потому что впереди был почти месяц. Паника наступила через две недели, когда время таяло на глазах, а мы так и не решили вопрос с освещением.***
На очередных выходных решили поехать в магазин, чтобы заранее купить всё нужное — и съедобное, и несъедобное. Торговый центр ожидаемо был до того гипертрофированно веселым и праздничным, что мне даже подурнело от обилия украшений и натянутых улыбок на рекламных постерах. Вся эта «предновогодняя суета» снующих туда-сюда людей вокруг всё еще вызывала отторжение. Мира была спасительно спокойна, поэтому я почти не выпускала ее ладонь из рук и не оставалась одна надолго. Она была как круг, который мне, утопающей в этой лживой, дешевой радости, бросила судьба с корабля «Счастливая Жизнь». И я шла мимо бесконечных стеллажей с мишурой и гирляндами, не уставая молчаливо благодарить всех причастных к этой поистине счастливой случайности. Когда проходили мимо игрушек, Мира предложила купить новые, раз Аня так и не ответила. И я честно попыталась что-то выбрать. Но все они не шли ни в какое сравнение с теми, какие хранила моя память. Все они тоже были какими-то искусственными, дешевыми и фальшивыми. И вызывали отторжение. Мы вернулись домой поздно, с кучей пакетов, но без игрушек. Там были и продукты к столу, и подарки близким, и сладости, которые захотелось «вотпрямщас». Поднимать домой пришлось в несколько заходов. Спускаясь в лифте за остатками покупок, я вдруг ощутила ясно, как день: — Хочу еще на каток. Мира удивленно вскинула брови: совсем недавно мы ехали и обсуждали, как же сильно устали за день и скорее бы спатки. А тут такое. — Не знаю, Мирошк, вдруг захотелось… — Хорошо, — она тепло улыбнулась и поймала мою руку, ободряюще ее сжав. Кажется, ей хватило этих нескольких мгновений для того, чтобы всё решить. На счастье, коньки всё это время лежали в багажнике, а последние сумки с покупками не требовали особых условий хранения — можно было оставить в машине. Поэтому мы сразу же поехали в ближайший парк с прудом, где и катались в прошлый раз. С вечера шел снег, я старалась вести осторожнее. Мира подкармливала меня маршмеллоу с рук и периодически поглаживала по коленке, отчего неизменно вызывала мурашки. Приехали быстро. На катке снова никого не было. И это не удивительно, потому что парк-то богом забытый, и даже днем тут редко удавалось кого-нибудь встретить. А уж в половину двенадцатого ночи тем более. Мы надели коньки, поделили наушники и начали с какой-то миленькой фортепианной мелодии. Мира хорошо каталась, хотя иногда и спотыкалась. Ну а я… В свое время я отдала этому несколько лет детства. А потом повредила ногу и решила, что жить хочу больше, чем кататься. Поэтому теперь я почти ничего, что знала, не показывала и не пробовала. Поэтому мы просто кружились, расходились и сходились, ловили друг друга за руки и просто ехали рядом, наслаждаясь атмосферой, а не техникой. На смену фортепиано пришла Кэти Пэрри и почти одновременно с этим усилился снегопад. Я поймала Миру и стала тянуть ее вперед, пока сама ехала спиной. Она рассмеялась, когда я закинула голову, чтобы поймать языком снежинки. А потом тоже поймала парочку. Песня эта вызывала во мне очень бурные эмоции, поэтому ко второму припеву уже не хватало просто танцев — я глянула лукаво на любимую и запела в голос, совершенно не стесняясь: — I kissed a girl and I liked it, the taste of her cherry chapstick… Она явно не ожидала такого. А меня настолько наполнило этой атмосферой, ее присутствием и теплом рук, которое чувствовалось даже через варежки, что я как Кай, расколдованный после заклятья Снежной Королевы, вдруг почувствовала себя снова живой, здоровой девочкой. Мы кружились, пели и танцевали. Ловили снежинки языком и дарили их друг другу с поцелуями. Расставались, уезжая на противоположные берега, чтобы снова встретиться и закружиться. Мне нравилось держать ее за руки и за талию. Смотреть в глаза или утыкаться носом в мех на капюшоне пуховика. Казалось, счастливое будущее наступило окончательно и бесповоротно. Оказалось — показалось. Зазвонил телефон. «Аня». Я подняла глаза на Миру, и она сразу поняла, что мне нужно — одновременно кивнула поддерживающе и забрала наушник. — Алло? — Нашла. На балконе лежали. Можешь забирать. Голос у нее был каким-то странным. Вроде спокойный, размеренный, но что-то в нем зацепило меня. Как будто она на