Ночь

Связаться с кумо — равно подписать себе смертный приговор. Он прекрасно это понимал. Они красивы, как лунный свет. Желанны, как вода. И непостижимы, как время. Но сопротивляться её мощи так приятно. Когда она, так легко и ласково, гладила его по седым сухим волосам, перебирая пряди меж ладонями. Прикасалась к скуле, шее, мышцам грудей. Размазывая свою бордовую помаду на его губах, она шептала то, что так хотелось услышать от неё. Эта женщина теперь всегда будет желанным гостем главы клана Наито. Она приходила только поздним вечером или ночью. Ей меньше всего хотелось, чтобы хоть кто-то стал свидетелем её с колдуном похождений. Он всегда радушно её провожал, и сразу же ставил себе горячий чай, а ей миску с вкусностями. Всё-таки, никакой человек не сможет перебить её любовь к еде. Их трапеза начиналась с разговоров. Ёкай говорила много, искренне и иногда слишком прямолинейно. Хоть дворцовая жизнь и приучила её к манерам и покорности, она не могла не высказать свое недовольство или удивление чему-то. Он слушал её, моментами, сумбурную речь и даже умилялся этой особенности паучихи. В пещере ей было одиноко, не было кому выговориться столько лет. А он готов слушать и внимать её хоть вечность. Вдоволь наговорившись и вкусно поев, она начинала расспрашивать о нём. Даже на самые банальные вопросы дзёнин отвечал с сдержанностью и некой гордостью. И ей это нравилось. Но когда она клала свою руку ему на бедро, он только лихорадочно подбирал слова. Когда тянулась к нему, будоража его слух своими сладкими словами. Она слишком манящая, до невозможности. Уже такие родные и уверенные губы касались её щёки, мочки уха. Руки блуждали по плечам, отодвигая складки светло-зелёного кимоно, оголяя ключицы. Пока она нетерпеливо развязывала пояс хакама. Его движения на её коже приводили её в восхищение, безумство. Когда с преградой на его бедрах было покончено, он аккуратно начинал снимать с неё слои одежд. Сперва многослойные кимоно, потом и нагадзюбан спал с тела девушки. Нагота друг друга уже не смущала их. В который раз за ночь она целовала его. Безудержно, страстно, грубо, нежно. А он отвечал ей тем же в стократном размере, касаясь чистыми бинтами её талии. Дыхание дзёнина сбивалось от бесстыдных ласк его возлюбленной. Зная его слабые места, ей с лёгкостью удавалось брать этого холодного и сдержанного мужчину в свои лапы. Она наслаждалась тем, что ему хорошо. Он же тихо гладил её талию и ягодицы, поддерживая, направляя. Черные волосы упали вперёд, закрывая глаза девушки. Он заправил их за ушко. Снова поцелуи, как глоток воды в пустыне. Руки колдуна медленно опускались ниже, заставляя её резко вскрикнуть от удовольствия. То аккуратно, до дрожи в ногах, то настолько сильно, что не хватало воздуха. Видеть, как она тает от его прикосновений — самый большой подарок для него. Оперевшись руками за его плечи, она опустилась на него. Тонким голоском прорезался из её уст стон. Мужчина же просто уткнулся ей в ключицу, стараясь выровнять дыхание. Пара секунд передышки, и девушка делает робкое движения тазом. И ещё одно. Найдя ритм, толчки стали ровнее и жёстче. Каждое движение заставляло их забыться в друг друге, утопая в распутном танце. Ещё быстрее, ещё громче. Как синхронные струны сямисэна звучали их стоны в ночной тишине. Его — тихие, томные, и её — громкие и звонкие. Их музыка страсти. Её ноги затряслись и упали на холодную постель. Дойдя до пика, он тихо застонал, падая рядом на подушки и за талию притянув ёкая к себе. Засыпать в объятиях один одного им обоим было легче. Он на пару часов забывал что жизни сотни людей в его руках, и что его ждёт кипа бумаг на столе. А она, что, вообще-то, колдун должен был давно умереть. Её природа такова. Но видимо, ей слишком сильно приглянулся этот смертный. Может, она даже поняла, каково её сестрице. Такао и Сино-Одори мирно спали вдвоем, пока за горизонт не поднималось солнце. Тогда она осторожно вставала, на прощание ставила на его щеке след помады, одевалась и уходила в пещеру. Но она точно знала, что опять прийдёт к нему в ночи́, и они опять будут пить чай и есть вкусности.