грани истерики. Ну, ожидаемо. — Когда можно приехать? — ДА хоть щас. — Ань. Сейчас ночь. — Тебе нужны они или нет? Если нет, я их выброшу нахер. Я не знала, что ответить. Типичная Аня, да. Следовало ожидать. Слишком я расслабилась в отношениях с Мирой… Не подготовилась. — Ну че? А то у меня это, хе-х, — что-то стеклянное на фоне слабо стукнулось; видимо, об бокал, — Вино есть. Можем отметить. Знаешь какой сегодня день? Ровно четыре месяца. Она почти выплюнула последние слова. И замолчала. Видимо, пила. — Але, гараж! Ты приедешь или нет? Я вдохнула поглубже: — Подожди минуту. Нужно подумать. Отключила голос и спросила уже у Миры: — Зовет сейчас приехать. Нашла, говорит. Но она уже в щи там. Вино предлагает, — я улыбнулась: это все было и жалко, и страшно, и смешно. — Ты хочешь? Можем вместе. Я тебе помогу ее успокоить, если придется. Вернулась к Ане: — Ок, через полчаса жди. И мы поехали.***
Аня сидела за столом в кухне и крутила в руках бокал. За окном стала слышна уже почти вьюга. Мы с Мирой стояли напротив нее и ждали ответа. — Есь, Мир… — она подняла глаза и вдруг прыснула. — Есь Мир! Вот это да. Хуйня какая случается, а? Это ты для меня была есь мир, ясно? Бросила, а теперь «хочу забрать, если возможно», — передразнила Аня. — Тьфу! Сука, восемь лет выбросить… Променять на это… На ЭТо! — Кхм, — Мира нахмурилась. — Ань, я знаю, тебе больно. Но я не собираюсь слушать оскорбления. — Давай мы просто заберем то, за чем пришли и пойдем. Аня гневно посмотрела на меня после этих слов. Но я держалась. Потому что Мира рядом. — Так и тебе, и нам будет легче. Поверь. — Да не будет мне легче, Есь! Не будет! Не хочу я тебя этой сучке отдавать. Брови Миры поползли вверх. Я замерла. Аня перевела мутный взгляд на нее и специально повторила: — Не хочу отдавать тебя этой су… — договорить она не успела, потому что уже получила звонкую пощечину от Миры. — Я не горжусь собой, чтоб ты знала, — сказала, повернувшись ко мне, пока брала мою бывшую за ворот футболки, — Но это уже было лишнее явно. — И после паузы обратилась уже к Ане: — Просто отдай и расстанемся с миром, Ань. Впервые я видела ее такой воинственной, жестокой и… горячей. Мне захотелось ее прямо там. Очень сильно.***
Мы отвоевали сокровища, очень бережно довезли их домой и, едва вторая коробка коснулась дном пола, я бросилась раздевать ее и уводить в кухню. Хотелось есть. А еще хотелось Миру, поэтому я решила совместить приятное с приятным: раздела нас наполовину, чтобы градус желания не спадал, сделала несколько тостов и села ей на колени, прижимаясь всем телом, есть. Она рассмеялась такому решению и всё целовала мне сзади плечи, а руками гладила бедра и бока. Это было даже горячее, чем секс после. Хотя и он тоже был ничего.***
Оставшиеся две недели мы искали мастера. К Новому Году случилось чудо. Нашлась девушка-электрик, которая готова была приехать тридцать первого (!), чтобы сделать нам, наконец, свет. Всё вместе это действительно звучало, как новогоднее чудо. Но Мира настаивала, что не шутит. И что Вера (так эту девушку зовут) не просто существует, но и придет утром. Вера эта оказалась очень приятной женщиной. И ее так восхитила наша история, что когда она узнала, чем мы собираемся заниматься оставшееся время (заносить и собирать мебель, украшать елку и готовить праздничный ужин), она вызвалась помочь нам со всем этим за такую скромную плату, что практически даром. Мы втроем собирали шикарный огромный диван, расставляли по всем углам цветы, вносили стол. Потом она пошла за елкой, пока мы готовили. Бесик ожидаемо был шокирован ароматом и весь вечер водил вокруг елочки хороводы. Потом мы ее украшали (выбрала Вера отличную, ровную и пушистую) моими сокровищами. Они как по-волшебству сочетались с интерьером, хотя в теории не должны были. Но «новогоднее настроение» и ощущение приближающегося чуда кардинально меняли мое восприятие. Я даже включила «Иронию судьбы», пока резала оливье. — Есь, Мир… — я услышала голос Веры из гостиной. А что она сказала дальше, не услышала. Потому что в голове зашумело: «Ты для меня весь мир! Весь мир!». А я подумала, взглянув на Миру: теперь это ты для меня — весь мир? Нет. Теперь уже точно нет. Весь мир для меня теперь — весь мир. Полный чудес, которые случаются не с боем курантов, и не первого, не второго и даже не десятого января. А тогда, когда я в них верю.